[335]. Четырехтомная работа Рузвельта «Покорение Запада» содержит, если угодно, евангелие «американизма». Первый том, опубликованный, когда автору был тридцать один год, подробно повествует о неуклонном расселении американцев по континенту; они шли на запад, влекомые «призванием судьбы», убежденные в том, что «присоединение к Америке всех соседних земель было фактически неизбежным исполнением моральной миссии, возложенной на народ самим Провидением»[336]. Сопоставляя поход на запад с такими событиями американской истории, как Гражданская война и освобождение рабов, ТР называл западную экспансию Америки «величайшим достижением марша англоязычных народов», несущих плоды цивилизации «пустынным пространствам»[337].
Кроме того, для ТР миссия Америки не обрывалась на тихоокеанском побережье. Заодно с единомышленниками из числа военных и конгрессменов он поднял знамя экспансионизма не только ради изгнания Испании с Кубы и из Западного полушария, но и ради того, чтобы обеспечить Соединенным Штатам Америки власть в Атлантике и на Тихом океане. Как он сам сказал после гавайского переворота: «Я верю, что чем больше кораблей, тем лучше; я верю, что в конечном счете прогоню все европейские державы с нашего континента; и я не хочу, чтобы наш флаг спускали там, где он был однажды поднят»[338].
Чтобы отдать Америку американцам, требовалась достаточная военная мощь, прежде всего морское превосходство. В Гарварде Рузвельт студентом серьезно изучал историю войны 1812 года. Позднее он опубликовал работу «Война на море в 1812 году» и стал считаться авторитетным специалистом по этому конфликту. Глава Военно-морского колледжа включил эту работу в число обязательных к прочтению и разослал ее экземпляры капитанам всех кораблей ВМС США. В своем анализе ТР сделал важное открытие. «Простая истина, – писал будущий президент, – заключается в том, что сторона, обладающая превосходством в силе, в пропорции три к двум, попросту не может рассчитывать на победу»[339].
Никто из читавших «Войну на море в 1812 году» не удивился, когда новый заместитель министра флота убедительно доказал, что Америке, если она хочет стать мировой державой, нужен более крупный и сильный флот. Выступая в Военно-морском колледже через семь недель после вступления в должность, ТР заявил, что «готовиться к войне значит надежно гарантировать мир», и предупредил слушателей, что США «нельзя застаиваться, если мы желаем сохранить самоуважение». Дипломатия, безусловно, «хороша», но, как настаивал ТР, «в итоге тем, кому видится мир с другими государствами, будет полезно полагаться на современный флот первоклассных линкоров, а не на какой-то произвольный договор, составленный ловкими юристами»[340].
Америка последовала совету ТР. В 1890 году американский флот вообще не располагал линкорами. К 1905 году их было уже двадцать пять, и Америка стала ведущей морской державой[341]. Даже Великобритания вынужденно осознала, что ей ни к чему воевать с Америкой, особенно с учетом того, что гораздо ближе крепнущая на глазах Германия.
США выказывали больший интерес к использованию своего вновь обретенного экономического и военного лидерства для расширения растущего влияния, чем к раздвижению собственных границ. Пусть ТР завистливо поглядывал на западную Канаду (до сих пор остававшуюся под властью Британской империи), большинство экспансионистов не верило в возможность приобретения новых территорий в обеих Америках. Вместо этого США требовалось добиться господства в полушарии, заручиться уважительно настроенными и податливыми соседями и избавиться от присутствия европейских держав. С практической точки зрения это означало, что миру ясно давали понять: интересы США в сфере американского влияния в Западном полушарии не подлежат обсуждению, а сей факт подкрепляется, цитируя Рузвельта, «силой, желанием и готовностью ее использовать»[342].
Рузвельт не терпел тех, кто осмеливался ему возражать. Он верил, что «каждое расширение цивилизации приносит мир… Каждое расширение великой цивилизованной силы означает торжество закона, порядка и справедливости»[343]. Даже признавая, что Америка действует в собственных интересах, ТР утверждал, что расширение сферы влияния США улучшит жизнь тех народов, что еще не дозрели до самоуправления. Его обоснование оккупации Филиппин характерно для, как выразился историк Альберт Уайнберг, «мускулистой концепции международного альтруизма». ТР убеждал соотечественников «признать наш долг перед людьми, живущими в варварстве, дабы помочь им увидеть, что они освободились от своих цепей»; говорил, что «мы можем освободить их только через уничтожение самого варварства». Его слова заставили бы улыбнуться Редьярда Киплинга и Сесила Роудса[344], но ТР заявлял: «Миссионер, купец и солдат каждый играют определенную роль в этом уничтожении и в последующем возвышении народов».
