– Где Хека?
Оказалось, что никто не знает. Со вчерашнего вечера колдуна не видели в храме. Домашние слуги не знают, где их господин, у них справлялись уже несколько раз.
– Может, он во дворце Камоса?
Выяснилось, что туда уже посылали. В этом месте Са-Ра опять вздохнул.
– Что там такое? – недовольно поинтересовался Аменемхет.
Оказалось, что два постоянных припостельных лекаря номарха схвачены. Это удалось выяснить через подкупленных слуг, но однорукого там тоже никто не видел.
– Схвачены? – Аменемхет поежился. Неприятности продолжали сыпаться на его голову. Что это означает – схвачены? Камос обо всем догадался?! Что его болезни возникают не сами по себе, но он вкушает их из рук храмовых лекарей, то есть из рук доброго и умного верховного жреца!
– Где Хека?! – вскрикнул Аменемхет, но тут же осекся, ибо сам с неожиданной ясностью понял где. Достаточно было представить, что этот негодяй переметнулся в лагерь номархов, и тогда все, вся эта безумная картина последней ночи и последнего дня вдруг обретает смысл. Понятно, почему конные сотни оказались в роще, понятно, почему Яхмос выслал целый полк против них. Почему схвачены лекари Камоса, и подавно понятно. Предательство – громоздкая вещь, ее невозможно долго скрывать.
Тогда нужно договариваться с братьями.
Почему это возможно? Потому что он еще никогда не пробовал этого делать, значит, не натыкался на отказ. Он относился к ним, как к мальчишкам. Один строптивый, другой послушный. Он смотрел на них сверху вниз. Строптивого это раздражало всегда, послушный обиделся только сейчас, и они на этом сойдутся. Их молодые сердца кипят, и они прикидывают, как бы отомстить ему за гордыню. А он предложит им полноценный союз. Не ради друг друга, но против общего недруга. Союз на их условиях. То, что он способен хоть в чем-то уступить, ошеломит мальчишек. Болезнь Камоса – происки Хеки. Насколько в это будет поверено, неважно. Любовь Камоса он не надеется сохранить, а доверие Яхмоса приобрести. Достаточно, что у них общий враг, они друг другу полезны теперь.
Надо немедленно отправить Камосу послание с объяснениями и обвинениями. Если поставить рядом возвышенное слово верховного жреца Амона-Ра и суетливое слово однорукого колдуна, чье над чьим возвысится? И есть к тому же в запасе кое-что для торговли с номархами в будущем. Земные пути он, может статься, готов отчасти уступить братьям, но тайная гробница должна быть достроена!
– Где Пианхи?
Са-Ра молчал.
– Где Пианхи?!
Са-Ра развел руками.
За ним послано, но его тоже никак не могут отыскать. Ни дома, ни на пристани, ни в храме.
Аменемхет остановился, отчетливо осознав, что все это уже не имеет значения. Есть ведь у него и другие писцы, а с этой историей можно будет разобраться потом, на досуге. Пока же надо собраться со всеми своими силами и аргументами.
– Приведи ко мне «царского брата».
Его дом – слишком ненадежное место, надо доставить сюда, где в подвалах найдется хорошая камера с толстыми каменными стенами и надежными запорами. В обмен на этого нечистого можно получить от братьев все, что необходимо. Все!!! В конце концов, он предлагает им немало вместе с этим серолицым – весь мир.
– Как он там, кстати? – поинтересовался Аменемхет, подразумевая Мегилу.
Ответом ему было неуверенное пожимание плечами.
– Что это значит?
– Его редко удается увидеть. Во дворе он почти не появляется, в бассейне искупался только раз, после прибытия. Что ест – непонятно.
– А слуги? Дети?
– Они там, – неуверенно сказал Са-Ра. – Понять, что происходит в доме, глядя издалека, нельзя. А влезать внутрь, за ограду, не велено.
– Приведи мне его. Возьми сколько хочешь народа. Если будет сопротивляться, покалечь, но не убивай. Он мне может очень скоро понадобиться. И позаботься о том, чтобы об этом никто не прознал.
В дверном проеме показалась маленькая, неуверенная человеческая фигурка. Она приближалась, торопливо семеня тонкими ногами, чуть наклонив голову вперед, как делают все храмовые служители. Когда человек приблизился, Аменемхет недовольно поинтересовался:
– Где же твой папирус? – Он решил, что это явился новый писец вместо Пианхи. Человек упал на колени и что-то забормотал под нос.
Са-Ра пришлось наклониться к ничтожному, чтобы разобрать его речь. Услышанное так потрясло его, что он с трудом разогнулся.
– Что еще?!
Голос верховного жреца был страшен. Са-Ра молчал, его выпученные глаза едва заметно отсвечивали в храмовом сумраке. Он не смел предъявить своему господину слова, только что поднятые с пола. Понятно, почему никто из младших жрецов не решился явиться перед Аменемхетом с этим сообщением. Удалось заставить только этого полувменяемого, да и то под угрозой сотни палок на его спину. И он приказанное исполнил. Пролепетал, лежа щекой на прохладном камне, что номархи Камос и Яхмос вместе с войском стоят у южных ворот храма и требуют, чтобы верховный жрец впустил их.
– Где же гиксосы? – поинтересовался Аменемхет. На мгновение его тонущее сознание вцепилось в эту щепку.
– Отошли без боя.
