1
Как бы под неофициальным арестом, Марика три дня не покидала своей кельи. Потом за ней пришла одна из послушниц Акарда передать приглашение от Горри.
Марика отложила флейту, на которой играла почти непрерывно, к недовольству своих соседок, и закрыла второй том Хроники. Это уже было далеко от нее, как история другой стаи.
Посланница, чье имя Марика не могла, да и не беспокоилась вспомнить, опасливо посмотрела на флейту. Так могла бы смотреть Марика на ядовитую травяную ящерицу, появись та на вершине холма, где Марика от нечего делать разглядывала бы облака.
– В чем дело? – спросила Марика.
Сила есть сила. Остальной молодняк побаивался ее еще до инцидента с Горри. Она была дикаркой и точно слегка тронутой. А еще она была крутой, хотя и меньше ростом и моложе почти всех.
– Да ни в чем. Просто я никогда не видела, чтобы женщина играла.
– На свете больше чудес, чем нам известно. – Марика процитировала учительницу естественной истории, рябую и потому служившую мишенью злых шуток большей части юных силт. – Она сильно свирепая?
– Я не должна с тобой разговаривать. Ни одна из нас не должна, пока ты не сменишь свое отношение.
– Услышал Всесущий наконец мои молитвы! – Марика возвела глаза к небу, послав туда одинокое «спасибо» Дегнанов. А про себя подумала, почему она так решительно настроена злить всех вокруг себя? Она всегда была спокойной щеной и в неприятности попадала из-за своей мечтательности, но не из-за языка.
– Если ты не перестанешь так говорить, у тебя совсем друзей не будет.
– Мои друзья все призраки.
Марика была горда, что смогла вложить двойной смысл в эту фразу на низкой речи силт, которую изучала так недолго.
Послушница не ответила на этот раз ни на общей речи, ни на диалекте силт. Она отвела Марику к двери Горри и пошла всем рассказывать о дурных манерах дикарки.
Марика постучала. Слабый голос пригласил ее войти. Она вошла и оказалась в мире, который не могла себе представить.
Даже старшая жрица так не жила.
В этой одной комнате было больше роскоши и богатства, чем она за всю жизнь видела в стойбище Дегнанов.
Выздоравливающая Горри лежала на ложе из меха отека, подбитого снизу редчайшим потхастом. Ряды свечей по стенам добавляли свет к огню камина. За огнем и свечами следила щена Марикиного возраста – не силта.
У Марики разбежались глаза при виде богатых тканей, которые торговцы выменивали на меха отека и зеленые камешки, иногда попадавшиеся в ложах стекающих с Зотака ручьев. Металлов было столько, что голова кружилась, и даже не в виде инструментов и оружия. У Марики голова пошла кругом. Так зря тратить такое богатство – да это просто грех!
– Подойди, щена. – Служанка при свечах помогла Горри сесть в постели. Старая силта указала на деревянную табуретку. – Садись.
Марика подошла и села, ведя себя изо всех сил почтительно. Когда в ней закипела ярость, она себе напомнила, что от ее хорошего поведения зависит судьба Грауэл и Барлог.
– Щена, я обдумала наши попытки дать тебе образование. И решила, что мы пошли не в том направлении. Главная вина в этом моя. Я отказалась признавать тот факт, что ты выросла вне общины. Я игнорировала тот факт, что у тебя есть много мыслей и привычек, от которых следует отучиться. Пока ты этого не сделаешь и не обретешь должный образ мыслей, мы не можем ожидать от тебя, что ты будешь реагировать как силта в незнакомой обстановке. Каковая, как я теперь признаю, окружает тебя все время. Поэтому мы выберем другой образ действий. Но имей в виду: от тебя ожидается, что, как только дисциплина сестричества станет для тебя ясна, ты будешь ее соблюдать. Я не прощу ни малейшего отклонения. Ты поняла?
Марика ощущала в речи силты тщательно скрытую ненависть и ярость. Должно быть, у нее был разговор со старшей.
