…»
Начальник штаба 4-й армии группы армий «Юг» генерал Гюнтер Блюментрит со временем напишет, что «…Московская битва принесла немецким войскам первое крупное поражение во Второй мировой войне. Это означало конец блицкрига, обеспечивший Гитлеру и его армии выдающиеся победы в Польше, Франции и на Балканах. С политической точки зрения самым главным и роковым решением было решение фюрера напасть на Россию. На бескрайних просторах Востока нельзя было рассчитывать на легкие победы. Многие из наших руководителей сильно недооценивали нового противника. Это произошло отчасти потому, что они не знали русского народа, ни тем более русского солдата…»
Что из этого получилось, знают многие, интересующиеся результатом битвы за Москву. События Московской битвы отображены почти в девяти тысячах исторических трудов и самых разнообразнейших публикациях. Общественное настроение тех «черных дней» в других странах мира поэт Н.М. Коржавин отразил в следующем четверостишии:
Казалось, что лавина злая
Сметет Москву и мир затем.
И заграница, замирая,
Молилась на Московский Кремль.
На взятие Москвы была направлена, пожалуй, самая мощная группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Федора фон Бока, в состав которой входила и 2-я танковая группа генерала Гудериана. Она состояла из 24-го танкового корпуса, 3, 4, 10, 17 и 18-й танковых дивизий, 10-й, 29-й и СС «Рейх» мотодивизий, 1-й кавалерийской дивизии, 46-го танкового корпуса, пехотного полка «Великая Германия». Кроме того, во 2-ю танковую группу входили еще 2 армейские части: авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия генерала Фибига и зенитный артиллерийский полк «Герман Геринг» генерала фон Акстгельма.
Гудериан в первый же день наступления получил приказ форсировать реку Западный Буг, атаковать Брест-Литовск (Брест), прорвать фронт и быстро, используя первоначальный успех, выйти в районы Рославля, Ельни и Смоленска.
Так планировали немецкие генералы. Гудериан, после прорыва героически оборонявшейся в течение 29 дней Брестской крепости, которую ему приходилось брать дважды — в 1939-м у поляков и в 1941 году у русских, позже скажет, что это были два разных сражения за крепость: русское сопротивление отличалось фанатичной ожесточенностью. Поляки в 1939-м сдались быстро.
Пройдет немного времени и с наступлением глубокой осени, когда танки Гудериана то вязли в глиноземной грязи под Тулой, то никак не заводились моторы броневых монстров из-за внезапно нагрянувших русских морозов, раздосадованный командующий группы армий «Центр» фон Бок напишет в своем дневнике:
«Трудный день. В течение ночи правое крыло 3-й танковой группы начало отход. Дают о себе знать неприятные вклинивания противника на северном крыле танковой группы. Противник также значительно усилил давление на правом крыле 9-й армии…
Русские ухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки, подтянули новые дивизии из Сибири, Ирана и с Кавказа и заменили утраченную на ранней стадии войны артиллерию многочисленными пусковыми установками реактивных снарядов.
Сегодня группе армий противостоит на 24 дивизии — преимущественно полного состава — больше, нежели это было 15 ноября. С другой стороны, численность германских дивизий сократилась более чем на половину в результате непрерывных боев и связанных с зимними холодами бедствий. Боеспособность бронетанковых войск и того ниже. Потери среди офицерского и унтер-офицерского состава просто шокируют. В процентном отношении они много выше, чем потери среди рядового состава».
Когда уже упоминаемый выше последний военный атташе в Москве генерал Эрнст-Август Кестринг был на докладе в ставке фюрера, Гитлер подвел его к карте операций, очертил круговым движением руки захваченные территории и, игриво топнув ногой, словно пританцовывая, как когда он чему-то радовался, заявил:
— Отсюда меня теперь никакая сила не выгонит.
— Похоже — это так! — прогнулся генерал.
— А кто если не ты, Эрнст, лучше других знаешь Россию, — дважды, ведь побывал в Москве военным атташе. Не так ли?
— Так точно, мой фюрер! — гаркнул Кестринг.
— Я хочу услышать твое мнение о финале, — Гитлер запнулся на последнем слове, словно не хотел говорить о его сроках и географической ориентации.
— Мой фюрер, вы говорите о Москве?
— Да! Да! Да! — взвизгнул хозяин кабинета.
— Русские сдадут Москву. Нет у них сил. Половину Красной армии мы переловили, а другая часть полегла, — щебетал Кестринг…
За это подобострастие отставного генерала, находившегося в резерве, Гитлер в 1942 году назначил уполномоченным по вопросам Кавказа при группе армий «А», а с июня 1943 — инспектором соединений народов Северного Кавказа. С 1 января 1944 года — он в должности генерала добровольческих соединений при Отделе военного комиссариата (ОКВ).
