– Я с ней незнакома лично, но слышала, что она не сдала телефон. Ее мама в больнице, и они переписываются. И за ней пришли.
Я в ужасе смотрю на Аву. Неужели это вся причина для ареста? Может, с ней поговорят, а потом отпустят? Что еще можно делать с тринадцатилетней, единственное преступление которой – желание поговорить с больной мамой?
Мы прощаемся, и я мчусь вниз по ступеням к месту, где меня должны забрать. Машина уже ждет, водитель и Коулсон немного нервничают из-за опоздания.
По дороге домой я смотрю в окно и размышляю о словах Авы. Я понимаю, что она имела в виду, когда говорила про своего отца, – нельзя отворачиваться от него из-за одной ошибки, хоть это действительно сложно понять.
Но то, что творит мой отец, – совсем иное. На мирные протесты отвечают насилием и арестами, восемнадцатилетних вешают за нарушение частных владений. Журналисты пропадают. Девушку тринадцати лет забрали за отказ сдавать телефон. Он изменил жизнь всех подростков в стране и возложил на нас вину за все плохое.
Дело не только в папе, во мне или моей семье. Причина не в нашем конфликте или споре, это не личное дело.
Это вышло далеко за рамки, и как все восстановить – не ясно.
17. Ава
Я бесцельно брожу по улицам. Здорово вырваться из школы – вдохнуть воздух вне места, стены которого раньше служили убежищем, а теперь стали тюрьмой.
Не об этом ли предупреждала Сэм?
Я ускоряю шаг.
Но это неправильно – нельзя убежать от случившегося. Дело не в родителях или моих собственных страданиях. Весь окружающий мир вдруг будто сменил направление. И я растерялась, сбилась с курса, словно на стрелку моего компаса бросили горстку железных опилок.
Стоит ли теперь гнаться за тем, что раньше казалось таким важным?
Но если это не важно, то что тогда? Будто внутри меня образовалась пустота.
Прохожие впереди сначала замедляют шаг, а потом и вовсе останавливаются, и я не сразу понимаю причину – на тротуаре устроили что-то вроде контрольно-пропускного пункта.
Я растерялась. Что происходит? Стоит ли повернуть? Очередь медленно двигается, и, решив посмотреть, в чем дело, я следую за потоком.
Проверяют удостоверения. Я в панике принимаюсь шарить по карманам, но вспоминаю, что мое так и висит на шее.
Проверяющие похожи на обычных полицейских. Когда подходит очередь, меня едва удостаивают взглядом – просто сканируют удостоверение и жестом велят проходить.
Я продолжаю прогулку. Солнце медленно тонет за горизонтом. Так я прохожу еще один пропускной пункт и еще один. Они стоят примерно через каждые полмили, и на всех сканируют мое удостоверение.
Так они могут отследить любого человека. Если, к примеру, я не успею отметиться в школе до девяти вечера, станет ли им известно, что я нахожусь не в положенном месте?
Если знать расположение пропускных пунктов, удастся ли их избегать? Увидев впереди еще один, я решила из любопытства проверить, но вскоре натолкнулась на другой, попыталась обойти и его, но в итоге вернулась в начало.
Нельзя же установить эти пункты повсюду. Для этого нужны люди и время.
И вдруг воздух на улице показался таким же удушливым, как в школе, и я развернулась назад.
18. Сэм
На следующий вечер в гости заглянули Шарлиз и Рут, которые по полной пользовались преимуществами возраста.
– Что, если сейчас вытащить тебя через главный вход? – размышляла Шарлиз. – Тебя арестуют?
Я пожала плечами.
– А что, если закрыть тебя в ванной до девяти и потом сделать то же самое?
– Не могу взять в толк все эти комендантские часы, – признается Рут. – Безумие какое-то.
– А твой папа что думает?
Она помедлила с ответом.
– Только про это молчок.
– Конечно, – обещаем мы.
– Он зол на то, как все делается, и на новых агентов – он зовет их лордерами.
Вот это да: слово уже подхватила полиция?
– Говорит, они всех вытесняют, и это неправильно. Многим старшим офицерам приходится раньше срока уходить на пенсию, чтобы освободить им дорогу. Он подумывает о том же.
– Пусть он поговорит с моим папой, расскажет об этом.
– Он пытался, Сэм. Твой папа не захотел с ним встретиться.
После этого разговор уже не клеится, и вскоре девочки уходят. Но Шарлиз забыла сумочку в моей комнате, и, оставив Рут внизу, мы возвращаемся.
В комнате Шарлиз достает из сумки маленькую коробочку.
– Что это?
– Подарок от Ромео. От Лукаса! Кстати, я рассказала ему о твоем рисунке.
Я пораженно открываю рот, внутри все сжимается от стыда.
– Зачем, Шарлиз! Как ты могла?
– Поблагодаришь на свадьбе. Ладно, он попросил отдать это Джульетте, – она подмигивает, – но так, чтобы никто не заметил. Любопытно, что там. – Она передернула плечами и фыркнула. – Похоже на украшение. – Она взвесила коробочку в руке. – Очень тяжелое украшение.
– Умерь пыл! Это секрет. И тебя ждет машина.
– Позже выпытаю, – обещает Шарлиз, обнимает меня мимоходом и торопливо убегает.
