Старик опять огляделся по сторонам и тихонько похихикал:
– В том-то и дело!.. Элиан его звали – старшего виконта. Элиан!
– И что не так было с этим Элианом?
– А все с ними было так! – прищурился одноногий – До определенного момента. Пацан как пацан. Только уж слишком надменный, даже для дворянина. Всех ниже себя считал. Ну, кроме отца, разве что. Мол, род Стальных Орлов самый славный среди других благородных родов, а сэр Адам Сторм – самый выдающийся среди Стормов. И он, Элиан, лишь один своего родителя достоин. Дядюшек, Альву и Акселя, он под стать отцу не полагал. И на братьев свысока смотрел, потому что они младше его. А уж на сестер двоюродных, дочерей сэра Альвы, пф-ф… Дескать, что с девчонок взять. И вот представь, малый, как для пацана тяжело было осознать, что замок родовой, наследный – дядюшке Альве достался. И что хозяйничают в покоях Утренней Звезды его кузины, которых он шпынять привык. А с ним, с юным виконтом Элианом Стормом, никто особо и не считается. Даже слуги – в первую очередь перед его кузинами гнутся. Потому что старых слуг почти и не осталось. А тут еще и воспитатель исчез. А тут еще и братья замок покинули кто куда… Остался он один. Новый воспитатель Элиану не поглянулся: раньше виконта учили мечом владеть, а теперь – вилкой и ножом за столом. Раньше ему предания о подвигах великих предков читали, а теперь – цифирки складывать заставляют. Элиан брыкаться стал, а не тут-то было. Дядюшка Альва приказал его в строгости держать и спуску не давать. Тут пацан и взбунтовался. Прежде всего он на воспитателя своего зло затаил, в котором причину своих бед видел – ну, ребенок же несмышленый. Очень уж ему хотелось воспитателю насолить. И насолил! Почти что в прямом смысле слова. Вот как дело было… Амулета, позволяющего беспрепятственно проникать в любой закоулок замка, у Элиана отнять не осмелились. Сначала – не осмелились, а потом забыли. И оченно зря сделали. Ой, что из этого получилось!.. Удивительно, как иногда из-за какой-то незначительной малости самые страшные катастрофы происходят…
– Ну? Ну? – поторопил рассказчика увлекшийся историей Кэйлин.
– Вот те и ну! Пробрался виконт к покои придворного мага. Мастера Алвиса. Видал, такой, с пятном на лбу? Эта отметина у него тоже с Кровавой Субботы осталась. Вот, значит… Покопался Элиан на полках, стянул снадобье, хитрый порошок – который тяжелобольным дают, чтобы жизнь в них возродить. Помирающим этот порошок помогает, а вот здоровым его нипочем употреблять нельзя. Вроде как здоровые от него беситься начинают, как коты от кошачьей мяты… И представь себе, малый… В разгаре званый обед. Во главе стола, конечно, сэр Альва. Рядом его приближенные, важные вельможи. Подальше гости, тоже дворяне не из последних. Еще дальше дочери Альвы с дамами-наставницами. А уж в самом конце стола виконт Элиан со своим воспитателем. И, улучив момент, сыпанул пацан воспитателю в блюдо щепотку хитрого порошка – который от соли отличить нельзя было. Сыпанул и ждет злорадно, когда же воспитатель, всегда такой чопорный и строгий, чудить начнет… И надо же было такому случиться, что как раз в тот момент виконтесса Сенга обронила ложку под стол. Допустил бы такую оплошность Элиан, его бы тут же выслали вон. А виконтессу дама-наставница лишь легонько пожурила…
Старик выдержал интригующую паузу, опорожнил кружку, погладил бороду, словно дожидаясь того сладкого момента, когда слушатель, изнывая от нетерпения, не поторопит его…
– Ну?!
– И тут воспитатель юного виконта ка-ак вскочит! Ка-ак примется вопить да ногами дрыгать! Да ка-ак прыгнет на стол, сшибая блюда, миски и кувшины! Да как пустится оплеухи виконтессе Сенге отвешивать!..
– Эка!.. – раскрыл рот Кэйлин, представив себе сцену.
– Во-во, малый! Что тут началось! Дамы в обморок валятся пачками! Сенга в истерике! Гости вопят! Вельможи за мечи хватаются! Стража вокруг стола бегает, алебардами пытается обезумевшего воспитателя достать… Тот визжит и не дается, оленьей ногой жареной отмахивается! Сам сэр Альва подмогу кличет! Шум, гам! Светопреставление! Один Элиан смеется-заливается, довольный… Ну, воспитателя, конечно, прямо в зале в мелкую стружку покрошили. А потом, когда все понемногу успокоилось, за юного виконта взялись. Быстро догадались, что к чему. Да Элиан и отпираться не стал, не таков он был… Сэр Альва, вне себя от гнева праведного, велел запереть его в покоях, пока наказание попричудливей выдумает. А перед тем как запереть, распорядился выпороть виконта. Розгами! На Черном дворе! Как конюха какого-нибудь!
– Гляди-ка! – свистнул Кэйлин разливая в кружки остатки вина. – И какое же наказание сэр Альва выдумал?
