».
В ответ на это Гитлер шлет командующему 6-й армии Паулюсу шифровку с приказом захватить Сталинград. Этот город стал фантомом престижа. 2 октября 1942 года в шифровке Гитлер указывает, что его взятие «настоятельно необходимо по психологическим причинам». А 8 дней спустя он добавил, что у русских надо «отнять их святыню».
Когда-то он говорил, что с 6-ой армией он может штурмовать небеса, теперь бои шли за каждое здание, улицу, жилые кварталы. Обе стороны несли огромные потери.
Весь мир ожидал известия о падении Сталинграда.
Поэт-фронтовик Сергей Викулов по этому поводу сказал:
Как трудно было умирать
Солдатам, помнящим о долге,
В том самом городе на Волге —
Глаза навеки закрывать…
Но советские войска — солдаты и офицеры — не хотели считать себя разгромленными. Поверженной в ходе Сталинградской наступательной операции под кодовым названием «Уран» (19 ноября 1942 года — 2 февраля 1943 года) оказалась 6-я армия. В Берлине был объявлен национальный траур, в Москве — «Сталинский праздник».
Гитлер был взбешен. Свои слова о гибели 6-й армии и сдачи в плен ее командующего Паулюса он вылил в такой пассаж:
«Какую легкую жизнь он себе устроил!.. Настоящий мужчина должен застрелиться, подобно тому как раньше полководцы бросались на меч, если видели, что дело проиграно… Лично меня больше всего огорчает то, что я успел произвести его в фельдмаршалы… Просто смешнее не придумаешь. Так многим людям приходится умирать, и вот появляется такой человек и в последнюю минуту оскверняет героизм столь многих… Это какая-то дикость».
Нет, дикостью было то, что затеял фюрер, отправив к этому времени в могилы почти половину вермахта. А гибель других народов злодея не волновала, тем более советских граждан.
Президент США Рузвельт по случаю победы Красной армии в Сталинграде прислал грамоту, в которой, в частности, говорилось:
«От имени народа Соединенных Штатов Америки я вручаю грамоту городу Сталинграду, чтобы отметить наше восхищение его доблестными защитниками, храбрость, сила духа и самоотверженность которых во время осады с 13 сентября 1942 года по 31 января 1943 года будут вечно вдохновлять сердца всех свободных людей. Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом войны Союзных Наций против агрессии…
Я отдал приказ об изготовлении почетного меча, который я буду иметь удовольствие преподнести городу Сталинграду…»
После победы под Сталинградом появилось много ее отцов. Н.С. Хрущев утверждал, что он вместе с командующим Сталинградским фронтом А.И. Еременко являются авторами контрнаступления. Главком ВМФ СССР адмирал флота Н.Г. Кузнецов указал настоящего автора, который взял на себя ответственность за реализацию плана:
«Нужно прямо сказать, что при огромном, а иногда и решающем значении роли полководцев, приводивших планы операций в жизнь, зарождение идеи в Ставке и воля Верховного Главнокомандующего определили успех сражения».
Хрущев был неправ еще и потому, что кроме Сталинградского фронта, на который был недавно назначен генерал Еременко, в контрнаступлении принимали участие войска Донского и Юго-Западного фронтов. Без их помощи и прямого участия в битве победы под Сталинградом, такой, какой она стала, не получилась бы.
Последней попыткой вермахта сохранить за собой стратегическую инициативу на Восточном фронте была Курская дуга. Немецкие генералы и тут лягнули Гитлера — именно перенос сроков наступления на 2 месяца якобы позволил русским подготовиться к отражению немецкого удара. Манштейн после войны заявил, что, если бы операция «Цитадель» была проведена в мае, она могла увенчаться успехом. Что можно сказать… если бы на горох не мороз, он бы и через тын перерос. У истории нет сослагательного наклонения…
А потом этапы отступления.
В начале ноября 1944 года Гитлер покинул ставку «Волчье логово», так как советские войска были совсем близко. Ехал в вагоне с затемненными окнами. Он сидел в купе при искусственном освещении. На улице светило яркое солнце, а здесь царил мавзолейный полумрак, переходящий в темноту сказочно дрожащей пещеры при свете карманного фонаря.
В Берлине профессором Эйкеном ему была сделана несложная операция — в горле иссекли узелок на голосовых связках. Он переживал, считая, что голос — это его основной инструмент. Потом он выехал в ставку «Бергхоф» — «Орлиное гнездо», где пребывал до середины января.
16 января 1945 года специальный поезд Гитлера покатился из «Бергхофа» назад в Берлин, покатился окончательно из-за опасности авианалетов. Покатился навстречу катастрофе. Прибыв в Берлин, он сразу же перебрался в фюрербункер. Выслушав доклады о том, что русские продвигаются вперед с жуткой скоростью, загрустил и ожесточился. Он клялся отомстить «красным» и подстрекал к ненависти. В один из дней за чаем с секретарями он вскипел, когда разговор зашел о сообщениях с линии фронта. По словам Юнге, он разразился тирадой:
«Это уже не люди, это изверги из азиатских степей, и борьба, которую я против них веду, — борьба за достоинство европейского человека. Победа — любой ценой. Мы должны быть жестокими и бороться всеми имеющимися у нас средствами».
