«Те германские офицеры, солдаты и члены нацисткой партии… которые ответственны… за зверства, массовые убийства, экзекуции будут высланы в страны, в которых они совершили свои мерзкие преступления, предстанут перед судом и понесут наказание по законам этих освобожденных стран. Данная декларация не распространяется на главных военных преступников, преступления которых не имеют конкретной географической локализации и которые будут наказаны совместным решением правительств союзных государств».
Дамоклов меч зависал над головой нацистских военных преступников, но войну они продолжали до момента капитуляции в мае 1945 года.
Свои впечатления в очерке «На Нюрнбергском процессе» записал уже упоминаемый маститый писатель Всеволод Иванов:
«Вот на суде выступает свидетель, некий немецкий генерал Лахузен (генерал-майор Абвера Эрвин фон Лахузен. — Авт.), помощник начальника контрразведки и подчиненный фельдмаршала Кейтеля, который сам непосредственно давал генералу указания о некоторых убийствах!
И если Кейтеля можно сравнить с ножом, то Лахузен рукоятка этого ножа. Я хочу только обрисовать вам силуэт этой рукоятки, достаточно мрачной и тяжелой, которой тоже с успехом можно убивать, и хочу остановиться на двух его фразах, циничность которых поразила меня несказанно. Мне думается, что эти фразы необыкновенно ярко и выпукло показывают нам сущность субъектов, с которыми суд имел дело…
Лахузен высокий, плешивый, длиннолицый; когда говорит, лицо его делается лососево-красным, а необыкновенно длинные руки часто взметываются кверху, и тогда тень их прыгает по экрану, и кажется, что эта тень не его, а другого фашиста, который, быть может, еще не пойман, но которого надо непременно поймать, допросить и судить.
На лысом багровом черепе Лахузена поперек две черные ленты, поддерживающие наушники. Металлически поблескивают никелированные кончики наушников, и блеск их падает на мокрый череп — все это ужасно…
Ужасно то, что слышишь и видишь, и делаешь усилие, чтобы не дрожать от негодования, чтобы запомнить, чтобы рассказать вам все то, что видел и слышал. Перед этим на допросе Лахузен показал, что Кейтель не передавал ему приказания об организации убийств. Показал свидетель и том, что он знал о пытках, которые совершали над советскими пленными в лагерях, как и о том, что русских военнопленных клеймили…»
Когда Сталин появился в Потсдаме со списком подлежащих суду главных военных преступников, ни по одной фамилии фашистов ни у англичан, ни у американцев не было возражений. В советских документах значились имена, хорошо знакомые западным союзникам: Геринг, Гесс, Риббентроп, Кейтель, Дениц, Кальтенбруннер, Фрик, Штрейхер, Крупп, Шахт, Папен, Ганс Франк. Этот список был одобрен на встрече «Большой тройки» в Потсдаме 1 августа 1945 года.
Некоторые из нацистских бонз не появились в Нюрнберге. Гитлер и Геббельс были мертвы, Борман исчез и его судили заочно, Гиммлер проглотил капсулу с цианидом во время осмотра у британского врача и мгновение спустя скончался. Десятки партийных функционеров совершали самоубийство — иногда вместе со своей семьей. В период с осени 1945-го по март 1948 года в странах Европы трибуналами союзников было расследовано около тысячи дел на нацистских преступников.
Старший коллега автора полковник Леонтий Иванович Козловцев, принимавший непосредственное участие во всех днях работы Международного Военного Трибунала над главными военными преступниками в Нюрнберге, рассказывал:
«Вначале процесса они еще пыжились, а потом под спудом страшных обвинений в массовых убийствах через показания свидетелей и кинохроники они существенно уменьшались на скамье подсудимых. Поразил меня один факт — два цыганских ребенка в одном из лагерей были сшиты вместе с целью создания сиамских близнецов. Очевидец, описавших эту операцию, проводившуюся эсесовским доктором Фрицем Менгеле, рассказывал, что после операции вены рук детей оказались пораженными сильной инфекцией…
На Геринге и других подсудимых мундиры болтались как на огородных чучелах старые пиджаки…»
Он много чего рассказывал при встречах в Совете ветеранов… В частности, от Леонтия Ивановича нам стало известно, откуда взялось обозначение «Третий рейх». Оказалось, еще в 1923 году писатель Артур Меллер ванн дер Брук, искренне веря в расовую теорию, считал, что германцы — это сверхлюди. Остальных — на Востоке славян, цыган и евреев — он считал недочеловеками, которых надо «методично сокращать». Эта методичность длилась годы и превращалась в миллионы загубленных жизней. Именно Гитлер после Брука впервые использовал новое название будущего немецкого государства — «Третий рейх».
Обвинительные документы автомашины привозили в зал заседания Трибунала тоннами. Следователям и судьям приходилось изучать их даже ночами.
— Как вел себя ваш главный противник на тайной войне Кальтенбруннер? — спросил автор фронтовика.
— На его костистом лице играли желваки. Он все время открещивался фразами: не знал, не видел, приказывал фюрер, мне не докладывали, данный факт ошибочно мне приписывают… Этот венский адвокат, ставший палачом германских граждан и народов других стран, явно выказывал животный страх и противную трусость перед судьями. Одни из подсудимых плакали, другие смеялись, третьи находились весь процесс в состоянии ступора…
Надо отметить, что охлаждение отношений между вчерашними союзниками по антигитлеровской коалиции зародили у подсудимых надежду, что судебный процесс развалится и они выйдут на свободу. Но у держав-победительниц хватило политической воли и юридического запала, чтобы довести суд до конца.