– Да погоди ты, малый! Какое же он наказание мог выдумать страшнее, чем то, которому уже Элиана-гордеца подверг? Это для нас розгами получить – плевое дело. Отряхнемся и дальше пойдем. Шкура крепче будет. А для юного виконта… На Черном дворе! Да при всей челяди! Наследника Утренней Звезды розгами полосуют! Элиана-гордеца!.. Когда пороли, он не крикнул ни разу. Когда его в покои волокли со спиной исполосованной, ни слезинки не проронил. Ужин ему принесли, он до него даже не притронулся. Сэру Альве о том донесли, он не разжалобился. Сказал: мол, ничего. Утром опомнится, прощения просить будет… Ан совсем не так вышло…
– А что вышло-то? Что? – Кэйлин поерзал на стуле. – Вот нудный старик, тянет-тянет, досказать не может толком!
– Тот званый обед был как раз в пятницу, малый. А ровно в полночь пятница сменилась субботой. Кровавой Субботой, малый!
…Его заперли в собственной комнате, но по ощущениям – ровно как в темнице. Стражник захлопнул дверь, тут же скрежетнув ключом в замке.
И стало тихо.
Ну, не совсем…
За дверью стучали шаги, то далеко, то близко. Вот кто-то кого-то окликнул. Вот лязгнули доспехи стражника, поставленного здесь на караул, послышался его кашель…
За окном голосил Черный двор. Можно было даже разобрать отдельные возбужденные голоса челяди, видимо, взахлеб обсуждавшей, как вот только что его – Элиана Сторма, сына Адама Сторма из рода Стальных Орлов – порол розгами придворный заплечных дел мастер.
Глаза Элиана вновь наполнились злыми слезами. Но он и сейчас не дал им пролиться. Не дождутся! Он огляделся. Один, совсем один… В этот момент он очень ясно осознавал свое одиночество: вот он, Элиан Сторм, накрепко закрыт в этих стенах. А там – за стенами – весь остальной мир. Враждебный и чужой… И все, больше ничего нет.
О, как он их ненавидел! Всех, всех… От дядюшки Альвы и противных кузин – до самого последнего холопа. Никто не заступился за него, никто! Да и кто заступится? Родной дом – уже давно не дом. Все здесь изменилось, все стало чужим. И все, что осталось от старой Утренней Звезды, настоящей Утренней Звезды, – это он сам.
Да и его скоро изведут. Вывезут куда-нибудь потихоньку и забудут.
Как раньше его младших братьев, Эвина и Эдгарда.
Ну, нет! Может, с младшими у дядюшки Альвы получилось, а вот с ним этот номер не пройдет! Не на того напал! Утренняя Звезда – его дом! И он будет сражаться за него до последнего!
Но как?..
Элиан метался в запертой комнате, будто затравленный зверек. Он строил планы мести, один другого страшнее, но каждый очередной план рушился, словно башня из песка. В самом деле, что ты можешь противопоставить своим врагами, если ты один против всех и тебе только девять лет?..
Когда ночь стянула небо чернотой и угомонился проклятый Черный двор под окном, он выдохся.
Он опустился на пол, обнял колени и наконец заплакал. И эта минутная слабость неожиданно помогла. Выплакавшись, он успокоился. И само по себе пришло ему на ум старинное семейное предание, за давностью лет превратившееся в сказку и последними поколениями уже иначе, как сказка, не воспринимаемое.
Мол, давным-давно боги даровали его предкам способность призывать Стального Орла, раз в жизни, когда Сторм попадал в безвыходную ситуацию. Конечно, никто из рода Элиана не мог припомнить случая, когда Стальной Орел действительно призывался, но формула Призыва – такой же привычный атрибут семьи, как герб или имя – по семейной традиции заучивалась каждым Стормом едва ли не с младенчества и крепко держалась в памяти до самой смерти.
И Элиан Сторм ухватился за эту самую распоследнюю, нелепую соломинку.
Со всей детской страстной верой, сжимая кулаки, дрожа от болезненной ненависти к врагами, произнес он древнюю формулу Призыва.
Произнес и застыл у окна, вглядываясь мокрыми еще глазами в глухую ночную темь.
И вскоре услышал мерное, далекое еще хлопанье гигантских крыльев…
– Во-о… – протянул Кэйлин, когда одноногий старик замолчал, чтобы смочить пересохшее горло глотком вина. – Дела-а… Ну, а дальше-то? Дальше что было? Прилетел этот Стальной Орел – и что?
– Прилетел-то прилетел, – отозвался старик. – Только ни хрена не Орел.
– Как это?
– А так. Видно, очень уж черная злость переполняла Элиана, что формула Призыва сработала… не так, как надо. Или – наоборот – так, как надо?.. В общем, малый, я в магических премудростях не силен. Я вот что думаю: скорее всего, сказка про Стального Орла была действительно сказкой. А формула, если в нее достаточно маны вложить, самой настоящей. Вот и откликнулась на Призыв тварь, которая больше на того Орла была похожа…
Старик сглотнул и шепотом продолжил:
– Я сам не видел, другие видели. Прилетело к замку чудище вроде дракона, только шерстью покрытое… Такое громадное, что одним крылом целую улицу накрыть могло! Зубищи – как клинки мечей! Глазищи – как… как окна в горящем доме!
– Да хватит заливать-то! Откуда ж такая уродина взялась?
– Как это откуда? – удивился одноногий. – Из Тухлой Топи. Откуда ж еще Темные твари берутся? Оттуда прилетела, туда и улетела. И Элиана с собой забрала… Вот тогда-то все и началось…
Одноногий снова замолчал. Сухое лицо его осунулось и побледнело, стало одним цветом с седой бородой. Против своей воли погрузился он в воспоминания, которые, видно, гнал от себя последние одиннадцать лет.