– Уже второй раз!
Са-Ра преданно смотрел на господина. Взгляд его говорил – прикажи, и я один выйду против этого войска и разметаю его.
Аменемхет медленно поворачивался вокруг своей оси, словно окидывая мыслью вновь и вновь обновляющуюся картину событий:
– Передай, что я впущу их. Но не с войском, как они хотят, а с ближней лишь охраной. И не прямо сейчас, а после богослужения.
– Сколько оно займет? – спросил Са-Ра.
– Только он, бог таинственный, знает, когда он даст ответ на почтительное вопрошание, что будет к нему обращено.
– Нет, – остановил тронувшегося с места Са-Ра Аменемхет, – скажи, что служба уже идет, и я на коленях пред наосом и вот-вот должен увидеть статую. Они на площади перед воротами?
Лежащий, несмотря на свое слишком уж неловкое положение, закивал:
– Да, на площади, на площади.
– Пусть ждут. Пусть возводят походный шатер и прикажут солдатам искать тень.
– А если они не захотят ждать? – спросил Са-Ра.
– Войти силой они не посмеют. Или тогда ничего уже не имеет значения, и мир рухнул, и нам нет места ни здесь, ни в вечной жизни.
Гигант сделал несколько шагов к выходу, но был снова остановлен:
– Нет, ты к ним не пойдешь. Пошли пророка Нутеру. Воины «Летящих стрел» знают его. А ты доставь мне Мегилу, мне нужен Мегила!
Осел, запряженный в повозку с огородной зеленью, задумчиво цокая маленькими копытами, тащился вдоль раскаленной длинной улицы, что шла почти параллельно руслу реки в сторону отлично различимых на фоне белого неба посверкивающих полированными гранями пилонов храма Амона-Ра.
Утверждалось самое разное. Что умер царь Авариса и, одновременно, что он одолел врага иноземного, и оба события должны были каким-то образом иметь одно следствие: снижение ежегодных поборов и выплат в честь нечистого правителя. Говорили, что из ворот одного храма на Слоновьем острове выехал говорящий павиан верхом на львице и что один крестьянин из деревни, что у канала «Больших тамарисков», видел двух лягушек размером с бегемота, но никак не удавалось сойтись во мнении, что бы это могло означать и к чему после такого надо готовиться. Попадались среди слухов и совершенно правдивые известия. Например, многие с уверенностью утверждали, что старший из братьев-правителей Камос избавился от тяжкой власти злого духа. Но они столь же мало подталкивали народные умы к практическим выводам, как и истории про оседланных львиц и гигантских лягух. Единственное, во что фиванцы веровали твердо и однозначно, после того как стало известно, что гиксосы оцепили храм Амона-Ра, это в то, что верховный жрец Аменемхет все равно над этим непонятным и нехорошим положением возвысится силой своего ума и сиянием святости и ничего худого в великом городе не произойдет.
Погонщик задумчивого осла вел себя так, словно эта приглушенная, но всеобщая суета его нисколько не трогает и не затрагивает. Если он видел впереди скопление людей, то сворачивал в боковую, более тихую улицу, если к нему все же обращались с вопросом, делал вид, что он ничего не понимает, такой вот дурак, деревенщина.
Поплутав немного, наткнувшись на один препон, на другой, погонщик остановился меж двумя пальмами и задумался. Потом с неожиданной для крестьянина ловкостью, упираясь ногами в стволы стоящих рядом деревьев, забрался на высоту, позволявшую окинуть взором окрестности, и осмотрелся.
Через небольшое время в один кривой, совершенно глухой проулок вошел все тот же осел, таща все ту же двухколесную повозку, доверху нагруженную слегка привядшей зеленью. Только теперь ее никто не сопровождал. Это выглядело странно, и два лучника, стоявшие в проулке, на эту странность, конечно, обратили внимание. Остановили осла, хмурясь оттого, что не имеют возможности его расспросить, что к чему. Огляделись и не отыскали ни поблизости, ни где-либо никого похожего на хозяина. Тогда у них остался один способ разобраться в этом непонятном факте – осмотреть груз. Этим они и занялись, стали разгребать зелень, разгребать, разгребать. Что-то нашли. Переглянулись. Начали разгребать энергичнее. Наконец одному удалось что-то нащупать.
Воин вскрикнул, отшатнулся, тряся головой. Второй тоже отступил, схватившись за горло и зажмурившись. Несколько мгновений оба находились в полнейшем одурении и не очень различали, что происходит вокруг.
Этого Мегиле вполне хватило, чтобы выскользнуть из-за угла ближайшего дома и двумя ударами одного камня довершить дело помрачения разума этих постовых. Бесчувственные тела были засунуты в просвет между двумя заборами и прикрыты пальмовым мусором. Со стороны не видно.
Повозка и погонщик как ни в чем не бывало проследовали дальше.
Видимо, путь был разведан с верхней точки хорошо, потому что спустя всего лишь полсотню шагов, повернув всего лишь два раза, «царский брат» оказался, по всей видимости, у цели своего опасного путешествия. Это был угол сада, довольно большого в самой непосредственной близости от крайних храмовых построек. Навстречу попалась полусотня копьеносцев с двумя озабоченными офицерами. Вид повозки им, кажется, не понравился, но у них был приказ, и они протопали мимо, успокаивая себя мыслью: раз повозка сюда пропущена сквозь посты, стало быть, так надо.