– Нет, госпожа Горри.
Силту аж передернуло. Служанка при свечах всплеснула лапами и посмотрела на Марику с безмолвной мольбой. Марика даже слегка испугалась за старую мету. Но Горри спросила:
– Что именно ты не поняла, щена? Начни с простейшего вопроса.
– Зачем со мной все это делают? Я не просила…
– Твоя мать и женщины стаи спрашивали тебя, хочешь ли ты быть охотницей?
– Нет, но…
– Но ты женщина, и ты здорова. В Верхнем Понате естественная судьба здоровой женщины – стать охотницей. Теперь же оказалось, что у тебя развился дар силты. Значит, естественная твоя судьба – стать силтой.
С таким рассуждением Марика спорить не могла. Она не была согласна с Горри, но у нее не было интеллектуальных средств для опровержения подобных аргументов.
– Здесь нет выбора, щена. Не в обычае сестричества давать свободу необученному дару там, где правит община.
Пусть это было сказано туманно, но Марика поняла без труда. У нее был выбор: стать силтой или умереть.
– Ты такова, как ты есть, Марика. И ты должна быть тем, кто ты есть. Таков закон.
Марика овладела собой:
– Я поняла, госпожа Горри.
– Отлично. И ты будешь заниматься учебой с нужной самодисциплиной?
– Да, госпожа Горри.
Со всеми задними мыслями.
– Хорошо. Твоя учеба возобновится завтра. Других твоих наставниц я предупрежу. Отныне у тебя будут дополнительные занятия по обычаям общины – до тех пор, пока уровень твоих знаний не станет соответствовать возрасту.
– Да, госпожа Горри.
– Можешь идти.
– Да, госпожа Горри.
Но прежде чем выйти, Марика оглядела комнату последний раз. Особенно ее заинтересовали книги на полках над камином. Из всего здешнего богатства они поразили ее больше всего.
Сон стал для нее редкостью. Зато был хорош. Столько надо было сделать и выучить за день, что несчастливых снов стало меньше.
Она не сомневалась, что ее преследует призрак Каблина, наказывая за то, что она не оплакала Дегнанов. Марика подумывала, не обсудить ли свои сны с силтами, но решила этого не делать. Как всегда: что было между ней и Каблином – пусть его уже и нет, – между ними и должно остаться.
2
А сны продолжались. Отрывистые, случайные сны, не относящиеся ни к одному явлению или природному циклу, который могла бы определить Брайдик. Их появление нельзя было предсказать, будто они появлялись по чьему-то приказу, и Марика твердо решила, что гнев ее мертвых сосредоточился на ней. Еще больше появлялось призраков в ее ночах – хотя она не много времени тратила на сон. Слишком много нужно было сделать и выучить, чтобы еще и на это время терять.
А Брайдик говорила:
– По-моему, твои сны не имеют отношения к мертвым. Только в твоем сознании, когда ты их для себя объясняешь. Я думаю, это твой дар пробивает себе путь наружу. Давление роста. Ты слишком долго жила без руководства и обучения. А со щенами твоего возраста, которые остаются без обучения, случается много странных вещей. И это среди щен с нормальным даром.
– Нормальным даром?
Марике показалось, что Брайдик коснулся край той тени, что преследовала ее с тех пор, как она заметила, что среди мет Акарда прошла какая-то весть. Все смотрели на нее как-то странно. Горсточка живущих в крепости щен не только, как ожидалось, отталкивалась от нее из-за ее дикарских корней – они еще ее боялись. У каждой, которую ей удавалось загнать в угол достаточно надолго, чтобы заставить говорить, на дне глаз мерцал страх.
Только Брайдик, казалось, не боится.
И Марика проводила со связисткой много времени. Брайдик помогала с уроками языка и создавала впечатление, что Марика не одинока в своем изгнании. Грауэл и Барлог ей удавалось видеть редко и всегда украдкой, и никогда не было времени сказать больше, чем несколько торопливых слов.