4 мая 1945 года Кестринг был взят в плен американскими войсками. В 1947 году он был освобожден, после чего некоторое время его планировали использовать в качестве свидетеля на Нюрнбергском суде, но советская сторона высказалась против его приглашения на этот процесс.
Помогали оптимизму фюрера не только успокаивающие слова Кестринга, но и некоторые обстоятельства, о которых мы предпочитаем умалчивать. Прежде всего, первая растерянность руководства страны во главе со Сталиным, надеявшимся на Пакт, который оказался не Фактом. Подвела убежденность, что немецкий пролетариат не поддержит войну против русских собратьев по классу, и РККА будет воевать на чужой территории малой кровью. Разгромим любого врага могучим ударом! Именно эту идею доносили молодым командирам в военных училищах и академиях. Эта словесная шелуха, помноженная на потерю управляемости войсками при первых столкновениях с немцами, крайне отрицательно повлияла на наших солдат. А данные разведчиков и их агентуры почему-то верхами игнорировались.
Близкий автору по духу писатель Александр Лапин по этому поводу писал:
«А ошибки Сталина и Генерального штаба (которым руководил Г.К. Жуков. — Авт.) обошлись еще дороже: 1200 наших самолетов немцы сожгли еще на аэродромах. Также прикончили сотни танков. Не говоря уже о человеческих жертвах.
И здесь еще одна сказка про белого бычка. Мол, фашисты ударили — наша армия доблестно сражалась. Прекрасные полководцы совершали глубоко продуманные маневры. Мой отец и другие мужики рассказывали: в первые же дни многие начальники бежали, выпучив глаза.
На самом деле держали удар простые красноармейцы и командиры среднего звена. Это они бились до конца в своих окопах (как и пограничники. — Авт.). То есть воевал русский народ. Причем два года — не умением, а числом. О чем говорят огромные потери и миллионы пленных солдат в этот период. Если реально, наша когорта полководцев сформировалась только к 1943 году. Технику сумели подтянуть тоже не сразу. В той же битве под Прохоровкой знали ведь, что немцы бросят против нас «Тигры» и «Пантеры». А у русских Т-34 были и 75-милимитровые пушечки, которые не могли пробить их броню. Только потом конструкцию изменили — поставили более мощные орудия».
Зная, что у немцев полно танков и Германия широко их использовала в войнах в Польше, Франции, Югославии и других странах, при их захвате ни военные начальники, ни партийные функционеры не заставили конструкторов разработать носимые противотанковые ружья (ПТР). Начальник контрразведки ЮЗФ комиссар госбезопасности 3-го ранга А.Н. Михеев и командир стрелкового батальона, ставший известным разведчиком по линии ГУКР Смерш, старший лейтенант А.И. Козлов испытали на себе отсутствие в войсках ПТРов. В борьбе с танками использовали трофейные ружья или «карманную артиллерию» — связки гранат да бутылки с зажигательной смесью.
Эти ошибки потом были исправлены — несколько модификаций ПТР поступило в войска после реакции Сталина…
Но чем дальше продвигались «арийцы», тем оптимистические ожидания оказывались все обманчивее и обманчивее. Вот их несколько обобщенные размышления:
— несмотря на большое количество советских военнопленных, масса вводимых вновь и вновь резервов со стороны противника все увеличивалась;
— ожесточение противника не шло ни в какое сравнение с польской кампанией и войсками западных держав;
— постоянно возрастала сопротивляемость со стороны частей и подразделений РККА;
— выше ожидаемого оказался износ материальной части танков и других бронемашин из-за пыли и грязи русских равнин;
— авиация не справлялась с войной на два фронта;
— резко сокращались запасы горючего;
— не давали покоя народные мстители, которых немцы называли «русской партизанкой», якобы воюющей не по правилам европейской войны.
На рост отрядов народных мстителей повлияло одно обстоятельство. Именно оно негативно отразилось на авторитете нацистской Германии в боях и на оккупированной территории.
Накануне войны Гитлер дал задание Кейтелю подготовить рескрипт относительно обращения солдат вермахта с гражданским населением и военнопленными. Штабисты ОКВ быстро состряпали в угоду фюрера драконовский приказ. В нем отменялось обязательное применение военно-уголовного законодательства к военнослужащим, виновным в мародерстве, грабежах, убийствах и насилии по отношению к гражданскому населению и военнопленным, наложение наказания передавалось на усмотрение непосредственных начальников и командиров. Такое указание сверху могло лишь способствовать разложению дисциплины в войсках вермахта и возникновению ожесточения против немцев местного населения на оккупированных территориях.
Другой, получивший также печальную известность, был «приказ о комиссарах». Кстати в войсках 2-й танковой группы Гудериана он не применялся, так как был задержан в штабе группы армий «Центр». Видно, до генерал-фельдмаршала Федора фон Бока дошло, что такой «правовой акт» не только жестоко ломает традиции прусского офицерства, но усиливает ожесточение в сопротивлении противника. И он его задержал в своем штабе.