Мальчика окатили водой, чтобы смыть пену. Вода тоже была принесена с собой людьми Небамона. Какая невероятная предусмотрительность!
И новая набедренная повязка!
Быстрые, хотя и не очень ловкие пальцы – не то что у гардеробных девушек госпожи Аа-мес, – оплели белой тканью чресла Мериптаха, подтолкнули к открытым воротам. Он не сопротивлялся. Просто не было сил. Кроме того, было угнетающе ясно, что сопротивляться бесполезно.
Вошли в ворота. Небамон отступил на шаг в сторону, пропуская Мериптаха, но не думая объяснять, куда его ведут. Судя по его движениям, он был доволен происходящим, хотя и несколько смущен. Он сделал все как надо. Верховный жрец Птахотеп хотел, чтобы таинственное путешествие закончилось именно так. Мериптах, проталкиваемый невидимыми руками, так и не собрался с силами ни для какого вопроса. И тут же его встретили в подвратном полумраке странно одетые и причесанные люди. Их было много, они были оживлены, они улыбались и кратко переговаривались. Язык был чужой, но смысл разговора понятный. Они оценивали его, Мериптаха, и оценивали хорошо, что, впрочем, нисколько не радовало. Он попытался обернуться, чтобы найти взглядом Небамона, потому что у него сложился в голове настоящий вопрос. Вопрос жуткий, давивший своей тяжестью. Казалось, он раздавит своей тяжестью душу, если его не задать.
Но полководец исчез.
Мериптах испугался – кого же, кого теперь спросить! Кто скажет ему, что же все-таки здесь происходит и что это «здесь»? И тут же он получил ответ. От этих одетых в длинные темные одежды. Ответ полный, ответ удушающий.
«Апоп, Апоп! Апоп? Апоп?!» – через слово восклицали они. А потом подхватили Мериптаха под руки и повлекли вперед. Куда?! К угрюмо темнеющему жерлу какого-то коридора. Мериптах попросил, чтобы ему дали помолиться, но его не слушали, втащили в коридор, под низкий сводчатый потолок. Стены вплотную подступили с боков, и от этого показалось, что движение стало просто стремительным. Он уже не передвигал ногами, они волочились по полу.
Торговец благовониями удивлялся, и все сильнее. Никто не обращал на него внимания, хотя он был весьма необычной фигурой в этом собрании. Достаточно сказать – единственный мужчина среди сонмища женщин. Пусть и скопец, но все же. Он бродил по комнатам, прижимая под одеждой драгоценный и рискованный флакон к впалому животу и вытирая культею пот со лба. Вокруг танцевали, смеялись, шушукались – но ничуть не по его поводу, это было понятно. Музыка не умолкала. Дюжина обнаженных музыкантш лениво ласкала флейты и лютни. На подставках разной высоты располагались блюда с горами фруктов, пирожных и кувшины с вином. Убранство состояло из цветов и богато расшитых ширм. Картина, сильно напоминающая небольшой дворцовый праздник в Мемфисе или Фивах. И даже отсутствие мужчин бросалось в глаза не сразу. И вместе с тем Сетмос-Хека чувствовал себя все отвратительнее. Нигде он не мог отыскать хозяйки, хотя обошел все комнаты. Он был уверен, что узнает великаншу сразу, хотя во время прошлой встречи ему не пришлось увидеть ее лица. Ни одна из собравшихся здесь женщин, несмотря на красоту и представительность некоторых, богатство одеяния и тому подобное, ни в коем случае не годилась на то, чтобы стать вертикальным вариантом того мрачного, громадного существа с могильным голосом, которое он наблюдал валяющимся давеча вот на этой скамье. Но она ведь, несомненно, здесь. Не может хозяйка скрыться, когда у нее дома такой сбор. Но как же ее отличить?! Не та ли хеттская принцесса в серебре с курчавыми волосами? Ну нет, конечно же нет. И уж, конечно, не вон та маленькая, кругленькая, чернобровая сузианка. Госпожа Бесора крупна, в этом-то нельзя было сомневаться. Подумав так, Сетмос-Хека тут же засомневался в достоверности своего вывода насчет чрезвычайных размеров здешней госпожи. Не было ли тут невольного самообмана? Лежащий человек всегда кажется больше. Кроме того, она была укутана в плащ, так что истинный размер он скорее мог предполагать, чем точно различить. Да и еще вот что надо учитывать – собственный рост. Карлику и среднего размера человек может показаться рослым. Да еще если лежит. Если пойти по дорожке, что пролегает от этого вывода, то почти уж любую из веселящихся женщин можно заподозрить в том, что она Бесора.
Как же выбраться из этой неожиданной неловкости? Обращаться с вопросом к какой-нибудь служанке относительно ее госпожи казалось ему признанием какого-то маленького своего поражения. Надо было сразу спрашивать, теперь же немного стыдно. Ходил, оглядывался, и вдруг – где я? Нельзя показать себя простаком тому, кто предполагал выглядеть человеком значительным, если уж не вообще волшебником.
Поведение веселящихся дам раздражало его все больше. Настолько не уделять внимания на сплошь женском празднике единственному мужчине, пусть однорукому и отвратительному! Что тут – полная свобода жизни и всех движений или, наоборот, строжайший сговор? Конечно, только люди, которым приказано, могут вести себя так.