– У Горри много есть чего сказать о тебе моей кровной сестре, Марика. И хорошего в этом мало. Что-то доходит и до моего скромного слуха. – Брайдик нервно забегала пальцами по клавиатуре, вызывая данные, которые смотрела всего минуту назад. Плечи ее напряглись. Она обернулась. – Тебя ждет блестящее будущее, щена. Если ты до него доживешь.
– Что?
– Горри разбирается в щенах и даре. Она когда-то была не последней среди наставниц в Макше. Она говорит, что у тебя величайшие способности из всех, которые видел Акард. Может быть, даже самый замечательный дар, открытый сестричеством Рейгг в этом поколении.
Марика засмеялась:
– Что ты такое говоришь? Я ничего такого замечательного не чувствую.
– А откуда тебе знать? Ты в свои годы можешь сравнивать только с собой. Какова бы ни была Горри, фантазировать она не станет. Будь я в твоей шкуре, я бы очень берегла свой хвост. Фигурально говоря, но и буквально тоже. Такой дар, как у тебя, который сияет даже в очи слепых, может стать больше проклятием, чем даром Всесущего.
– Проклятие? Опасность? О чем ты?
– Сила есть сила, щена. Я предупредила тебя. Те, кому угрожает дар, не постесняются его раздавить – хотя могут действовать исподволь.
И Брайдик снова застучала по клавиатуре. Марика ждала, гадая, что же имела в виду связистка. И думала, почему это последнее время ей уже не так не по себе вблизи центра связи. Может быть, еще одно проявление дара, который так поражает Брайдик. Связистка говорила, что она инстинктивно подавляет действие электромагнитных полей, которое другие никогда не могут преодолеть.
Брайдик снова вернулась к теме:
– То, что самые важные посты во всех сестричествах занимают очень старые, – не случайно. Это те силты, которые в щенячьем возрасте были лишь чуть умнее и чуть сильнее других. Они не привлекали к себе внимания. А когда они старели и продвигались вверх, они оглядывались назад, находили тех, кто мог бы спихнуть их, и начинали ставить подножки тем, кто бежал быстрее. – «Как сделала бы Пошит, если б смогла». – А в спину старшим старались не напирать.
Марика ответила замечанием, которое казалось ей наблюдением, достойным взрослой меты:
– Это не способ улучшить породу.
– А тут нет породы, щена. Существование всего силтства основано на редком, но упрямом рецессивном гене, рассеянном в широкой популяции.
Марика не поняла ни слова.
– Когда силта становится истинной сестрой, орден проводит ее через обряд, в котором она должна пожертвовать способностью к рождению щенков.
Марику замутило от отвращения. Это было вопреки всем императивам выживания.
В стаях Верхнего Поната право размножения строго контролировалось женщинами, державшими власть, и часто им же только и принадлежало. Таким, как Скилдзян. Дай метам свободно размножаться – и они затопят всю местность за несколько лет.
Могло быть отнято право на размножение, но возможность – никогда. После любой катастрофы стае могло понадобится быстрое размножение.
– Истинную силту не должны отвлекать требования плоти, не должно быть у нее и обязательств иначе, как перед орденом. Женщина в поре лишена разума. Женщина, только что родившая, не способна ни двигаться как следует, ни поставить общину выше своего выводка. Ее программирует природа. – Брайдик вдруг сменила тему, которая была ей явно неприятна. – Одно у тебя есть преимущество, Марика. Одна серьезная гарантия. Ты – в Акарде, который называют Крепостью Умерших Честолюбиц. Здесь тебя никто не зарежет из страха за себя. У них нет надежд, у силт Акарда. Они – те, кого сбросили с лестницы, но кого считают достаточно опасными, чтобы отправить в пожизненное изгнание. Враги, которых ты здесь наживаешь, ненавидят тебя потому, что боятся твоей силы, или по менее эгоистичным причинам. Горри ужасается того, что можешь ты значить для будущего общины. Она уже давно говорит, что ловит отблески дальнего завтра. С твоего прибытия ее пророчества стали еще истеричнее и мрачнее.
