Часто именно с таких мест он и фотографировал. С самого прихода его внимание привлекло громадное дерево, покрытое густой листвой. Это место как нельзя лучше соответствовало его планам. За то время, что он провёл с группой, Арсентьев сумел достаточно хорошо осмотреться, и сейчас практически точно представлял форму кладбища. Он также просчитал возможные пути отхода в случае, если его засекут. То что на похоронах будут присутствовать люди Сивакова, не вызывало у него сомнений. Они должны убедиться в том, что всё идёт как надо. Похороны — это возможный сброс эмоций. И человек, который представляет опасность, может в такие минуты выдать себя с головой. План Арсентьева был просто. Он хотел определить людей Сивакова, а затем и отследить их. Он не собирался прятаться. Нет. Он хотел нанести удар. Удар по Сивакову. Только так можно было доказать свою невиновность и воздать ему за убийства невинных людей. Размышляя о Сивакове, Арсентьев выискивал момент, чтобы незаметно уйти. Ему следовало занять позицию. Время шло. И никто не знал, как будут развиваться события дальше. Он уже собирался свернуть на едва заметную тропинку, петляющую между захоронений, но в этот момент группа остановилась. Он увидел, как молодая женщина указала в сторону ограды, за которой выстроились роскошные особняки. Вслед за этим жестом послышался гневный голос:
— В 1993 году строительное управление Рязанского приборного завода начало строить дома. Вон там улица Ленинского комсомола. Вы видите? Дома примыкают едва ли не к самой ограде кладбища. Под всеми этими домами находится…. братское кладбище. Именно там расстреливали наших с вами граждан в 1937 году. Когда начали рыть котлован, нашли сотни человеческих костей. И что вы думаете сделали эти люди? Приказали втихомолку вывозить останки на свалку вместе с грунтом. Скоты… — простите, — гид оглядела туристов виноватым взглядом и продолжила с горечью, — но как можно понять тех, кто строит своё благосостояние на костях мучеников? Люди всю жизнь ищут своих родных, а они… выбрасывают кости на свалку. Чем они лучше тех, кто убивал? А эти… живут припеваючи в центре города в своих… мавзолеях…
Арсентьев не стал дальше слушать. Он незаметно юркнул в проход между двумя захоронениями, а оттуда перебрался на тропинку и, перешагнув через кустарник, быстро направился к дереву, которое приметил для своей цели. К счастью, никого вообще не было вблизи. По этой причине, он без задержки приблизился к дереву.
Арсентьев подпрыгнул, ухватился за ветку и, помогая себе ногами, пробросил тело сквозь листву на ту же самую ветку. Затем встал на четвереньки и ухватился за следующую. Потом встал и стал карабкаться наверх, усиленно работая руками и ногами. Листва то и дело хлестала по лицу. Но не больно. Он старался издавать как можно меньше шума. Через несколько минут он уже сидел на широкой ветке. Со всех сторон его окружала зелёная листва. Арсентьев поёрзал, устраиваясь поудобнее. Скатился немного вниз и обвил ногами ствол дерева. Он засел позади ствола, если смотреть с центрального входа. Именно это направление необходимо было защитить как можно лучше. Он перевернул кепку обратной стороной, снял очки и сунул их в правый карман куртки. Затем подёргал рукой тоненькую ветку, торчавшую справа от него на уровне глаз. Она оказалась достаточно прочной. После всех этих приготовлений, он распахнул куртку и разорвал узкую полосу подкладки с правой стороны подмышкой. Он её тут же расширил настолько, чтобы можно было вытащить… автомат. Для этого он и просил нитки с иголкой у Жоры. На катере Арсентьев разорвал подкладку куртки и спрятал там автомат.
Приклад упирался в нижнюю часть пояса, а ствол прямиком в плечо. Это несколько мешало при ходьбе, но, главное, снаружи ничего не было заметно. Вслед за автоматом, он распорол левую часть и извлёк из-под подкладки глушитель, снайперский прицел и обойму. Поразмыслив, он засунул обойму и глушитель обратно.
Арсентьев разложил приклад, закрепил сверху прицел, а затем поставил автомат на ветку. Положение оружия было неустойчивым, по этой причине он придвинул автомат поближе к стволу, но с расчётом на то, что такое действие не помешает ему отслеживать ситуацию на кладбище. Закончив с приготовлениями, он приложил правый глаз к окуляру, а правой рукой стал регулировать прицел. Он продолжал делать это до тех пор, пока центральный вход и вся улица за ней не оказались перед ним как на ладони.
— Серый дом, обшитый пластиком, прямо за входом на противоположной стороне улицы, — пробормотал под нос Арсентьев, ведя наблюдение, — двенадцать окон на первом этаже. Все закрыты жалюзи. Второй этаж.
Двенадцать окон. Часть окон открыта. Похоже на офис. Машины у здания. Одни дорогие марки. Стоянка огорожена цепью. Возле тротуара машин нет… прохожих мало. Слева и справа открытое пространство. Ничего необычного. Теперь вход. Арка, забор из красного кирпича… площадка для стоянки автомобилей. Легковых автомобилей нет. Только один микроавтобус. Рядом стоят три женщины…. Все торгуют цветами. Ничего. Ни намёка. Если только здание и машины у здания…. нет, все номера местные. Не то… значит надо ждать. Они должны появиться. Арсентьев отстранился от прицела и слегка расслабился. Затем достал из кармана рубашки жвачку и засунул себе в рот. Неожиданно вспомнились слова молодой женщины — гида.