И вот 1 октября 1946 года была поставлена точка в Нюрнбергском процессе и оглашена резолютивная часть приговора — меры наказания в отношении каждого подсудимого. К главному судье американцу Джеффри Лоуренсу по одному приводили подсудимых. К смертной казни через повешение приговаривались: Герман Геринг, Иоахим фон Риббентроп, Вильгельм Кейтель, Эрнст Кальтенбруннер, Альфред Розенберг, Ганс Франк, Вильгельм Фрик, Юлиус Штрейхер, Фриц Заукель, Артур Зейсс-Инкварт, Альфред Йодль и Мартин Борман (заочно).
Трибунал установил четырехдневный срок подачи ходатайства о помиловании. Из «смертников» этим правом не воспользовался только уже упоминаемый выше Кальтенбруннер, полагавший данную просьбу бессмысленной.
Вечером 15 октября на территорию Нюрнбергской тюрьмы были допущены восемь журналистов: по два от каждой союзной страны: Советского Союза, США, Великобритании и Франции. Кроме корреспондентов от каждой державы присутствовали также переводчик, врач и военный представитель.
Местом приведения приговора стал спортзал тюрьмы, в котором установили три виселицы. Одна была запасной. На эшафот вели 13 ступеней. Под каждой виселицей люк с двумя створками, которые открывались нажатием рычага. Приговоренный нацист падал в отверстие на глубину 2 метра 65 сантиметров.
Пока шли приготовления, начальник тюрьмы, американский полковник Бертон Эндрюс, посетил каждого осужденного и довел до них информацию об отклонении ходатайства о помиловании. После этого наблюдение за осужденными усилилось. Но это не помогло — около 22.45 Герман Геринг отравился при помощи ампулы с ядом.
В 23.45 15 октября приговоренных к казни разбудили. Им предложили последний ужин: сосиски с картофельным пюре или блины с фруктовым салатом.
Процедура началась в час ночи 16 октября. Узникам тюремных камер еще раз зачитывали приговор и, надев наручники, вводили в спортзал. Здесь они поступали в распоряжении двух палачей: американцев Джона Вудза и Джозефа Малты. Кстати, Вудз являлся профессиональным палачом, приведшим в исполнение в США около 350 приговоров.
Первым 13 ступеней преодолел бывший министр иностранных дел Третьего рейха Иоахим фон Риббентроп. Палач накинул петлю из манильской веревки, успешно выдерживавшей груз в 200 килограммов, потом затянул ее на шее до нужного предела. После этого ему разрешили произнести последнее слово. Он выкрикнул: «Всевышний, храни Германию! Пощади душу мою!» Вудз одел на голову Риббентропа черный колпак, священник прочел молитву. Поворот рычага и бывший глава МИД нацистской Германии провалился вниз. Тело оставалось висеть до тех пор, пока медицинские эксперты не констатировали смерть.
Большинство «смертников», по воспоминаниям Бориса Полевого, сохраняли присутствие духа. Верещал только главный барабанщик нацистских идеологов Юлиус Штрейхер. В последнем слове он вскричал: «Теперь к Богу! Большевики и вас когда-нибудь повесят… Адель, моя несчастная жена. Хайль Гитлер!» В отношении жены он был прав — она была несчастлива из-за его частых измен. Знакомые называли его половым разбойником: то сексуальным маньяком, то кроватным ганстером.
Даже с надетым колпаком он продолжал воздавать славу фюреру.
Последним был повешен Артур Зейсс-Инкварт, бывший глава Австрии и рейхсминистр Нидерландов.
С петлей на шее он произнес:
«Надеюсь, что эта казнь будет последней трагедией Второй мировой войны и что случившееся послужит уроком: мир и взаимопонимание должны существовать между народами. Я верю в Германию».
После этого в зал внесли носилки с трупом Геринга, символически поставив их под виселицей.
В 4 утра 16 октября гробы с телами казненных нацистов погрузили в грузовики и отвезли в Мюнхен, где сожгли их в местном крематории, сказав руководству этого учреждения, что предают огню «14 американских солдат».
На следующий день в официальном коммюнике, подписанном союзниками, кратко сообщалось:
«Тела Германа Геринга вместе с телами преступников, казненных по приговору Международного военного трибунала 16 октября в Нюрнберге, сожжены, и пепел их тайно развеян по ветру».
А потом, после казни главных военных преступников, открылись двери двух камер во Дворце правосудия в Нюрнберге. Двум заключенным, высоким мужчинам крепкого телосложения, приказали встать и одеться. Ими были Альберт Шпеер и Бальдур фон Ширах. Их по тихим и темноватым коридорам дворца сопровождали вооруженные охранники из армии США. Шум появился тогда, когда они вошли в ярко освещенный зал и прищурились от раздражавших глаза едких паров хлорной извести, которой был побелен пол. Перед ними высилась виселица. Возле нее лежали только что снятые леса. Заключенным приказали помочь разобрать последнюю «рабочую» виселицу, на которой несколько часов тому назад были повешены их нацистские коллеги.