Марика сидела, положив челюсть на лапу, с видом всепоглощенного внимания, чтобы Брайдик не прекращала болтовню. Эта болтовня Марику не раздражала, поскольку в нескончаемых речах связистки Марика находила информацию, которую другие силты если и сообщали, то неохотно.
– Самая большая опасность тебя ждет, когда ты привлечешь к себе внимание тех, с Юга. А ты привлечешь, боюсь. Если ты хоть наполовину такая, как считает Горри. Если ты будешь проявлять тот упрямый характер, который уже показала. Им придется обратить внимание. – Брайдик играла с видеоэкраном. Что-то ее тяготило. – Если тебе лет шесть-семь не мешать, а ты будешь учиться с той же скоростью, цензуры всей общины будет недостаточно, чтобы тебя здесь удержать. – Связистка отвернулась и пробормотала себе под нос: – Сила есть сила.
К такой болтовне Марика уже привыкла. Брайдик намекала и наводила на одни и те же идеи много раз. Теперь она говорила почти прямо, но ее замечания содержали не больше смысла, чем тогда, когда Марика пришла впервые.
Марика проглатывала книгу за книгой и узнавала кое-что о своем даре, но почти ничего – об истинной внутренней работе сестричества Рейгг. Она не могла удержаться от перевода того, что видела и слышала, в привычные понятия Дегнанов.
Силты произносили слово «община» с тем почтением, с которым Дегнаны поминали Всесущего. Но повседневная жизнь, казалось, была своя для каждой сестры – сила есть сила – и такая запутанная, что перед ней жизнь приграничных «дикарей» казалась образцом порядка. Меты Верхнего Поната никогда бы не подвергли свою стаю опасности в борьбе за господство. Марика, правда, подозревала, что видит все в теневых тонах. Брайдик, например, эта сторона жизни силт беспокоила мало.
В тот момент Марике не пришло в голову поинтересоваться почему.
Она встала с кресла и стала ходить по комнате. От речей Брайдик у нее возникло какое-то беспокойство.
– Старайся их чем-нибудь отвлечь, – говорила Брайдик. – Ты почти в буквальном смысле борешься за свою жизнь. Будь очень осторожна. – Тут она снова сменила тему. – На глаз незаметно, но таяние уже началось. По мониторам видно.
Марика подошла к видеоэкрану, за которым сидела Брайдик. С вещами было проще, чем с метами. Она уже научилась бойко стучать по клавиатуре, хотя не понимала и трети из того, что рассказывала Брайдик о том, как она работает. Электроника для нее была еще большим колдовством, чем собственный дар. Дар был естественным и признанным фактом – как собственное зрение. Ведь о зрении не задаешь вопросов и не начинаешь его изучать. А машина, которая делает работу мозга… чистое колдовство.
По экрану бежали извилистые столбики цифр.
– А что, разве на Севере теплее, чем здесь?
Марика не чувствовала, чтобы хватка зимы ослабевала.
– Нет, просто всюду чуть теплее. – Связистка послала команду небольшой регулировки на устройство, которое называлось затвором. – Тревожит это меня. Этой зимой было столько снега, что небольшой подъем температуры может дать такое таяние, которое система не выдержит.
– А ты открой затвор полностью. Прямо сейчас.
– Тогда резервуары опустеют, а этого допускать нельзя. Нужно держать определенный уровень, чтобы хватило потока на вращение генераторов. Мою работу без энергии делать невозможно.
Марика хотела было задать вопрос, но тут ее что-то будто пощекотало. Она подпрыгнула, как вспугнутый щенок. Брайдик немедленно отозвалась рычанием и оскалом – рефлекс взрослой меты на угрожающую щенку опасность.
– Что случилось, Марика? – Она сама удивилась своей реакции.
