[626], с просьбой профинансировать плавание на запад для обнаружения нового пути в Индию и пообещал возместить расходы за счет открытых земель, король отказал. Поэтому Колумб подал аналогичное прошение Фердинанду и Изабелле: он просил три корабля, титулы адмирала океана и вице-короля новооткрытых земель, а также одну десятую от колониальных доходов. Испанские правители согласились[627][628].
После триумфального возвращения Колумба стало понятно, что король Жуан допустил серьезную ошибку. Благодаря открытиям Колумба Испания сделалась реальным соперником в борьбе за создание заморских империй и контроль морских маршрутов; более того, она стала угрожать виртуальной монополии Португалии. Оба народа пугала возможность конфликта, особенно в новых землях, а правители опасались огромных расходов и того кровопролития, каким наверняка будет сопровождаться тотальная война между этими двумя государствами[629].
К счастью для обеих стран, Фердинанд и Изабелла решили обратиться к высшей власти, то есть к представителю Бога на земле, папе римскому Александру VI. (Так случилось, что этот папа был испанцем по происхождению, а избрали его недавно и при поддержке Испании.) В роли третейского судьи папа прочертил на карте линию с севера на юг, от полюса до полюса, разделив Западное полушарие надвое. Земли к западу от черты отныне принадлежали Испании, а земли восточнее – Португалии. Рассудив, что такое разделение несправедливо благоприятно для Испании, Португалия поначалу отвергла решение папы. Но именно оно стало основой для переговоров, которые привели к подписанию Тордесильясского договора в 1494 году. (Согласованная граница рассекала территорию современной Бразилии, что объясняет, почему бразильцы говорят по-португальски, тогда как большая часть остальной Южной Америки изъясняется на испанском.) В обеих столицах это соглашение провозгласили своим триумфом. Испания легитимизировала долю в доходах от открытий, Португалия подтвердила свой приоритет в прокладке, как тогда считалось, предпочтительного пути в Индию. Как отмечает историк А. Р. Дисней, Тордесильясский договор «оказался главной хартией империи, четко обозначив соответствующие сферы завоеваний вплоть до середины восемнадцатого столетия»[630].
Роль папы в определении этих сфер влияния заставляла обе стороны соблюдать условия договора. Правители обеих стран повиновались авторитету папской власти и страшились отлучения за непокорность. Испания и Португалия обосновывали свои завоевания необходимостью обращать дикарей-язычников в христианство. Действительно, когда в последующие десятилетия появились новые претенденты на колонии (Англия, Франция и Нидерланды), Испания и Португалия еще старательнее взялись укреплять утвержденный Ватиканом статус-кво. А между самими этими двумя странами никаких серьезных военных столкновений не возникало почти столетие.
Шанс 1: Верховная власть может помочь в улаживании соперничества без войны.
С тех самых пор, как голландский законовед Гуго Гроций выдвинул в семнадцатом столетии идею единого, глобального общества национальных государств, теоретики мечтали о мире, где все регулируется международным правом. После Второй мировой войны государственные деятели попытались реализовать эти устремления на практике, учредив Организацию Объединенных Наций. В уставе ООН предусматривается применение норм международного права и деятельность международных организаций, контролируемых Советом Безопасности этой организации, решениям членов которого, теоретически, должны подчиняться все остальные. Показательно, что эту пятерку составили великие державы того времени – Соединенные Штаты Америки, Советский Союз, Китай, Великобритания и Франция, причем каждая настаивала на сохранении одностороннего права вето на решения СБ.
Также в уставе ООН содержался призыв к государствам-членам организации принять ряд ограничений, в том числе ограничение на применение военной силы против других членов ООН. Однако интерпретация этих ограничений оставлена на усмотрение самих государств. Статья 51 устава ООН наделяет каждую страну «правом на самооборону». США расширили это право до новых пределов в 2003 году, утверждая, что нападение на Ирак обусловлено соображениями «превентивной самообороны», поскольку, мол, Саддам Хусейн располагал оружием массового поражения и олицетворял собой «неотвратимую угрозу». Совсем недавно президент Обама пошел еще дальше, в одностороннем порядке санкционировав атаки на группы, признаваемые в США террористическими, на территории семи стран мира[631].
