1
Марика была на башне, когда кочевники вернулись наутро после ночного рейда ма. Спуститься было невозможно.
Быть может, сотни две кочевников устремились к стойбищу, выйдя со стороны стойбища Ласпов. Они остановились за пределами полета стрелы и завыли, потрясая оружием и фетишами. Среди них бродили Мудрые, раздавая благословения. Охотницы несли штандарты, сделанные из черепов метов и артфов, и хвосты кирнов. Кирны – это большие всеядные звери, водящиеся на Зотаке, которых кочевники считали священными. Их свирепость, хитрость и упорство были легендарны. Эти качества и выражали хвосты.
Вперед вышел высокий молодой мужчина. Оскалив зубы при виде брошенных прошлой ночью тел, он крикнул:
– Сдайте стойбище, и вам все простят. Сопротивляйтесь – и ваши щенки пойдут на мясо.
Смел для мужчины, подумала Марика. Наверное, это и есть тот одиночка, которого Мудрые зовут верленом. Откуда бы еще у мужчины такая дерзость?
Скилдзян пустила стрелу. Выстрел был хорош и должен был попасть в цель, но стрела ушла в сторону. Ветерок, подумала Марика.
Но ма промахнулась дважды – такого еще не бывало. Никакие поправки на ветер не привели стрелу ближе к цели. Кочевники завопили от восторга. Сумасшедший мужчина насмешливо завыл и повернулся спиной. Уходил он медленно.
Но он получил ответ.
– Эй, одиночка! – крикнула Скилдзян. – Ты осмеливаешься вызывать гнев Всесущего, повергая законы наших праматерей. Если ты и правда веришь, что ты избран, сойдись со мной в смертном поединке!
Шепот ужаса облетел частокол. Неужто Скилдзян тоже сошла с ума? Встретиться в смертном поединке с мужчиной? Неслыханно! Небывало! Омерзительно! Этих тварей нельзя принимать всерьез.
Но Марика поняла сразу. Это был способ ослабить верлена в глазах его приспешников. Откажись он – и его сочтут трусом. Его положение ненадежно, ведь мужчины не бывают вождями, а стаи не соединяются вместе. Марика вспомнила охоту на кропеков. Может быть, и здесь что-то вроде – кочевники соединились перед лицом крайней необходимости?
Угроза, которую создал верлен, могла быть разрушена точно выбранными словами или предложением дуэли, исход которой сомнений не вызывал. Нет мужчины, который мог бы выстоять против охотницы, столь быстрой, безжалостной и умелой, как Скилдзян.
Верлен повернулся, издевательски оскалился, слегка поклонился и пошел дальше.
Прием не удался. Кочевники не могли слышать вызова Скилдзян.
Верлен подошел к ним, взял у одного копье, оперся на него. Постояв секунду, махнул лапой, будто сделал выпад в сторону частокола.
Две сотни кочевников взвыли и бросились в атаку.
На этот раз Дегнаны подготовились лучше. Волну нападающих встретили все лучницы. В толпу ввинтились отравленные стрелы. Приступ не дошел еще до частокола, как уже упали десятки. Половину лучниц Скилдзян разместила так, чтобы атакующие не могли до них добраться, пока не преодолеют внешний частокол. Эти охотницы продолжали посылать стрелы, когда начался ближний бой.
На крыши изб посадили старух, еще способных натянуть лук. Женщины у частокола стояли так, что в некоторых местах пробиться через частокол было легче. Но преодолевшие его там оказывались под огнем лучниц на крышах. Охотниц с трофейными мечами выставили по всей линии обороны, и мечи их несли смерть.
Кочевники захватили несколько плацдармов за внешним частоколом и попытались забросить лестницы на внутренний. Большинство их легло между частоколами.
Вооруженные мужчины и старшие щенята затаились под внутренней платформой. Когда кочевники спрыгнули вниз, на них ударили из-под платформы в спину. Еще много кочевников полегло, а уцелевшие обнаружили, что избы заперты. Когда они обернулись биться с мужчинами и щенками, их положили лучницы с крыш.
Была великая бойня. У Марики сердце стучало все громче и громче, пока росла надежда. Может получиться снова! Уже свалили половину нападавших. Остальные небось разбегутся, как только поймут, что их шлют на верную смерть.
И тут надежда исчезла.
Из леса со стороны пещеры Махен с воем появилась новая орда. Их было в семь раз больше, чем в атаковавшем сначала отряде. Они летели к северной стене, а оборона Дегнанов сосредоточилась на восточной, где сильнее всего был штурм.
