успех Соединенных Штатов Америки как свободного государства являлись не только первоочередной заботой американцев, но и необходимой предпосылкой для проецирования американского могущества во имя решения масштабных задач.
Третья основная идея вытекала из второй. Американцев призывали к беспрецедентному отказу от исторически свойственного Америке отвращения к заключению альянсов. США, конечно, имели возможность укрыться в «крепости Америка»[682], как это было сделано после Первой мировой войны и как бывало ранее, но стратеги холодной войны считали, что этот путь уже себя не оправдывает во все более взаимосвязанном мире. Выживание и благополучие Америки требовали построения нового международного порядка. Но в отличие от романтизма лидеров эпохи после Первой мировой войны, наподобие Вудро Вильсона, мечтавших, что эта война «положит конец всем войнам», стратеги холодной войны признавали, что выживание в условиях советской угрозы будет долгосрочным – очень долгосрочным – проектом.
Фундаментом для выполнения этого обязательства становились экономические и стратегические «центры тяжести»: Европа и Япония. Счастливое озарение прагматичных визионеров породило план Маршалла (восстановление Европы), Международный валютный фонд, Всемирный банк и Генеральное соглашение по тарифам и торговле (для обеспечения базового мирового экономического порядка), Организацию Североатлантического договора и американо-японский альянс (дабы Европа и Япония оказались глубоко вовлечены в кампанию против Советского Союза), а также Организацию Объединенных Наций. Все это были «кирпичики» мирового порядка, которые предполагалось построить, шаг за шагом, в течение нескольких десятилетий. Сам порядок предусматривал нанесение поражения СССР ради обеспечения мира, процветания и свободы прежде всего американцам, их союзникам и другим народам.
В противостоянии Советскому Союзу эта стратегия подразумевала одновременное наступление на трех «фронтах», а именно: сдерживание советской экспансии, недопущение вмешательства в жизненно важные американские интересы, опорочивание самой идеи и практики коммунизма. Сдерживание помешало СССР получать дополнительные преимущества от своего усиления. Что еще более важно, эта тактика была направлена на опровержение марксистского тезиса об исторической обреченности капитализма. Стратеги считали, что советскую экспансию возможно остановить не боестолкновениями, а скорее сдерживанием, угрожая при этом адекватным ответом на любую агрессию, причем такой ответ заставлял задумываться о неприемлемых издержках нападения.
Действия против СССР начались с демонстрации того, что возглавляемые США либеральные демократические страны, где правит свободный рынок, наголову превосходят советскую государственную экономику и авторитарную политику в обеспечении потребностей и пожеланий граждан. Также постоянно подчеркивались противоречия советской стратегии, осуществлялось вмешательство во внутренние дела советских сателлитов, вроде Польши, или союзников, наподобие Китая, дабы «подстегнуть» национализм (идеологи холодной войны не сомневались в том, что национальная принадлежность долговечнее утопического видения «нового социалистического человека»). Кроме того, стратегия США отстаивала ценности свободы и прав человека, убеждая советских лидеров принимать письменные обязательства на сей счет (Декларация ООН о правах человека и Хельсинкские соглашения) и декларируя, что это неотъемлемые права человечества. А в дополнение к этим усилиям проводились явные и тайные операции на территории Советского Союза и его сателлитов, призванные подорвать доверие к коммунистической идеологии и к правительству.
Шанс 6:Ничто не ново под луной, кроме ядерного оружия.
Некоторые наблюдатели утверждают, что двадцать первое столетие принципиально отличается от минувших эпох и уроки прошлого более не актуальны. Безусловно, трудно отыскать в прошлом прецеденты нынешнего уровня экономической интеграции, глобализации и всемирного общения, равно как и глобальных угроз, от изменения климата до склонного к насилию исламского экстремизма. Но, как напоминают мои коллеги Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф в своем анализе 350 финансовых кризисов за последние восемь столетий, многие предыдущие поколения воображали, что «сегодня все иначе»[683][684]. Рейнхарт и Рогофф солидаризируются с Фукидидом в том, что, пока люди остаются людьми, следует ожидать проявления закономерностей в человеческих делах. В конце концов, одной из самых продаваемых книг в Европе за десятилетие до Первой мировой войны была «Великая иллюзия» Нормана Энджелла. Она убедил миллионы читателей, в том числе многих аристократов (скажем, виконта Эшера, отвечавшего за модернизацию британской армии после провала в Англо-бурской войне, которая закончилась в 1902 году), что экономическая взаимозависимость делает войну иллюзией: воевать «бесполезно», потому что «воинственные не наследуют землю»[685].
