«…Поэтому для генерал-полковника Хейнрици, командующего группой армий «Висла», явилось полной неожиданностью, когда 19 апреля 1945 года ему была передана командная власть в Берлине. Поскольку до сих пор генерал-полковник был твердо убежден в том, что многомиллионный город обороняться не будет. Он пытался в эти роковые дни отвратить от города уготовленную ему судьбу. Но у командующего не было возможностей, чтобы распутать клубок противоречий. Его распоряжения не признавались Гитлером».
23 апреля власть в Берлине взял в свои руки Геббельс. Он теперь стал имперским комиссаром обороны. В течение часа он, как специалист по пропаганде, издал целый поток приказов и распоряжений. Типографии работали на полную мощность, тиражируя экстренные выпуски газет и всякого рода объявлений.
На столбах, стволах деревьев, стенах, оставшихся заборах берлинцы глазами, воспаленными от пыли, дыма и пожарищ, читали:
«Город Берлин будет обороняться до последнего человека!
Сражайтесь с фанатичным ожесточением за ваших жен, детей и матерей! Мы устоим в борьбе!.. Все солдаты и бойцы фольксштурма, направленные на оборону столицы рейха, должны занять предписанные позиции и обязаны немедленно вступить в бой, как только покажутся советские танки!.. Сейчас необходимо сохранять железную дисциплину, продемонстрировать максимальную уверенность в своих силах…
Предателей надо немедленно расстреливать на месте или вешать. Сейчас имеет силу только один лозунг: фанатичное и ожесточенное сопротивление во всех точках города. Будьте бдительны! Самоотверженно защищайте жизнь ваших жен, матерей и детей…
Большевики ведут свою борьбу без всякой жалости. Кто хотел бы, чтобы его жена и дети были обесчещены? Какой мужчина хотел бы получить пулю в затылок? На вас, защитники Берлина, смотрят ваши матери, ваши дети и ваши жены. Сейчас они доверили вам свои жизни.
Час испытаний пробил…»
Крайсляйтеры и прочие политические ляйтеры возгордились тем, что теперь они могли приказывать офицерам вермахта. На их стороне находились эсэсовцы. Гиммлер не обманул ожиданий немцев — он объявил им террор. Рейхсфюрер СС преобразовал свои оперативные подразделения «в летучие военно-полевые суды», которые устраивали охоту на дезертиров. Случилась трагедия и в семье Евы Браун. Ее зять — муж младшей сестры, группенфюрер и генерал-лейтенант войск СС, офицер связи рейхсфюрера СС Гиммлера в ставке фюрера Герман Фегелейн — решил «погулять». Он уехал к себе домой в Шарлоттенбург. Его нашли посланные Гитлером эсэсовцы пьяным на кровати в гражданской одежде. По приказу «хозяина подземелья», генерала СС доставили в фюрербункер, и после допроса гестаповцы расстреляли его во дворе рейхсканцелярии.
Когда деспоты, как говорил Станислав Лец, обращаются к террору, можно спать спокойно. Тут уж будет без обмана. Эта бесполезная жестокость ложилась на перепуганных страхом возмездия нацистов, выставляющих себя патриотами нации. Они тем самым проявляли признаки своей слабости и выражение страха, потому что уже были политическими банкротами.
Вслед за первым воззванием последовало второе:
«Честно и стойко мы исполним свой долг, станем примером отважной самообороны для всего немецкого народа. Негодяй и подлец тот, кто в этот час предпочтет мужественной борьбе постыдную трусость и позорное малодушие. Солдаты, раненые, мужчины Берлина! К оружию!»
Газеты от 24 апреля 1945 года запестрели призывами дать в Берлине бой Красной армии. Берлинцы черпали в них новые надежды, что столицу пронесет, их спасет гитлеровское Провидение и собранный в кулак вермахт и части СС.
Газета «Берлинер моргенпост»:
«…Берлин защищается всем имеющимся оружием, всеми средствами и всем мужеством и отвагой своих мужчин и солдат. Каждый, кто может держать в руках оружие, тотчас добровольно обращается в комендатуру Берлина… Гауляйтер и имперский комиссар обороны призвал их на помощь при обороне нашего родного города Берлина…»
Газета «12-Ур-Блатт»:
«Из общего обзора положения, сложившегося в данный момент во всех горячих точках боевых действий в городе и в окрестностях… можно оказывать врагу сопротивление… кроме того, существует также возможность перехода в контратаки».
Газета «Дер ангриф»:
«Венк приближается!.. В городе танковый корпус!.. Нас спасут! Слова фюрера сохраняют свою силу: Берлин останется немецким!.. При сообщении о быстром приближении испытанных в боях соединений защитники столицы рейха сразу прибодрились и сражаются с невидимым упорством и ожесточением с твердой надеждой скоро услышать грохот орудий наступающих резервов».
Эти и другие газетные строчки, созданные явно по указке главного пропагандиста Третьего рейха Геббельса, уже ничего не значили. И все же, надо признаться, что в этот час беды, когда на чаше весов лежали опасность и надежда, Берлин стал одним единым, большим сообществом. Так что не так просто и легко было нашим воинам пробиться к рейхстагу и фюрербункеру.