Марика крикнула матери и показала лапой. Скилдзян посмотрела и изменилась в лице. Ее чуть не достала одна из нападавших, пока она приходила в себя.
Новая волна штурмующих накатила на частокол, почти не пострадав от стрел. Они кишели у подножия ограды, как личинки в разлагающемся трупе. Взлетели лестницы. Нападавшие влезли наверх, захватили плацдарм, разбежались по платформам вправо и влево. Кто-то стал перебрасывать лестницы на внутренний частокол. Другие принялись ломать ворота, пытаясь ворваться в стойбище традиционным путем.
На умирающих десятками под градом отравленных стрел они просто не обращали внимания.
Их было так много…
Десятки их ворвались во внутренний частокол и обрушились на щенят и мужчин. Полегли еще десятки. Отравлено было все оружие, вплоть до самого примитивного.
Старухи на крышах пускали стрелы, едва успевая натянуть лук, – и были бессильны даже замедлить этот бесконечный поток. Марике на секунду вспомнилось, как прорывались кропеки сквозь баррикаду в долине Плентцо. Здесь было то же самое. Неостановимое безумие.
Здесь и там карабкались кочевники по обледенелым стенам изб, чтобы снять лучниц. Поначалу им не везло.
Марика всхлипнула. У частокола почти не осталось защитниц. Дело нескольких минут… Ее наполнил ужас. Граукены. Каннибалы. Верлен обещал сожрать щенков. А ее дар был абсолютно бесполезен. Оставалось только ждать.
Упала Герьен под грудой врагов, рыча до самого конца, стиснув зубы на чьем-то горле. Точно так же почти сразу свалилась ма, и Марика взвыла от горя. Она хотела спрыгнуть и убежать в лес, но не могла. Основание башни окружили кочевники.
Уйти не сможет никто.
Она видела, как умер Замберлин, визжа и дергаясь на копье. Упал Солфранк, размахивавший топором не хуже любой охотницы. Трех кочевников отправил он перед собой в объятия Всесущего. Покатились с крыш старухи лучницы под градом топоров и копий. У кочевников не было луков, но сейчас это было без разницы.
Она видела, как из-под платформы выскочил Каблин с кровавой раной на боку и рванул к избе своей матери. За ним гнались два кочевника.
Какие-то черные чувства поднялись из глубины ее души. Что-то овладело ею. Преследователи Каблина виделись ей как сквозь дымный туман и двигались очень медленно. Она как будто могла видеть их насквозь, без шкур. И еще она видела призраков, как будто над боем витали призраки всех ее праматерей. И она послала смертельное проклятие на сердца тех, кто гнался за Каблином.
Они споткнулись, падая вперед, взвизгнули, схватились когтями за грудь.
Марика остолбенела. Как? Это сделала она? Она может убивать контактом?
И она попробовала еще раз. На этот раз не вышло. Совсем ничего. Всхлипывая, Марика попыталась снова вызвать ту горячую черноту, спасти остатки стаи. Чернота не пришла.
Кочевники принялись высаживать двери изб. Выломали двери избы Герьен. Тут же площадь наполнилась визгом самых старых и самых маленьких. Выскочил кочевник с визжащим щенком в руках и вышиб ему мозги об косяк. За ним высыпали другие, каждый со щенком в руках. Изломанные тельца сваливали в кучу. Внутрь бросились другие. Кто-то выносил добычу. Кто-то нес факелы. Они попытались поджечь другие избы – задача нелегкая.
Скоро от боя осталась только небольшая схватка с уцелевшими еще охотницами у двери Скилдзян. На крышах оставались только две старые лучницы, по-прежнему бешено сыплющие стрелами. Но кочевники уже утратили интерес к бою. Кто-то тащил добычу из уже взломанных изб или набросился на еду. Другие разделывали вынесенных из избы Герьен щенков. Праздник победы начался, не дожидаясь гибели оставшихся Дегнанов.
И все это видела Марика, пойманная на верху сторожевой башни.
По лестнице полез кочевник. Она ударила его ножом в глаз. Он вытянулся в судороге от яда и рухнул вниз. Его собратья осыпали ее проклятиями, потом камнями и копьями, не нанесшими ей вреда. Все их метательные снаряды отскочили от плетения корзины.
Марика увидела верлена, стоящего одиноко, опершись на копье, довольного своей победой. И снова помимо ее воли из души поднялась чернота. И так быстро, что Марика чуть не упустила возможность придать ей форму. Снова она увидела верлена без плоти, увидела призраков и велела его сердцу взорваться. Сквозь тьму она видела, как он дернулся в смертной муке – и тут ее удар вернулся к ней. Она попыталась увернуться, скорчилась, захныкала.
