Поселились Сонья с мужем неподалеку от баронских деревень, в ладном домике. Завели они крепкое хозяйство и зажили мирно и счастливо. Божественный огонь горел в дворянской крови Соньи, магического ее таланта вполне хватало на то, чтобы лечить местных да и себе мелкую удачу приваживать: вроде обильного урожая в поле и огороде и густого промысла для мужа, не оставившего своего лесного дела… Пошли у них дети, как полагается. Пять девочек родила Сонья, а красоты не утратила, поддерживая ее силой своей магии.
Но не суждено было ей прожить до старости в мирной благодати. Споткнулось колесо ее судьбы. Споткнулось и завертелось в обратную сторону.
Любимый муж ее нарвался в лесу на матерого вепря; вепря-то убил, но сам не уберегся – распорола зверюга клыками мужчине бедро. Еле-еле добрался он до родного жилища, упал на пороге. Могла бы спасти Сонья мужа, да, на беду, не оказалось ее дома, пользовала приболевшую козу на соседском хуторе. Истек кровью охотник. И умер.
Велико было горе женщины, не знала она, как с этим горем справиться, не умела она с горем справляться. Всю жизнь берегла от несчастий и бед Сонью судьба, муж берег ее и серебро отца-барона. А оставшись одна в перевернутом мире, Сонья принялась за то, чего в таких случаях делать никак нельзя. Стала она винить в произошедшем: и себя, что не осталась в тот день дома; и живучего вепря; и соседа с его треклятой, так не вовремя разболевшейся козой; и дочек, что только плакали от страха при виде истекающего кровью отца, не догадавшись вовремя бежать за помощью…
Взмолилась она Сестрам-помощницам: верните мужа!
Не ответили ей Сестры-помощницы, ибо законы бытия нерушимы. И никому не позволено возвращать людей из царства мертвых.
И тогда обратилась Сонья к Сумрачным сестрам. Достало у нее для этого знаний и сил.
И Сумрачные сестры отозвались. Научили обезумевшую от отчаяния женщину, что предпринять. А когда открылось Сонье, что ей нужно сделать, ужаснулась она – чересчур высока цена оказалась за чудо воскрешения. Но отступиться женщина уже не могла. Когда перед нами открывается возможность получить то, что мы больше всего на свете желаем, разве мы можем устоять?..
Пять дочерей было у нее, пять девочек. Всех забрала она с собой в лес. Целую ночь окрестные хутора не спали, слушая детские крики, стоны и плач. Самые смелые даже высунули носы в окна – чтобы увидеть отблески мечущегося за ветвями черных деревьев зловещего алого пламени. Под утро те, кто смог заснуть в ту ночь, подскочили в кроватях, разбуженные длинным чудовищным, разрывающим душу воем.
И все кончилось.
Три дня сидела Сонья одна в своем опустевшем доме. Местные не решались навестить ее. А на четвертый день муж-охотник постучался к Сонье в дверь. Постучался рукой, перепачканной свежей кладбищенской землей.
Конечно, обманули Сонью Сумрачные сестры. Ибо законы бытия нерушимы, и никому не позволено возвращать людей из царства мертвых.
С виду муж был тем самым, прежним. А внутри совсем другим. Звериную душу подсунули Сумрачные сестры в человеческую оболочку. Не говорил мужчина, и человечьего языка не понимал. И человечью пищу не признавал. Сначала за деревенской скотиной охотился, а затем и за людей принялся. Но людей не всех жрал, нет. Каких жрал, а каких просто кусал, пуская в кровь отравленную Тьмой слюну. И укушенные им люди становились такими же, как он – с виду людьми, а на самом деле кровожадными зверями.
Поднялся над теми краями вой и зубовный скрежет. Десятки обращенных рыскали по округе, наводя ужас и сея смерть. Едва-едва удалось баронским ратникам навести порядок. Больше тысячи людей погибли, с полсотни деревень и хуторов сожгли: на всякий случай. Чтоб Темная зараза, упаси боги, дальше не распространилась. И только улеглось все, стали, как водится, виноватых искать. И первым делом, само собой, вспомнили о Сонье. А Соньи-то уже и не было. Пуст был ее домик. А Сонья тем временем отправилась в ту самую далекую молельню, куда отдали ее несмышленым ребенком. Шла она не скрываясь. Не останавливаясь, чтобы поесть-попить и отдохнуть. Ужас осознания произошедшего гнал ее вперед, не отпуская ни на секунду. Да, шла она в молельню. А куда ей было еще идти? Барон-отец скончался от сердечного удара в самый разгар боев с обращенными, да и разве нашел бы он в себе силы принять дочь-преступницу?
Перехватили Сонью всего-то в полудне пути от молельни. Она и не сопротивлялась. Она вроде бы даже и рада была, что ее настигли, что не надо больше никуда идти, что кончился ее скорбный путь.
И стали думать, что с ней делать. Какую такую муку выдумать, чтоб была равноценной тому каскаду кошмаров, что она обрушила на их земли? Какую казнь изобрести, чтоб хотя бы примерно соответствовала совершенным ею чудовищным преступлениям?
Думали-думали и не придумали. Решили послать за матерью-настоятельницей, пусть мать-настоятельница спросит совета у Сестер-помощниц. Послали, спросили. «Приговор уже вынесен, – таков был ответ матери-настоятельницы, – и казнь свершена. Мы будем молиться за великую грешницу, ибо это есть воля Сестер-помощниц».