– Сюда кто-то идет. Кто-то из силт. Мне надо идти.
Ей не полагалось находиться в центре связи и подвергаться его излучению.
Ей много чего не полагалось. Но она все равно это делала. Например, украдкой заглядывала к Грауэл и Барлог. Силты не караулили ее все время. Она просто стала меньше спать. А охотницы крепости вообще не были склонны ни смотреть за ней, ни докладывать о неподобающем поведении.
Она подозревала, что в этом заслуга Грауэл и Барлог, хотя они непрерывно при каждой короткой встрече увещевали ее вести себя осторожнее. Ей случалось улавливать намеки, что ее одностайницы заработали себе среди лишенных дара насельниц крепости репутацию мет, которых лучше не трогать.
Через проход, ведущий на крышу к металлическому дереву, Марика скользнула наружу. Тамошняя аура все еще мешала ей ориентироваться, но не настолько, чтобы она не смогла в лунном свете прокрасться к северной стене и там застыть, глядя на свирепую поземку.
Она никак не могла заметить признаков, что зима слабеет.
Краем глаза Марика уловила какое-то движение. Она не повернулась, зная, что, когда она посмотрит, там уже никого не будет. Если она не напряжет свой дар до силы удара молотом.
В большое серое небо она тоже не посмотрела, хотя чувствовала, как оно стучится к ней, взывая.
Когда-нибудь, подумала она. Наступит день. Если Брайдик права, она там будет.
3
Луны плыли через ночное небо игривой стайкой в таких соединениях, которые казались невозможными в доступном с земли двухмерном виде. Они должны были бы друг от друга отскакивать.
Как говорили наставницы Марики, малые луны иногда сталкиваются с Клыком или Гончей. Но последнее такое столкновение было замечено два столетия назад, а предыдущее – еще за тысячу лет. Каким бы ни казалось забитым ночное небо, столкновения бывали редко.
– Ты снова мечтаешь, Марика, – сказал ласковый голос прямо ей в ухо. Она подпрыгнула, поняв, что остановилась на ходу. Ее догнала Барлог, которая шла в арьергарде на сотню ярдов позади. Когда охотница задала вопрос, в ее словах послышалась мягкая усмешка. – Ты собираешься переделать мет этой крепости по своему образу, а не меняться по их подобию?
Марика не ответила. Она выдернула тупой конец копья из размякшей земли и побежала вперед и вверх по холму со срезанной вершиной. Она поняла. Барлог сделала свое очередное ехидное замечание насчет упрямого сопротивления одной щены, которая не хочет приспосабливаться к жизни силт. Сопротивления тихого, пассивного, к которому почти невозможно придраться, но все же неизменного. Она училась с жадностью голодного стервятника, но, к отчаянию большинства силт, с виду оставалась все той же дикаркой.
Бессознательно – а может быть, инстинктивно – она делала именно то, что надо, чтобы избежать внимания более далеких сестер Рейгг. Гордость не позволяла сестрам Акарда доложить, что они не способны справиться с дикаркой.
Марика вернулась на место в задних рядах основной группы и подстроилась под бег сестры впереди. В отряде было двенадцать силт и двенадцать охотниц, и он шел к северу от Акарда. Луны над головой висели неестественно низко. Некоторые охотницы несли отрезанные уши-трофеи, но хорошей охоты не получалось. Кочевники мастерски избегали контакта. Сестры, способные к дальнему прикосновению, сообщали, что у других отрядов охота не лучше. Все было так, будто кочевники все время знали, где находятся преследователи. Немногие захваченные были подранками, слишком слабыми, чтобы удержаться со своей стаей, и почти все мужчинами.
Происходило что-то очень тревожное. Орда кочевников не развалилась на мелкие группы после гибели верлена. Старших силт Акарда это очень беспокоило. Почему – они не объясняли. По крайней мере не объясняли Марике.