Но, что бы это ни было, ей оно не повредило. Только испугало. Когда Марика поднялась и выглянула из корзины, верлен стоял как вкопанный, вцепившись изо всех сил в копье для опоры. Она не убила его, но причинила ему зло. И сильно. Только железная воля удержала его стоя.
Осмелев, Марика попыталась снова вызвать черноту.
Последние защитницы пали у дверей Скилдзян. Кто-то схватил Каблина и швырнул его в кучу несчитанных тел, заливших кровью площадь. Он пошевелился, стараясь отползти. Марика безмолвно вскрикнула, желая, чтобы он лежал тихо, притворяясь мертвым. Может быть, каннибалы его не заметят. Он перестал шевелиться.
Кочевники стали рубить двери, которые не удалось выломать ударами. На удары топора двери Скилдзян отзывались, как огромный барабан. При каждом ударе Марика вздрагивала. Она гадала, как скоро кочевники догадаются, что топором можно свалить и башню.
Дверь Скилдзян разлетелась. Марика услышала, как выкрикивают могучие проклятия Пошит и Зертан. Ба прыгнула вперед с Всесущий знает откуда взявшейся яростью, царапаясь намазанными ядом когтями. Она свалила троих, прежде чем упала сама.
Что стало с Пошит, Марика не увидела. Башня зловеще затрещала.
Марика вознесла молитву Всесущему и стиснула окровавленный нож. Еще одного взять с собой во тьму. Только еще одного.
2
Марика смотрела на родные места. Вот что оставляет она. К северу – леса и холмы, постепенно вырастающие в невысокие горы Зотака. За ними – тайга, тундра и вечный лед. С этой стороны пришли зима и граукены.
Там, внизу, они уже жарят щенят. От запаха горелого мяса метов Марика выблевала завтрак. Вокруг башни стояли, ругая ее на все корки, кочевники.
На восток уходят гладкие холмы, покрытые снегом, будто от земли остались голые кости. За долиной Плентцо холмы становятся выше, там добывают лучшие из мехов отека.
На юг земля медленно понижается к восточному истоку Хайнлина, затем в дальней дали снова поднимается и переходит в лесистые холмы, почти невидимые, поскольку трудно разглядеть границу между белой землей и бледно-серым небом. За рекой Марика никогда не была. Юг она знала только по рассказам.
Запад очень похож на восток, только пологие холмы почти лишены деревьев и, сколько хватает глаз, не становятся выше. Даже наоборот, понижаются. Последний в гряде переходит в пологий склон, спускающийся к слиянию рек, где много дней назад была крепость.
Мысль о крепости заставила ее вспомнить о посланницах, Грауэл и Барлог, ведущих помощь, которая придет слишком поздно.
Внезапно она ощутила тень контакта.
На мгновение она решила, что это просто башня качается под ударами топоров.
Еще касание.
Да, это оно.
Марика повернулась, посмотрела на верлена. Он несколько оправился. Теперь он шел к стойбищу, опираясь на копье, как на костыль. Он не обращал внимания на штабеля тел и стенки голов, опрокинутые его приспешниками. Четыре пятых его метов погибли. И это ему тоже все равно?
Она заметила его слабость и возгордилась тем, что сделала. Тем, что сделали Дегнаны. Больше не будет ужаса перед кочевниками в Верхнем Понате.
И снова контакт. Если это не он, то кто?
Она вновь вспомнила посланниц и отклик от старой меты из крепости. Насколько близко уже Грауэл и Барлог и их жалкая помощь? Может быть, у Марики хватит этого причудливого дара предупредить их о кочевниках.
Она открылась, протянулась и… удивилась.
Они близко. Очень близко. Вон там… Она присмотрелась пристальней. Сперва она не видела ничего, кроме приземистых бурых деревьев, усеявших заснеженные холмы. Потом поняла, что из этих деревьев три дерева не такие. Они стояли там, где раньше деревьев не было. И передвигались короткими рывками к стойбищу.
Это не деревья. Три меты в черном. Очень похожие на ту, которую сразила ма возле пещеры Махен. И одежда у них такая же, и раньше Марика ничего подобного не видела. Одежда ниспадала складками, вздувалась на ветру. Они приближались к стойбищу, как приближается зима, неумолимо. Посередине шла высокая, две нормального роста – по бокам.