«А ведь она права, — думал Арсентьев, — тысячу раз права. Ничего не изменилось. Тот же 37-й год. Нас и сейчас уничтожают. Морально и физически. Та же верхушка уничтожает. Только методы другие. Скрытые. Невидимые.
Затем включается информационная машина и перемалывает сознание людей. В итоге, верхушка оказывается едва ли не самой праведной, а такие, как я — отверженными. Они — хозяева жизни. Для них наша жизнь — пыль. Стряхнул с себя и пошёл дальше уничтожать. Ничего не меняется. Ничего. Тот же римский метод… хлеб, развлечения и войны. Ещё древние патриции говорили: „У народа должен быть хлеб, развлечения и враг, которого нужно уничтожить. И тогда мы сможем делать всё, что угодно с этим народом“. Но я не игрушка, которую можно использовать и выбросить, — с внезапной злостью подумал Арсентьев, — хотят войны? Они её получат. Сиваков… гнида, а не генерал. Ещё посмотрим, чья возьмёт».
Он снова приложился к прицелу. Отпрянул, а затем снова приложился. Справа к кладбищу приближались два чёрных джипа. Вскоре Арсентьев ясно разглядел… московские номера. Джипы миновали центральный вход, проехали метров двести и остановились. Окна джипов было наглухо затемнены; по этой причине он не мог рассмотреть находящихся внутри. Но вот водительская дверь переднего джипа открылась. Из неё вышел мужчина средних лет в спортивной одежде. Он прошёлся вокруг джипа, оглядывая колёса. Арсентьев видел, как несколько раз за время этого обхода мелькнул напряжённый взгляд. И каждый раз этот взгляд был устремлён в сторону кладбища.
— Они, — пробормотал Арсентьев, наблюдая за джипами, — не меньше четырёх человек. Нет, больше, — он увидел, как из переднего джипа вышел ещё один человек в чёрном костюме. А затем заднее, ближнее к нему окно второго джипа, опустилось, и показались клубы дыма.
— Курят? — удивлённо пробормотал Арсентьев. — Странно. Неужели я ошибся?
Но тут все его сомнения отпали разом. Заднее стекло, из которого выходили клубы дыма, опустилось ещё ниже. Он увидел, как из окна высунулась рука и стала стряхивать пепел с сигареты. Рука дрожала. Затем стекло опустилось ещё ниже, и он увидел… профиль мужчины, погоны и милицейскую фуражку. Окно сразу же закрылось, оставив Арсентьеву множества вопросов. Кто этот милиционер? И почему он находится с ними в машине? Что они задумали? Что хотят сделать? У Арсентьева появилось чувство, что этого милиционера собираются использовать. Он был напуган. Об этом ясно говорили дрожащие руки. Что происходит? — задаваясь этим вопросом, он продолжал вести наблюдение. Очень скоро с той же стороны, откуда появились джипы, появилась длинная процессия. Впереди шли несколько сотрудников милиции в парадной форме. За ними шесть человек, тоже в милицейских мундирах, несли гроб. За гробом шли люди. Много людей. До Арсентьева стали доноситься звуки похоронного марша. Он сосредоточил всё своё внимание на двух джипах. Оба вернулись обратно в автомобиль и закрыли дверцы. Заднее окно второго джипа так же закрылось. И оставалось закрытым даже тогда, когда процессия вошла на территорию кладбища и сгрудилась вокруг свежевырытой могилы.
До Петра явственно доносился тихий плач и громкие слова священника. Он не следил за похоронами. Только за улицей, где стояли джипы. И тут Арсентьев увидел, как к центральному входу кладбища подъехал милицейский УАЗик. Из него вышли два человека в милицейской форме. У обоих на поясе висели кобуры с оружием.
Один из них открыл заднюю дверцу УАЗика и выволок оттуда человека в наручниках. Наручники были застёгнуты за спиной. Арестованный был смуглый, небольшого роста. Милиционер передал арестованного второму конвоиру. А тот сразу взял его за руку. После этого первый конвоир вытащил из машины второго арестованного.
Высокого, худощавого мужчину с осунувшимся лицом. У того тоже руки были за спиной застёгнуты в наручники. Вытащив его из машины, он закрыл дверцу автомобиля, взял за руку и повёл на кладбище. Вторая пара последовала за ними. Такое действие вызвало удивление у Арсентьева. Всего два конвоира. По одному на каждого арестованного. Было понятно, что их привезли на похороны. Но почему так мало охраны? Или расчёт делался на других сотрудников милиции, которых здесь было большое количество. Непонятно. Арсентьев оставил в покое арестованных и продолжал наблюдать за джипами, возле которых по-прежнему ничего не происходило. Но вскоре ему снова пришлось отвлечься. Это произошло, когда воздух буквально разорвал душераздирающий крик, наполненный дикой яростью.
— Сволочь… гадина. За что? Родного брата убить…
Арсентьев повернул прицел в сторону процессии. Арестованных вывели к самому краю могилы. Гроб уже опускали в землю. В этот миг какая-то женщина набросилась на одного из заключённых и стала бить его руками по лицу. К ней бросились сразу несколько человек. Они с трудом оттащили женщину в сторону. Она билась в истерике и, не переставая, кричала. Арсентьев перевёл прицел снова на джипы. И вовремя. Он увидел, как задняя дверца второго джипа открылась. Из неё вышел мужчина в форме лейтенанта милиции. Он поправил кобуру с пистолетом, одёрнул китель, поправил фуражк