Пока что она не принимала участия в охоте. Просто бежала со стаей и училась, чему надо было учиться, любовалась незнакомыми видами, горами и ущельями, водопадами и деревьями, подобных которым она и вообразить не могла, пока жила в родном стойбище. Любовалась миром в ночном свете, с его странными и неизвестными созданиями, ароматами и опасностями.
Охотничьи отряды покинули Акард вскоре после слабеющих бурь уходящей зимы, когда Север еще был покрыт снегом. Им были даны инструкции безжалостно преследовать отступающих кочевников, загнать их обратно в Зотак и дальше. Марика не очень понимала, что делает старшая жрица, но ясно осознавала, зачем ее послали с отрядом.
Ее присутствие в крепости рождало беспокойство. Старые силты отказывались иметь с ней дело. Они хотели убрать ее от себя хоть на время, чтобы восстановить душевное равновесие. А может быть, спокойно решить, что делать с ней дальше.
Марика не позволяла себе сильно об этом задумываться. Варианты вырисовывались слишком мрачные. Она не была настолько уверена в своей безопасности, как говорила ей Брайдик. Старшая жрица Кеник, Хлес и Горри постоянно подчеркивали, что она полностью зависит от их милости. И еще на ней лежала ответственность за Грауэл и Барлог. Почему бы ей не быть более покладистой и менее отстраненной? Она старалась, но они все время находили какие-нибудь признаки неуступчивости или бунта.
Отряд остановился. Вернулась охотница из высланной вперед группы и доложила:
– Мы вон там. Вот за этой большой скалой. – Она показала лапой вперед.
Марика оперлась на копье и слушала, благодарная за возможность перевести дыхание. Они лезли вверх уже с самого заката, и до этого еще три ночи. А теперь они дошли до запланированного конца маршрута. Осталось повернуться и начать длинный спуск к Акарду.
– С обрыва видны их костры, – сообщила разведчица.
Марика встрепенулась. Кочевники? Так близко? И настолько уверены в своих силах, что жгут костры ночью?
Стая ответила сердитым ворчанием. Вскоре Марика оказалась на краю большого обрыва и глядела на мигающее пятно костров, как облако звезд за много миль отсюда.
– За Разломом они чувствуют себя в безопасности, – тихо произнесла Райзин – силта, стоявшая во главе отряда. – Думают, мы там их не тронем, чтоб им провалиться! Дальний контактер! Где она? Дальний контактер, ко мне! Мне нужны инструкции из Акарда. Нужен контакт с другими отрядами – сообщи им, что мы нашли дикарей.
Даже в темноте Марику захватила величественность зрелища. Когда остальные отошли выполнять приказы или разбивать лагерь, она осталась, не в силах оторваться от лунного блеска туманов, ручьев, озер, пятен нерастаявшего снега. И от этого созвездия костров.
Как только взгляд ее падал на дальний лагерь, она испытывала наплыв чувств, которые она считала полностью угасшими. Но оказалось, что глубоко зарытые гнев и ярость еще тлеют. Она хотела посчитаться за Дегнанов.
Первый призрачный свет нарождающегося дня загасил слабые звезды востока. Марика вернулась в свой лагерь, где нашла Райзин в окружении двух силт – дальних контактеров – за оживленной перебранкой вполголоса. Просьба о разрешении продолжать преследование за Разломом была отклонена.
В Акарде приближалось время церемоний, будет и без того трудно успеть обратно к их началу. Если же пойти еще на север, то церемонии придется пропустить.
К ритуальным обязанностям Марика относилась равнодушно. И она позволила себе перебить:
– Госпожа! Позволено ли мне будет наблюдать за лагерем кочевников?
Силта посмотрела на нее с изумлением:
– Ты? Добровольцем? Не может быть. Интересно, что у тебя на уме? Ладно, давай. Хоть на что-нибудь сгодишься.
Райзин Марику не любила, Марика честно делала свою долю работы и более, но Райзин обвиняла ее в лодырничестве – быть может, за склонность к мечтаниям.