За ними в сотнях ярдов Марика теперь могла различить Грауэл и Барлог, сжавшихся за ближайшими деревьями. До двух охотниц из избы Герьен дошел масштаб постигшей стойбище катастрофы, и от потрясения они не могли ступить и шага.
Топор все стучал по опоре башни. Как они долго, подумала Марика. Или растягивают удовольствие? Или топор никуда не годится?
Три черные фигуры были теперь в двухстах ярдах и уже не старались скрыть свое приближение. Кочевники заметили их, заорали, стали показывать лапами. Еще десятки полезли на платформы за частоколом. Мужчина, рубивший башню, на миг прекратил работу.
Три темные фигуры остановились. Средняя подняла обе лапы и направила указательные пальцы на ограду.
Марика не увидела ничего. Ничего физического не ощутила. Но разум ее откатился от удара такого же сильного, как контрудар верлена. А кочевники посыпались с частокола с воплями, хватаясь когтями за сердце, как было с преследователями Каблина.
Крик затих, упало мертвое молчание. Кочевники смотрели на погибших. Мужчина под башней выронил топор. Рты раскрылись, но не издали ни звука.
Потом взлетел возбужденный говор. Кочевники десятками полезли на частокол.
Теперь все трое подняли лапы, и уже все кочевники упали с частокола, вопя и хватаясь когтями за грудь.
Тут же толпы закипели в спиральном проходе, лезли через частокол, рвались в ворота, стремясь к этим троим. Их сердца и глаза горели убийством. Горсточка их обступила верлена, который остановился перевести дыхание. Марика не знала, что они ему рассказали, но он вздрогнул, словно стараясь на одном усилии воли вернуть свою силу.
Те, кто бросился на мет в черном, умерли все. Ближе десяти футов не подошел ни один.
Меты в черном пошли вокруг частокола, к воротам.
Верлен дождался, пока они стали ему видны, и что-то сделал. Одна из трех испустила странный крик и свалилась. Две другие остановились. Высокая странно шевельнула пальцами, и верлен застыл как каменный. Марика была поражена. Верлен, окоченелый, как давний труп, медленно свалился лицом вниз.
Видевшие это кочевники взвыли от страха и отчаяния. Они бросились в бег. Это не помогло. Самые быстрые и упавшие последними не пробежали и двадцати ярдов.
Две меты в черном склонились над третьей. Марика увидела, как высокая покачала головой. Потом они поднялись и прошли через спиральный проход внутрь стойбища. Там еще оставались кочевники. Они полезли на частокол, пытаясь удрать.
Марика ничего не понимала.
Две меты вошли внутрь стойбища. Последние кочевники умерли, не успев замахнуться копьями. У десятков и десятков павших не было и намека на рану.
Две меты в черном прошли к центру площади, перешагивая через мертвых и не обращая на это внимания. Там они остановились, медленно обернулись, оглядывая бойню. Казалось, они знают о Марике на башне, но это им безразлично. Та, что пониже, вошла в избу Логуш. В тот же миг оттуда послышались вопли кочевников. Она вышла из избы и прошла в дом Фехсе. Снова крики. Теперь мета казалась удовлетворенной.
Марика наконец смогла расслабить сжавшиеся в узлы мышцы и начать двигаться. От пережитого страха она так тряслась, что дважды чуть не свалилась, слезая. Выхватив топор у мужчины, который пытался подрубить опору башни, она побежала туда, где в последний раз видела Каблина.
Он был последний из ее рода, кто еще мог оказаться живым.
Ей пришлось откапывать его из-под кучи трупов кочевников. Он еще дышал, и кровь еще сочилась из его ран. Она прижала его к себе и заплакала, решив – хоть у нее не было ни знаний, ни умений целителя, – что ему уже ничего не поможет.
Каким-то образом все сосредоточилось в Каблине. Все горе, все утраты. И снова из нее поднялась чернота. Вокруг нее призраки витали так плотно, будто никто из погибших не хотел покидать место боя. Она заглянула внутрь Каблина, сквозь него, будто он был прозрачен. Увидела глубину его ушибов и ран. Со всей силой злости она пожелала ему здоровья, а не смерти.
Глаза Каблина тут же открылись.
– Марика?
– Да, это я. Я здесь, Каблин. Слушай, ты сегодня был так храбр!
– Ты ведь была на башне, Марика. Как ты спустилась?
– Помощь пришла, Каблин. Мы победили. Они все мертвы. Все кочевники. Посланницы вернулись вовремя.
Ложь. Вовремя – для чего? Из всех Дегнанов, кроме самих посланниц, остались только она да Каблин. И он вот-вот умрет.