Тем не менее в одном решающем отношении конец двадцатого столетия и начало двадцать первого действительно отличаются от всех предшествовавших эпох: ядерное оружие не имеет прецедента в истории. Эйнштейн заметил после того, как США сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, что ядерное оружие «изменило все, кроме нашего мышления». Однако со временем мышление тех, кто принял на себя ответственность за ядерное оружие, изменилось. Государственным деятелям известно, что современные арсеналы содержат одиночные атомные бомбы, чья мощность больше мощности всех бомб, когда-либо применявшихся в истории. Они знают, что полномасштабный ядерный Армагеддон и вправду способен уничтожить всю жизнь на планете. Следовательно, ядерное оружие обладает, как говорят студенты, изучающие международные отношения, «эффектом хрустального шара»[686]. Любой лидер, обдумывающий атомную атаку на государство с ядерным оружием, готовым к ответному удару, должен заранее смириться с гибелью десятков или даже сотен миллионов своих сограждан. Понятно, что эти соображения обычно заставляют передумать[687].
Шанс 7: MAD действительно превращает тотальную войну в безумие [688].
После испытания первой атомной бомбы в 1949 году Советский Союз стал быстро наращивать свой ядерный арсенал, причем последний сделался настолько обширным и разнообразным, что как бы сама собой сложилась доктрина взаимного гарантированного уничтожения, или MAD. Эта доктрина описывает состояние, при котором ни США, ни СССР не могли быть уверены в уничтожении арсенала своего противника первым ядерным ударом, то есть в отсутствии рокового ядерного же ответа. При таких обстоятельствах решение одно государства уничтожить другое означает одновременно решение о самоубийстве.
Фактически развитие технологий сделало США и СССР (а ныне США и Россию) неразлучными сиамскими близнецами. Пусть у каждого имеются голова, мозг и воля к действиям, позвоночник у них сросся в единое целое, а в общей груди бьется общее сердце. Когда это сердце прекратит биться, умрут оба. Согласен, это сравнение не слишком корректно и приятно, однако оно отражает важнейшую особенность отношений США и СССР в период холодной войны. Более того, оно не утратило актуальности сегодня, хотя многие американцы двадцать первого столетия воображают, что все это сгинуло в прошлом заодно с холодной войной. США и Россия сохранили ядерные арсеналы сверхдержавы. Потому, сколь бы злонамеренной, опасной, демонической ни представлялась Россия, сколь бы велико ни было желание ее задушить, Америка должна любыми способами приноравливаться к совместному существованию, иначе всем грозит гибель. Напомню часто цитируемую фразу Рональда Рейгана: «Ядерную войну нельзя выиграть, поэтому не следует ее затевать».
Китай в настоящее время также обладает настолько внушительным ядерным арсеналом, что впору говорить о применении доктрины MAD в двадцать первом столетии. США признают эту реальность, развертывая противоракетную оборону, которая исключает Россию и Китай из «матрицы угроз», подлежащей заполнению (поскольку в нынешних условиях невозможно обеспечить надежную защиту от русских и китайских баллистических ракет)[689][690]. Во второй раз в истории, цитируя слова Черчилля о Советском Союзе, «возвышенная ирония» сделала «безопасность достойным отпрыском страха, а выживание – братом-близнецом уничтожения»[691].
Шанс 8: «Горячая» война между ядерными сверхдержавами больше не является обоснованным вариантом.
Ограничения, налагавшиеся MAD на соперничество Советского Союза и Соединенных Штатов Америки, актуальны для американских стратегов, которые сегодня смотрят на Китай. С 1950-х по 1980-е годы возвышение Советского Союза до статуса сверхдержавы обеспечило появление так называемого «биполярного мира». Оба государства полагали, что выживание требует от них похоронить другого – или, так сказать, обратить его в свою веру. Но если президент Рональд Рейган был прав, этого следует добиваться без войны.
Поэтому центральное значение для стратегии США в отношении Китая, если отталкиваться от американо-советского соперничества, таково (с ним трудно смириться, но его невозможно отрицать): когда два государства обладают фактически неуязвимым ядерным арсеналом, «горячая война» между ними больше не является обоснованным вариантом. Обе страны должны учитывать этот непреложный факт в своей внешней политике. Повторюсь: мы – неразлучные сиамские близнецы. Это означает, что обоим нужно идти на компромисс там, где в противном случае они не потерпели бы помех, и удерживать себя и своих союзников от действий, способных перерасти в тотальную войну.