— Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, — заметил вождь. Его взгляд упал на Тимошенко, но Жуков решил развить дальше разговор о количественной стороне противостоящих соединений…
— Товарищ Сталин, дело в том, что по разведданным немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В их составе имеется от 14 до 16 тысяч человек. Наши же соединения даже 8-тысячного состава практически в два раза слабее немецких.
— Не во всем можно верить разведке, — как-то хмуро и даже несколько раздраженно ответил хозяин кабинета. Это был конек его упреков в адрес руководителей своих разведок и в целом добывающих органов. Он вообще предпочитал руководить спецслужбами сам.
В этом были свои плюсы. Исполнители подчинялись воле «хозяина». Ему не нужно было беспокоиться, что кто-то будет действовать по своему усмотрению. А еще каждый вызываемый на доклад руководитель разведки понимал, что к Сталину из разных источников стекается обилие информации и он знает больше, чем он. Некоторые, как уже упоминаемый выше генерал Голиков, откровенно подыгрывали «всезнающему» вождю, стараясь уловить настроение и ход мысли. Руководителя ИНО (стратегическая разведка) Павла Фитина он просто игнорировал. Ветераны разведок утверждали в своих воспоминаниях, что Голиков и Фитин не ходили на доклад к Сталину в одиночку. Фитина постоянно сопровождал первый заместитель наркома НКВД Меркулов, а Голикова — его заместитель Мильштейн.
Берия не вмешивался в «одиночные выстрелы» — он стоял выше, находился как бы «над схваткой», представляя главенствующее мнение Стратегической разведки.
Вечером 21 июня Жукову позвонил начштаба Киевского особого военного округа (КОВО) генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам 90-го пограничного отряда (ПО) явился перебежчик — немецкий фельдфебель 222-го полка 75-й пехотной дивизии Альфред Лисков. Он, переплыв ночью Буг и представившись антифашистом, сообщил, что на рассвете 22 июня немецкая армия перейдет в наступление.
Кстати, Лисков как интернационалист, вступит в ряды Коминтерна, а потом РККА. По одной из версий, он арестовывался НКВД как антисемит с подачи Димитрова, но был реабилитирован. По другой — он сразу же был призван в Красную армию и погиб в 1942 году в горячих боях с фашистами под Ростовом-на-Дону.
Чуть позже, примерно в 12 часов ночи 21 июня командующий КОВО генерал-полковник М.П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте (КП) в Тернополе, доложил по ВЧ-связи, что кроме Лискова в одну из наших частей пришел еще один немецкий солдат из 74-й пехотной дивизии. Он тоже заявил, что нападение на СССР начнется в 4.00 22 июня.
Жуков доложил об этом Сталину.
— Приезжайте с наркомом в Кремль, — тихо проговорил вождь.
Когда военные прибыли, в кабинете Сталина находился уже весь почти состав Политбюро.
Сталин сидел за столом. Потом встал, и, ступив на ковровую дорожку, обвел пристальным взглядом приглашенных соратников, а потом тихо спросил:
— Что будэм дэлать?
Он повернулся к наркому обороны Тимошенко.
— Немедленно, товарищ Сталин, надо дать директиву в войска о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность… Вариант у нас есть, — точно отчеканил Семен Константинович.
— Она с вами?
— Так точно, — ответил Георгий Константинович.
— Читайте!
Жуков на правах начальника Генштаба прочитал проект директивы.
Сталин, на некоторое время оставаясь в раздумьях и не отрывая взгляда от листа бумаги в руках главного генштабиста, заметил:
— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладиться мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Как вспоминал Жуков, он со своим первым заместителем Ватутиным вышли в другую комнату. Обструкции в рамках неудовольствия никакой не устраивали — понимали, где находятся. Быстро составили новый вариант директивы наркома обороны и снова вошли в громадный кабинет вождя.
— Прочтите! — спокойно предложил Сталин.
Прочел снова Жуков.
— Дайте документ! — потребовал хозяин кабинета. Он его снова внимательно перечитал, сделал некоторые поправки и передал наркому на подпись.
Есть смысл привести дословно текст этой секретной доработанной директивы, которая длительное время лежала засекреченной в архивах.
Совершенно секретно.
Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
21.6.41 г.
Тимошенко. Жуков».
После того, как директива была подписана, Тимошенко приказал Ватутину отправиться в Генштаб, чтобы срочно передать ее в округа. Копия директивы была передана наркому ВМФ.
— Николай Федорович, поспешите. У нас с вами мало времени…
Покинув Кремль, Семен Константинович и Георгий Константинович, идя к машине, успели переброситься короткими фразами, в которых звучали нотки беспокойства и раздвоенности.
— Непонятно… Все, что делалось нами, еще недавно оценивалось правильно и положительно. Я имею ввиду спектр подготовительных мероприятий мобилизационно-оперативного порядка. Укрепили западные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом. С другой стороны, директива получилась двоякая — приготовится биться с немцем, но не провоцировать его. Но дан приказ и его надо выполнять, а не обсуждать. Хотя пока дойдем до машины можно пооткровенничать. Мне трудно понять команду — не провоцировать, — смело рубанул Жуков.
— Георгий Константинович, полностью согласен с тобой. Боюсь только одного, не затянули ли мы вместе с политиками сроки отправки директивы в войска. Успеет ли она дойти вовремя? — задал сам себе вопрос нарком обороны.
— Лучше поздно, чем никогда! — заметил Жуков.
А что было в эти дни накануне войны? Было как всегда. В половине пятого утра выкатились на улицы столицы 48 поливальных машин после душного предыдущего дня. В 5.30 начали работу более 9 сотен дворников. Утро было погожим, солнечным, красящим «нежным светом стены древнего Кремля».
В 7.00 в парках, скверах и в других местах обычного скопления людей стала разворачиваться «выездная» лоточная торговля. Открывались летние буфеты, пивные и бильярдные. Через полчаса двери распахнули молочные магазины и булочные. А в 9 часов заработали продуктовые магазины и гастрономы. Промтоварные лавки, кроме ГУМа и ЦУМа, по воскресеньям не работали.
Радио играло бравурные военные марши. Москвичи выстраивались у магазинов в очереди за продуктами и снимали со счетов в сберкассах свои вклады. Вскоре, правда, вклады заморозили, разрешали снимать с них ежемесячно не более 200–300 рублей.
В молочных магазинах в центре Москвы предлагали творог, сыр, брынзу, творожную массу, сметану, кефир, простоквашу… Наверное, те молочные продукты были более качественными, чем сейчас.
Жизнь на улицах Москвы продолжалась и 22 июня 1941 года. На Пушкинской площади в клумбах цвели белые лилии, многоцветные тюльпаны и темно-багряные пионы. Радостные девушки скользили с пышными букетами сирени, а юноши несли цветы на встречи к любимым. В парке Горького гуляла молодежь, заканчивалось воскресенье «мирной передышки» нашей страны.
ГУМ и ЦУМ выставили весь набор отечественной швейной и обувной промышленности, ситцы, драпы, бостоны и другие ткани, бижутерию, разнообразные по размерам черного и коричневого цвета фибровые чемоданы. И, конечно, драгоценности, стоимость которых доходила до 50 тысяч и выше — это пятая часть стоимости легендарного танка Т-34 или штурмовика победы Ил-2. Никто в тот день и предположить не мог, что Центральный универсальный магазин Москвы через две недели превратится в армейские казармы.
На фабриках и заводах, в учреждениях и учебных заведениях проходили митинги.
А тем временем директор ЦУМа по фамилии Немой громко кричал на митинге в микрофон:
— Каждый из нас прекрасно знает, что это выступил не германский народ против русского народа, а фашистские заправилы в лице подлой собаки — Гитлера, который пытается поработить весь советский народ, как он поработил другие страны Европы… Призываю вас, товарищи, к повышению бдительности. Дадим решительный отпор всем нытикам и паникерам, которые, поддаваясь слухам, устраивают очереди у продуктовых магазинов и тем самым играют на руку врагу, сплотимся вокруг партии и правительства, вокруг нашего любимого вождя товарища Сталина. С именем Сталина мы победим!..
Типичная чиновничья агитка в духе Коминтерновской идеологии о мировой революции силами планетарного пролетариата. Здесь упор ставился на возможности рабочего класса Германии.