Что ж, он хотя бы может перейти в объятия Всесущего с мыслью, что чего-то они добились.
– Храбр, – повторил Каблин. – Когда время пришло. Когда надо было. Это было легче, чем я думал, Марика. Потому что мне не надо было беспокоиться.
– Да, Каблин. Ты был героем. Ты был сегодня не хуже лучших охотниц.
Он отплатил ей тем своим победным видом, за который она любила его больше всех своих братьев и сестер. Потом его тело обмякло. Когда Марика решила, что он перестал жить, она заплакала.
Редко, редко проливает слезы взрослая мета. Только в обряде. Две в черном обернулись к ней, но ни одна не сделала попытки подойти. Только смотрели и обменивались немногими словами.
Посланницы вошли в стойбище. Наконец-то. Онемев от ужаса, они смотрели на бойню. Грауэл испустила долгий, мучительный вой смертной тоски. Барлог подошла к Марике, нежно поскребла ее по голове, как поступали для утешения с плачущими щенятами. Марика пыталась вспомнить, куда девалась ее шапка. Почему не чувствуется, как кусает за уши мороз?
Придя в себя, Грауэл подошла к двум метам в черной одежде.
3
На ночь они укрылись в избе Скилдзян, которая держалась дольше других и потому пострадала меньше. Марика не могла избавиться от стоявшей в ноздрях вони жареного щенячьего мяса. Она все дрожала, обхватив себя лапами, забивалась в тень, уходила в себя и смотрела на призраков, проходивших сквозь стены избы. Очень долго она была не в себе. Иногда ей мерещились меты, которых рядом не было, и она говорила с ними, как с присутствующими. А потом она увидела мету, которая могла быть здесь, и не поверила тому, что видит.
Посланницы силой влили в нее чэйф, и она погрузилась наконец в долгий и глубокий сон без сновидений.
И все же глубоко за полночь она то ли проснулась, то ли ей приснилось, что подслушала разговор двух в черном. Грауэл, Барлог и куча драных шкур, под которыми могло быть тело третьей, лежали у одного очага. Чужие меты сидели у другого.
Высокая говорила:
– Это она коснулась нас в Акарде. И она же дважды ударила во время боя. Сильная, одаренная Всесущим.
Куча драных шкур шевельнулась.
– Но необученная, – сказала другая. – Этих, обнаруживших свой дар, трудно дисциплинировать. Им потом никак места не найти.
Марика поняла, что эта мета была очень старой. Раньше она этого не заметила, потому что вообще не очень присматривалась. А эта мета была старше даже, чем ба. И ее все же хватило на долгую дорогу, и она сохранила силы, чтобы прогнать или перебить сотни кочевников. Что же это за мета такая? Что вообще такое меты в крепости?
«Силты сучьи», – послышались ей сказанные сквозь зубы слова ма, будто она была еще жива и сгорбилась у очага, ругая все, что ненавидела в своем мире. Но все же Марика уже не видела мать у очага. Разум ее начал восстанавливаться.
– Ее надо взять с собой. В конце концов это и было целью экспедиции. Найти источник контакта.
– Разумеется. Нравится не нравится, бойся не бойся. Должны. Хлес, у меня против этой предчувствие. Ко мне приходит незваным одно и то же имя, и не могу я от него избавиться. Джиана. Не будет от нее добра. Вокруг нее ореол рока. Неужто ты не чувствуешь?
Вторая пожала плечами:
– Наверное, я недостаточно мудрая. С другими что делать будем?
– Старуха бесполезна. И безумна. А охотниц мы тоже возьмем. Пока они еще оглушены и не могут рвануть в глушь мстить за стаю и погибнуть в отмщении. У нас всегда мало рабочих лап, а у них нет стаи, куда можно вернуться. Как по мне, от них будет куда больше пользы, чем от щены.
– Может быть. Может быть. Труд имеет свою ценность. Ха! Посмотри туда. Глянь, как горят эти глазки в свете очага! Сильна она – преодолела чэйфовый сон. Спи, маленькая силта. Спи.
За спиной двух странных мет снова зашевелилась груда шкур. Будто кипит, подумала Марика.
Высокая мета протянула к Марике лапу. Пальцы ее затанцевали, и спустя мгновение пришел сон. Хотя Марика в испуге отбивалась изо всей силы воли, сон ее тут же сморил. Она все помнила, когда проснулась, но не могла понять, было это во сне или наяву.
Мудрые их не очень различали. Так что за важность? Она приняла это как факт, хотя в том, что она слышала, смысла не было никакого.