Я закрываю дверь в спальню и запираюсь в мастерской.
Поверить не могу, что она рассказала Лукасу о рисунке Ромео. Я поежилась. И давно он знает?
Если бы я тогда знала, что мы еще когда-нибудь увидимся, то не стала бы рисовать. Просто легче рисовать живого человека, чем воображаемый образ. Это ничего не значит. Во всяком случае, не то, что думает Шарлиз.
Я осмотрела коробку. Маленькая, продолговатая, завернутая в голубую оберточную бумагу с сердечками. Я разорвала и отбросила бумагу. Внутри – деревянная коробочка. Я открыла ее. Шарлиз оказалась права. Цепочка.
Я вытащила ее. Красивая. Серебряная, с медальоном в виде четырехлистного клевера. Пусть нам сопутствует удача. Но зачем передавать украшение таким способом? Мог бы послать по почте. И для чего вообще делать такой подарок?
Я вновь беру открытую коробочку и тут понимаю, что ее низ тяжелее верха, хоть размер у них и одинаковый. К нижней части крепится подушечка, на которой лежала цепочка, но с некоторым усилием ее удалось вытащить.
А под подушкой – пустое место, где спрятан мобильный телефон.
Я включила его и тут же пришло сообщение:
«Привет, Джульетта. Это Ромео. Подумал, что лишним не будет».
Пульс учащается. Хранение телефона – это нарушение всех мыслимых правил. Значит, цепочка – вовсе не романтический подарок, а всего лишь прикрытие, чтобы передать телефон? Отправить по почте нельзя – теперь всюду сканеры. Оставалось передать через Шарлиз.
Я тщательно обследовала весь телефон. Обычный смартфон, каких полно, маленький и легкий, такой легко спрятать в кармане. Из всех личных данных только различные аккаунты в социальных сетях. Вход выполнен с именем пользователя «СловоДжульетте999», но записей еще нет. Я улыбаюсь. Лукас – Ромео, а я – его Джульетта. А добавить «999», номер экстренной службы – прекрасная идея: так он говорит, что дело срочное.
Я ищу по тегу #БЕДА и натыкаюсь на пост об исчезновении мамы Лукаса, написанный «Ромео». Приложена ее фотография, и я внимательно ее рассматриваю – мы незнакомы лично, но эта женщина вдохновила меня на многое. Еще я нашла скриншот ее статьи «Смерть демократии» и посты о других пропавших журналистах.
Но все это – не только дело рук Лукаса. Под тегом #БЕДА находятся фотографии, сделанные по всей стране с разных аккаунтов.
Вот он, тот самый момент. Может ли Джульетта что-то добавить? Осмелится ли?
Прежняя Сэм испугалась бы и не посмела бросить вызов отцу. Ей захотелось бы выбросить телефон.
Вместо этого я перекидываю фотографии Флик в телефон и делаю собственный пост с тегом #БЕДА.
19. Ава
Впервые в жизни я пользуюсь популярностью. Точнее, мой телефон. Хоть он и древний, но все еще работает. Как только младшие ученицы поняли, что новых правил я не придерживаюсь, то стали меня осаждать. Они даже перестали выражать сожаление о смерти моего отца, можно подумать, это вообще была их вина.
Сейчас в моей комнате Амели и Читра.
– Ты видела? – спрашивает у меня Амели.
– Что видела?
– Беда.
– Какая беда? У кого?
– Да ты посмотри, это тег. – Она протягивает мне телефон. – Под ним постят все новости о пропавших журналистах и правительстве. Здесь и Флик есть. Значит, замешан кто-то из школы.
– Флик? Девочка, которую арестовали?
– Да, она. Но они немного ошиблись. Ее мама не болеет, а работает в больнице.
В коридоре раздаются шаги, и Амели торопливо блокирует экран и возвращает мне телефон. Когда дверь открывается, он уже лежит на столе как ни в чем не бывало. Заглядывает миссис Морган.
– Девочки, пора спать.
Она выпроваживает их и закрывает дверь.
– Заводишь подруг? – улыбается она.
Я молча смотрю в ответ.
– Последнее время в твоей комнате много посетителей. Надеюсь, никто из них не берет твой телефон. Ты же не хочешь отвечать, если их заберут, как Флик?
– Вы знаете, куда ее забрали? Что с ней?
Она качает головой и прощается.
Как только дверь закрывается, я беру телефон.
Пришлось повозиться, но наконец я нашла: «БЕДА», сокращенно от «Борись за единство и демократию», и пост с несколькими фотографиями Флик.
«Арестована школьница. В чем ее вина? Хотела поддержать маму в больнице и не сдала телефон».
Правительственные агенты, которые запихивали Флик в машину, помечены под тегом «лордеры».
По углу съемки нетрудно догадаться, из какого здания и даже из какого класса делались фотографии. Известно и время, так что виновного легко найти по расписанию. Если так, то вскоре его ждут большие неприятности.
Я поискала по тегу и нашла другие фотографии – все сделаны в последние пару дней. Нашлось несколько постов о пропавших журналистах, о чем упоминали девочки, и о других детях, которые подверглись аресту и после исчезли – и это по всей стране. Под каждым таким постом – море «лайков», «репостов» и гневных комментариев.