Но, увы, победные марши 1930-х и начала 1940-х годов оказались в прошлом. Реальность 1945-го была иной — не в пользу Германии.
20 апреля 1945 года, в день рождения Гитлера, первые советские танки стояли под Берлином. Грохот полевых орудий достигал Имперской канцелярии. Фюрер принимал поздравления от верных соратников. Все приходили, пожимали ему руку, клялись в верности и пытались его убедить покинуть город. В основном говорили одно и то же:
«Мой фюрер, город будет скоро окружен! Вы будете отрезаны от юга. Еще не поздно дать приказ южным армиям, если вы отправитесь в Берхтесгаден».
Предлагали все — Геббельс, Риббентроп, Гиммлер, Дениц, и все напрасно. Гитлер решил остаться и ждать. Думается, он ждал результатов сепаратных переговоров. А в парке он в тот день награждал совсем детей из гитлерюгенда, отличившихся в боях против русских танков.
Одна из секретарш тоже спросили его, не хочет ли он покинуть Берлин?
— Нет, я не могу… Я напоминаю себе буддистского проповедника, вращающего пустую молитвенную мельницу. Я должен решить исход боя здесь, в Берлине, — или погибнуть!
Они выпили за здоровье Гитлера по бокалу шампанского, но вино показалось им безвкусным…
Жертва доктора Мореля
О том, чем болел, как лечился и что применял от мнительных и реальных болезней временный хозяин Третьего рейха написано не так много. Он с юности до появления седых волос с маниакальным интересом предавался разным своим фантазиям — живопись, архитектура, музыка Вагнера, политика, экономика, армия, новое оружие, философия, средневековые руны и поэмы…
Ночами он просиживал над прожектами, в которых его деловая некомпетентность соперничала с нетерпящим возражений самомнением и нетерпимостью. Он все хотел делать быстро. Свои акварели он тоже рисовал легко и стремительно. Мог оставить одну картину и перейти к другой, чтобы потом додумать и дорисовать что-то в отброшенной. Его друг по венскому периоду жизни (Вену он называл «городом-сибаритом». — Авт.) — Август Кубичек. Гитлер и Кубичек познакомились, снимая квартиру в Линце, их музыкальные предпочтения оказались схожими — оба увлекались творчеством Рихарда Вагнера и любили оперу. В 1933 году Кубичек поздравил Гитлера с получением должности канцлера Германии. Только через 6 месяцев он получил ответ на посланную открытку: «Грусть, я буду очень… рад… возродить те лучшие годы моей жизни».
В 1951 году Кубичек написал книгу «Адольф Гитлер, мой друг детства». По мнению литераторов, она не представляла никакой исторической ценности.
В конце 1920-х годов Гитлер в Мюнхене познакомился с потомственным травником Гансом Лодцем, который по просьбе пациента приготовил ему «один травный раствор». Адольф принял средство, почувствовал, как у него посветлели мозги, душа оказалась временно «нараспашку», ему открылись фрагменты своих былых реинкарнаций. Он, конечно, не знал, что в настой добавлен слабый наркотик — мескалин.
А вот спектакль «Майн фюрер — самая правдивая правда об Адольфе Гитлере» стал первой киносатирой германского производства. На киноэкране действует живой фюрер-наркоман. Он играет в ванне с игрушечным линкором и наряжает свою собаку Блонди, подаренную щенком в 1941 году Мартином Борманом, в немецкую форму. В ФРГ существовал стереотип — целый сериал с образом фюрера-наркомана в «массовом сознании».
Был случай, когда после окончания очередного класса реального училища, «перебрав» с друзьями, Гитлер попал в неприятную историю — потерял свидетельство. Вот как он пояснял эту историю потом:
«Тем временем четыре обрывка моего свидетельства уже доставили в школу. Будучи без памяти, я перепутал его с туалетной бумагой. Это был кошмар. Все, что мне наговорил ректор, я просто не могу передать. Это было ужасно. Я поклялся всеми святыми, что никогда в жизни больше не буду пить… Это был такой урок, что я никогда не брал в рот спиртного». Но он слукавил — баварское пиво он пивал кружками.
Фюрер ненавидел курение. Хотя в Вене по его признанию выкуривал от 25 до 40 сигарет в день. Потом бросил, в том числе по причине экономии средств — надо было нормально питаться на тощие заработки. В конце концов, на дверях его квартиры в Мюнхене он повесил табличку: «Курильщиков просят не переступать этот порог».
И все же истории о «фюрере-наркомане» имеют под собой приличный фундамент, который выстроил его лечащий врач в годы Второй мировой войны Тео Морель. Его, как и Еву Браун, познакомил с Гитлером личный фотограф фюрера Генрих Хофман. Известно, что в середине 1930-х годов Гитлер страдал от болей в области живота и почек. Морель, как человек падкий до денег и славы, откликнулся лечить именитого пациента. Встретились, познакомились. Доктор выслушал жалобы и через несколько дней предложил курс лечения.