Удивились посланники и пошли обратно. А пока шли, говорили меж собой… и кое о чем начали догадываться. А чтоб подтвердить свои догадки, вернувшись, развязали Сонью и дали ей в руки меч.
Женщина равнодушно приняла оружие, повернула его острием к себе движением привычным, приноровленным – и ударила себя в грудь.
Сломался клинок.
Тогда поняли, какая казнь уготована женщине за дерзновенную попытку преступить законы бытия, за совершенные ужасные злодеяния. Никогда Сонье не соединиться с тем, кого она любила больше жизни. Потому что нет ей дороги в царство мертвых. Вечно ей скитаться по земле в тщетной попытке сбежать от воспоминаний о содеянном. Поистине справедливой посчитали люди эту казнь.
Сестры-помощницы наказали Сонью бессмертием.
Не ради мести вовсе, а в предостережение тем, кто осмеливается бунтовать против существующего порядка вещей.
Отступили люди от Соньи, оставили ее одну. И врата молельни перед Соньей не открылись.
Направилась она по ту сторону Драконьей гряды. В Тухлую Топь, все на восток, на восток, туда, где сильна Тьма. Ибо магия Света ведает жизнью, а магия Тьмы – смертью. Говорят, выстроила себе Сонья Дом в самом сердце Тухлой Топи. И вот уже сотни лет изучает Тьму, чтобы разгадать секрет: как переступить порог между миром живых и миром мертвых. Ни один чернокнижник, ни один проклятый колдун, покровительствуемый Сумрачными сестрами, не знает о магии Тьмы столько, сколько постигла за долгие-долгие годы изгнания Сонья. А главный секрет все не открывается ей. И неизвестно, откроется ли когда?..
– Вы слышали когда-нибудь что-нибудь о Доме Соньи?
– Да, – ответил Эвин. – Насколько я понимаю, вам нужно, чтобы мы отыскали Дом?
– Нужно, – согласился Аксель. – Очень нужно. Но не только мне. Всему Арвендейлу. Всему миру людей.
– Ну, раз нужно, тогда отыщем! – беспечно заявил Тони Бельмо. – Где наша ни пропадала!
Мартин посмотрел на Эвина, Эвин посмотрел на Тони. И усмехнулся.
– Если верить легенде, – сказал юноша, – Сонья возвела свой Дом в самом сердце Тухлой Топи…
– И что? Ты же Полуночный Егерь. Ты эту Топь вдоль и поперек исходил. Мы целый день продержались здесь вот в этих вот штуках… – он позвенел своими цепями, – голышом и безо всякого оружия. А если согласимся отправиться на поиски, железяки с нас снимут, да? – Тони стрельнул глазами в сторону Акселя. – И барахлишка кой-какого дадут, ага?
– Несомненно, – кивнул Аксель.
– А что, – деловито осведомился Рамси Лютый, – нельзя вот через такой же портал в этот Дом попасть? Обязательно пехом туда переть?
Аксель посмотрел на него с жалостью:
– Было б это возможно, разве я стал усложнять себе жизнь?
– Я согласен, – гукнул Цыпа.
Стю Одноглазый ничего не сказал. Хмуро пожал плечами, неприязненно глядя на Акселя, которого, кажется, с момента первой встречи по понятной причине люто невзлюбил, как и Эвина.
– Тихоня? – снова обратился к юноше Мартин Ухорез. Тот опять усмехнулся:
– Он не понимает. И ты не понимаешь. И ни один из вас не понимает. И… дядюшка Аксель не понимает. За все время, когда люди первый раз ступили по эту сторону Драконьей гряды, никто и никогда не заходил дальше Мертвого Омута.
– Что за Омут?
– Он – в недели пути на восток отсюда. Только сам я этого Омута ни разу не видел. Уже более ста лет Егеря не отдаляются от Пасти дальше чем на три-четыре дня пути. А что там, за Мертвым Омутом, никто не знает. Ни один из отрядов братьев-Егерей, каким бы ни был многочисленным, хорошо вооруженным и подготовленным, никогда не пересекал Омута. Нам лишь одно известно: территория, лежащая между Пастью и Омутом, – ничтожная часть всей территории Тухлой Топи. Вот и все. А Дом Соньи – если он, конечно, вообще существует, – лежит далеко за Мертвым Омутом…
– Если мы откажемся от твоего предложения… – начал Мартин, повернувшись от Эвина к Акселю.
– Я немедленно удалюсь, и вы меня больше никогда не увидите, – сказал Аксель. – И, боюсь, вы вообще ничего и никого больше никогда не увидите…
– А если согласимся?
– Я сниму с вас кандалы и дам все, что необходимо для долгого перехода по Тухлой Топи.
– Ну, это само собой, – снова встрял Тони. – Не с голым задом же нам по твоим делам мотаться. А потом что? Когда мы этот Дом отыщем?..
– Мне положительно нравится твой оптимизм, – улыбнулся Аксель. – Потом, когда вы отыщете Дом Соньи, я отправлю вас в любое место Империи, какое пожелаете. За исключением, естественно, Арвендейла.
– Идет, – быстро сказал Рамси Лютый.
– По рукам, – буркнул Цыпа Рви-Пополам.
– Хитрые вы, дворянчики! – скривился Стю Одноглазый. – Добраться до сердца Тухлой Топи! На такое предприятие ни один нормальный человек ни за какие деньги не подпишется. Это ж… Все равно что у гацан украсть – бессмысленно и смертельно опасно. А у нас выбора нет. Ловко… Не удивлюсь, если ты все специально подстроил с самого начала…