В дискурсе сторонников международного права последние семь десятилетий трактуются как годы устойчивого движения к утверждению международной системы, «основанной на правилах». Реалисты возражают, особенно когда речь заходит об использовании военной силы. Они справедливо указывают, что сильные государства неоднократно нарушали эти принципы, когда на повестке дня оказывались их национальные интересы. В 2016 году, например, США возглавили пропагандистскую кампанию по осуждению решительного отказа Китая исполнять решение Постоянного арбитражного суда, который отверг притязания Пекина на Южно-Китайское море. Некоторые наблюдатели восприняли такой шаг как лицемерие со стороны Вашингтона, напоминая, что США точно так же отмахнулись от решения Международного суда ООН, когда ЦРУ в 1980-х годах заминировало гавани Никарагуа в попытке свергнуть сандинистское правительство этой страны[632]. Очевидно, что сегодня постановления международных органов выполняются неохотно. Тем не менее в той мере, в какой государства возможно убедить следовать решениям наднациональных структур и соблюдать международные правовые нормы, как было с Испанией и Португалией в пятнадцатом столетии, эти факторы способны сыграть важную роль в улаживании конфликтов, которые в противном случае вполне могут закончиться войной.
1990-е годы – по настоящее время
Генри Киссинджер отмечает иронию судьбы: «Спустя семьдесят лет после того, как были опрокинуты претензии немцев на господство в Европе, победители теперь уговаривают Германию, в основном по экономическим соображениям, возглавить Европу»[633]. В 1989 году, после падения Берлинской стены, премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер призвала президента Джорджа Г. Буша не допустить поспешного воссоединения двух Германий и предупредила, что иначе «немцы миром добьются того, чего Гитлер не смог получить войной»[634]. На самом же деле, пускай порой действия объединенной и окрепшей Германии вызывают негодование, возвышение Германии в Европе состоялось не только без войны, но и в контексте того, что военный конфликт с европейскими соседями стало практически невозможно вообразить. Причины этого наводят на размышления.
Вторая мировая война завершилась тем, что советские войска оккупировали восточные области Германии, а войска коалиции во главе с США заняли запад страны. Это разделение виделось многим европейским стратегам окончательным решением той «немецкой проблемы», которая послужила причиной обеих мировых войн. Когда железный занавес «спустился по континенту», как выразился Черчилль, конкуренция между Советским Союзом и «свободным миром» рассекла Европу надвое. В ответ США учредили Организацию Североатлантического договора. Если вспомнить многократно цитировавшиеся слова первого генерального секретаря НАТО, миссия альянса состояла в том, чтобы «отпугнуть Советы, привлечь американцев и подчинить немцев»[635].
Твердо настроенные не повторять ошибок международной политики, которые превратили Европу в поле кровопролитной схватки на большую часть двадцатого столетия, мудрые европейские лидеры, прежде всего Жан Монне и Робер Шуман[636], постарались обеспечить налаживание тесных экономических взаимосвязей между народами Европы, в первую очередь между Францией и Германией. Торговые узы вскоре разрослись до общего европейского рынка, на котором товары торговались свободно, без обложения пошлинами. Так был заложен первый камень намного более масштабного и амбициозного европейского проекта, который предполагает отказ от ряда составляющих национального суверенитета в пользу наднациональных общеевропейских институтов. В договоре об учреждении Европейского сообщества угля и стали, одного из ключевых предшественников ЕС, Монне описывал институт, призванный «заложить конкретные основы Европейской федерации, существование которой необходимо для поддержания мира на континенте». Отдельные видные государственные деятели, поддержавшие это движение, даже воображали объединенную Европу как некий аналог Соединенных Штатов Америки. Но все, включая самих немцев, похоже, соглашались с тем, что Германия останется в подчиненном положении. Неся ответственность за холокост и прочие преступления против человечности, совершенные нацистским режимом, немцы не доверяли себе и с готовностью приняли отведенную им второстепенную роль в европейских институтах.
Но на заключительном этапе холодной войны, когда рухнула Берлинская стена, возникла перспектива воссоединения Германии. Европейские партнеры Западной Германии особенно громко выражали свои опасения. Премьер-министр Великобритании Тэтчер и президент Франции Франсуа Миттеран неоднократно обращались к президенту Джорджу Г. Бушу, призывая Америку помешать воссоединению. Как прилюдно заявил французский посол Германии, объединение приведет «к рождению Европы, подвластной Германии, чего не хотят ни на Востоке, ни на Западе»