26 апреля маленькая хрупкая женщина, пилот Ханна Рейч приземлилась на самолете «Физелер Шторх» на одной из осевых улиц восток-запад прямо у Бранденбургских ворот и привезла с собой генерал-полковника Роберта Грейма — командующего 6-м воздушным флотом. В воздухе советский истребитель атаковал их, ранив в ногу Грейма, который на одной ноге, опираясь на Ханну, приковылял в бункер. Он прибыл для того, чтобы стать преемником Геринга и взять на себя командование люфтваффе. После медобработки раны, он беседовал с Гитлером. Фюрер высоко оценил его вклад в авиацию рейха и присвоил ему звание фельдмаршала. 29 апреля Рейч вылетела из Берлина к гроссадмиралу Деницу — запланированному новому правителю Германии, калифу на час…
Свидетель штурма нацистской цитадели, писатель и публицист Всеволод Иванов в своем эссе «На Берлин! Дорога наступления» образно описал то, что видел весной 1945 года в обреченном Третьем рейхе:
«Заматерелая в самолюбии и надменности Германия любила пышные похороны. Она их получила. Широкозадый, тупой фашистский возница везет ее сейчас к гибели.
В стороне от дороги на Альтдамм и Штеттин есть узкое продолговатое озеро. Небо в нависших тучах, ветер строгий, тугой, и оттого колючая проволока вокруг завода и вокруг рабочих бараков, ее клинообразные колючки кажутся особенно густо разросшимся. Низкие ворота. Часовой, проверив наши документы, пропускает. Мы на территории секретного немецкого завода, производящего морские торпеды, построенного недавно, едва ли не в 1943 году.
Потопили испытательные катера, потопили в озере кое-какое оборудование, из трех машин электростанции увезли одну, а многое, очень многое осталось — и, как всегда после немцев, остались следы преступлений, скрыть их, уничтожить их невозможно…
Недавно в боях за Шнейдемюль, когда немцы не давали нам подойти к городу и зацепится за окраину и когда был ранен командир орудия, Потапов принял командование орудием, одновременно работая наводчиком. Немцы с 600 метров били по нему из минометов. Потапов прямой наводкой завалил дом тремя снарядами, подавив таким образом пулеметы. Немцы побежали. Наша пехота теперь могла зацепиться за окраину и начать уличные бои…
Горька война, но горечь ее преодолевается и побеждается упорством и знанием. Так был побежден Одер. В числе других на самодельном плотике форсировал Одер старший сержант Абатуров. Он переплыл реку, выскочил на берег и увидел глубокий канал. За каналом насыпь, и оттуда бьет немецкий пулемет и поблескивают, как чешуя, огоньки его выстрелов. Но как у рыбы не мясо, так и чешуя — не перья, и не улететь тебе от нашего гнева, фашист!
Абатуров бросился в ледяную воду, глотнул ее горечи, победил ее, переплыл канал и пополз воль скользкой насыпи. Он подкрался к немецкому пулемету, навалился телом на его ствол. Наступила короткая тишина: короткий и бессмертный миг жизни, который осталось прожить Абатурову, потому что тело его было пронзено пулями. Что вспомнил он? О чем он думал? Он вспомнил свою прекрасную родину. Он как бы встал перед ней во весь свой рост, и он крикнул бойцам, которые ползли за ним, слова, священные для нашей родины…
Пятый час утра. Скоро начнется артиллерийская подготовка. И вдруг сбросили воз дров над головой. Холм вздрогнул, как куст. Посыпался из щелей песок, на секунду запорошив глаза. Где-то на каком-то гребне жарко полыхнули гвардейские минометы. Источники света ринулись в небо, сразу определив его глубину. Земля тряслась в железном, безудержном грохоте. Передо мной встал воплощенный «бог войны» — артиллерия заговорила!
Срывала землю — и ни в каком колодце, конечно, не укрыться врагу! И когда над смутно причудливым Одером на мгновение из туч показалось солнце цвета желтой меди, наши войска пошли в атаку.
Они шли лесными массивами, среди топких лугов, по каналам, по дорогам, среди мин, среди разбитых немецких орудий, повозок, автомашин. Они прошли траншеи, ворвались во вторую линию. Они шли, как наводнение, разбивая у немцев не только технику, но и все надежды на какой-либо успех.
Немцы открыли шлюзы на одном из каналов, чтобы затопить населенный пункт, в который ворвались наши бойцы. Но бойцы, простые русские солдаты — первыми среди них были сержант Кузнецов, ефрейтор Волокушин и младший сержант Артемьев — под убийственным огнем пробрались к шлюзу и закрыли его.
На канале Одер-Шпрее немцы хотели взорвать мост, бойцы двинулись так стремительно, что немцы оставили мост и бежали.
29 апреля 1945 года».
Немцы верили в появление противоречий между СССР и его союзниками. Среди немецких солдат и офицеров шли откровенные разговоры о начавшихся якобы переговорах между Риббентропом и британцами, а также о зондировании почвы Гиммлером через Швецию.
Как известно, после Сталинградского поражения Гитлера 12 июля 1943 года на территории СССР был создан Национальный комитет «Свободная Германия». Посланные на фронт этим комитетом германские солдаты и офицеры шли в первых рядах с советскими штурмующими группами. Воздушным замкам и планам Гитлера приходил закономерный конец.