Сегодня многие американцы наверняка сочтут эти слова недостойными, «имперскими» или расистскими, хотя их отголосок можно расслышать в утверждении двадцать первого столетия, что американское лидерство сохраняет международный либеральный порядок, основанный на правилах. Как и большинство американцев своего времени, Рузвельт полагал, что распространение цивилизации несет «стабильные выгоды» всем обществам, поскольку «лучшим, что может случиться с любым народом, не имеющим своей развитой цивилизации, будет усвоение и выгодное использование американских или европейских идей»[345][346]. Он исходил из того, что «наша доля мировых трудов» обязывает США идти по стопам Англии, Франции и Германии, распространять «идеи цивилизации и христианства»[347]. В своем первом обращении к нации он пообещал «сделать [для филиппинцев] то, что никогда не делалось ни для одного тропического народа, – подготовить их к самоуправлению по образу и подобию действительно свободных наций»[348].
По мысли ТР, Провидение назначило Соединенным Штатам Америки сыграть уникальную роль в качестве хранителя и «евангелиста» западной цивилизации. Желая и далее «распространять» эту цивилизацию, он также расширял американскую империю, причем таким образом, что приводил в замешательство основных конкурентов. Как отмечает мой коллега Джозеф Най, «Рузвельт был первым президентом, сознательно проецирующим американское могущество на мировые дела»[349]. Карибский бассейн, Филиппины, Венесуэла, Панама, Аляска – всюду он провозглашал новообретенные возможности Америки и ее далеко идущие цели во имя установления того же контроля над полушарием, который предыдущие поколения американцев установили на фронтире.
Четыре исторических эпизода особенно показательны для описания траектории американского возвышения и отражают стремление Америки стать не просто мировой державой, а единственной мировой державой. Как говорил Рузвельт: «Двадцатый век вырисовывается перед нами и определит судьбу многих народов. Если мы будем ждать в бездействии, если станем мечтать о ленивом покое и недостойном мире, если устранимся от жесткого соперничества, в котором люди должны побеждать, рискуя жизнями и всем, что им дорого, тогда более смелые и сильные народы опередят нас и отвоюют себе господство в мире»[350].
Задолго до того как присоединиться к администрации Маккинли, Рузвельт уже мечтал о войне с Испанией. Для человека, который считал, что «каждый истинный патриот… должен с нетерпением ждать того дня, когда последняя европейская держава покинет американскую землю»[351], власть Испании над территорией всего в девяноста милях от побережья США[352] была прямым оскорблением. К слову, ТР вовсе не первым из американских политиков озаботился статусом Кубы. В 1823 году государственный секретарь Джон Куинси Адамс сравнил Кубу с яблоком, которое готово разорвать свою «противоестественную связь» с Испанией и упасть в подставленные ладони Америки. Однако, несмотря на частые мятежи и череду попыток устроить революцию, Испания продолжала контролировать Кубу еще семь десятилетий[353][354].
Рузвельт намеревался насильно разорвать эту «противоестественную» связь. Он настаивал на том, что США необходимо «изгнать испанцев с Кубы», хотя, как он признавался в письме 1895 года, главным его желанием было «немедленно начать войну с Британией и присоединить Канаду»[355]. Известная антииспанская позиция Рузвельта заставила вновь избранного президента Маккинли задуматься, стоит ли назначать ТР заместителем министра флота, поскольку в своем инаугурационном обращении Маккинли обещал народу Америки избегать «завоевательных войн» и «искушения территориальной агрессии», ибо «мир предпочтительнее войны почти во всех возможных обстоятельствах»[356].
Опасения Маккинли насчет Рузвельта нельзя назвать необоснованными. Через несколько недель после своего назначения Рузвельт сказал Мэхэну: «Пока мы не прогоним испанцев окончательно с этих островов (лично я бы занялся этим уже завтра), нам постоянно будут угрожать»