В очередной раз обойдя все три соединенные друг с другом украшенные залы, Хека встал на месте, решив, что дальнейшее блуждание лишено смысла и надо пробовать что-то другое. Стоящий, он вызывал столько же интереса, как и ходящий.
Уйти? Согласиться с тем, что раз тебя не видят, значит, тебя и нет. Но ведь пригласили! Да, но, может быть, по правилам здешнего этикета, нельзя являться на первый же зов? Надо было хотя бы у Воталу расспросить, что тут к чему.
И тут он увидел знакомое лицо, воспрял и даже обрадовался. Да, среди гостий праздника были лишь незнакомые красавицы. Ни одной из тех, к кому он входил сегодня утром в сопровождении Сэба и Нанны, здесь не было. Впрочем, это объяснялось просто. К Бесоре явились только те, кто был на сегодня бесплоден. Отбивающий женские запахи порошок потребен был лишь тем, кто ждет многократного мужского визита этим вечером и ночью.
И вот знакомое лицо. Эмера, Эфера… Как же ее зовут? Не имеет значения. Торговец благовониями шагнул навстречу девушке, выставляя вперед обрубок руки. Вот она-то все и объяснит, ведь они, можно считать, знакомы. Служанка замерла, будто мгновенно пустила корни в каменный пол. Из кувшина, что венчал ее обнаженное плечико, выхлестнул лишний глоток пива.
Хека спросил, как ее зовут, надо же было с чего-то начать. В глазах девушки было рассеянное удивление. Хека попытался напомнить ей, кто он такой, раздражаясь от необходимости делать это, ведь они виделись не далее как вчера. Она не понимала, спокойно и полностью не понимала, глупые девичьи глаза хлопали ресницами и отражали медленное пламя светильников.
«Я торговец благовониями, мы виделись вчера, твоя госпожа велела передать»… Ничего не действовало. И вдруг, Хека не запомнил, после какого слова, глаза с плавающими там отсветами расширились, как от испуга. И в этот же момент изменения поразили всю атмосферу залы. Музыка съежилась и приниженно сползла к самым ногам, щебет женщин видоизменился, потерял легкость и беззаботность. Кажется, даже светильники… Хека не успел понять, что случилось со светильниками, его сбила мысль: они все наконец «увидели» его, однорукого торговца благовониями, единственного мужчину на сборище женщин! Как будто с глаз у всех, и у всех одновременно, слетела пелена. Они поражены, схвачены за горло неожиданностью виде́ния. Это было лестно, но и пугало. Хека снова глянул в глаза служанке, чтобы… Но увидел в глазах такое отражение…
Резко обернулся.
Бесора действительно была громадна. На две головы выше гостя. Черные, мучительно вьющиеся локоны до широких плеч. Округлое, красивое вызывающе неегипетской красотой лицо, огромные, чуть узковато посаженные глаза. Два источника гнетущей темноты. В вырезе белой туники несколько костяных и драгоценных амулетов. Руки до локтей обвиты серебряными браслетами. Когда рука сгибалась в локте, то по ним начинали бегать искры отсветов. Наряд жрицы. Хека видел такой, но сейчас был не в силах вспомнить где. Он был слегка расплющен этим внезапным виде́нием. И покорно ждал, что обрушится на него далее. Что она еще может с ним сделать?
Госпожа Бесора улыбнулась и повернулась боком, и это было дополнительное потрясение. При своем росте и размахе плеч, она была почти совершенно плоская.
– Что же ты принес мне, торговец благовониями?
Сетмос-Хека вынул из-под одежды тщательно сберегаемый флакон. Служанка Эвер подхватила его и приподняла к глазам госпожи, та опустила на него свой черный, чуть скошенный взгляд. Живо поблескивавший флакон даже несколько померк от этого прикосновения.
Что ей делать с этим снадобьем, выпить или втирать в кожу, поинтересовалась жрица. Это был тот же голос, несомненно, тот же, но звучал в стоячем положении звучнее.
– Выпить, конечно, выпить. По малым частям.
– И каково будет действие?
Знать этого в точности торговец благовониями не знал, но показать свои сомнения тут было никак нельзя. Хека, не доверяя своим словам, просто взметнул вверх обе свои руки, и здоровую и искалеченную, выражая этим уверенность в замечательных качествах преподносимого состава.
– Испробуй сам.
Хека охотно выполнил приказ. Высунул подальше свой зеленоватый язык и щедро капнул на него из флакона, и с довольной улыбкой проглотил. Тут же, по неуловимому знаку госпожи, подлетели, выставляя языки, две служанки, а за ними и гостьи.
Оказавшись за их спинами, оттесненный от хозяйки, Сетмос-Хека сделал несколько шагов назад и ощутил, что его больше никто тут не удерживает.
– Он здесь? – раздался чудовищный, ни на что не похожий голос.
Он здесь, с какой-то последней тоской подумал Мериптах. Мальчик стоял в окружении нескольких странно одетых мужчин в небольшой комнате с белыми стенами и абсолютно без окон. Прямо перед ним находился сводчатый дверной проем, закрытый сверху донизу стеной пестрых веревок. Голос Апопа доносился из этого проема.
– Пусть войдет. – Голос был особенно ужасен тем, что вынуждал воображение дорисовывать облик своего хозяина. Апоп виделся мальчику сидящим на вознесенном под самый потолок троне с расставленными когтистыми лапами и оскаленной пастью, шириной в этот дверной проем.