Сейчас Марика смирила гнев и вернулась к краю Разлома. Найдя удобный выступ, она устроилась там.
Свет разгорелся настолько, что затмил уже все звезды, кроме самых западных.
В небесах мира Марики звезд было мало. Так, несколько сотен. И большинство – такие слабые, что их едва различал самый острый глаз. По-настоящему яркими небесными телами были только луны и ближайшие планеты.
Свет разгорался, а Марика все сидела, неподвижная, как деталь ландшафта, все так же благоговейно созерцая. Чем ярче становился рассвет, тем больше захватывало ее зрелище.
Разлом был трещиной в земной коре, наклоненной, как чудовищная мостовая, выкорчеванная из земли гигантским рычагом. Перед Марикой на две тысячи футов вниз уходил обрыв. Разлом простирался в обе стороны, насколько хватал глаз. За ним, как географическая карта, лежал Север. Только эта карта была местами затенена туманами над озерами и реками, выливающимися за края. Ландшафт был в основном плоский и луговой, даже, быть может, болотистый, но дальние зеленые полосы за ним могли быть только лесами. За ними начиналась тундра.
Марика глянула на восток, пытаясь отыскать Большой Провал – широкую трещину в стене Разлома, сквозь которую мигрировали кочевники и кропеки и через которую кочевники сейчас отступили. Те, что ушли, поскольку ходили слухи, что многие решили остаться в Верхнем Понате. За ними тоже охотились отряды из Акарда.
Провала не было видно.
Широкие равнины Севера гипнотизировали. Марика не могла смотреть на них и не впасть в мечтания.
Что-то коснулось ее сознания, легко, как дуновение ветерка. Она автоматически отпрянула, сосредоточилась… И очень испугалась.
Эта силта была не из отряда. Это была силта оттуда.
Несмотря на всю свою решимость выучиться, Марика пока владела только самыми азами умственных упражнений и самоконтроля силт. Сейчас она применила то, что знала, успокоилась, избавилась от эмоций и углубилась в себя, отыскивая отдушину, которую учила ее находить Горри.
Это был один из редких моментов, когда отдушина открылась легко, и Марика скользнула в царство призраков, где реальный мир казался нереальным, как чэйфовый сон. Марика ухватила крохотного призрака и велела отнести ее к лагерю кочевников. К ее удивлению, он повиновался.
Она раньше часто это пробовала, но получалось всего несколько раз, когда она хотела причинить зло, когда ее вел инстинкт, когда железный механизм ее воли двигался черной ненавистью.
Удача была неполной. Ей не удавалось точно вести призрака. И она уловила лишь случайные отблески лагеря.
Но этого хватило.
Ее полоснул ужас.
Кочевников были тысячи. Большинство – только шкура да кости, вряд ли в лучшем виде, чем захваченные отрядом во время охоты. Все захваченное в Верхнем Понате мало пошло им впрок. Хуже всего было от вида голодающих щенков, потому что молодой мете трудно их ненавидеть и легко впасть в сочувствие.
Призрак миновал кого-то в черном. Кого-то, не пораженного дистрофией. Кого-то, кто спорил с несколькими главными охотницами кочевников. Марика хотела обернуться и посмотреть, но не смогла управиться с призраком. Только мелькнул вдали кто-то в черном. Одежда была, как у силты, но в каких-то мелочах отличалась от знакомой Марике.
До нее донесся дребезжащий звук вроде визга, пришедший из того мира, где ждало ее тело, окаменев на выступе, нависающем над Разломом. В нем слышались ужас и смерть, в этом крике. Марика погнала призрак от лагеря кочевников обратно к телу.
На это у нее не хватало умения. Это было как бабочку пасти. Призрак порхал в разные стороны, придерживаясь направления только в общем.
А тело передавало что-то вроде суматохи. Возбуждения. Опасности. Краешком коснулись ее тонкие щупальца паники. Затем – легкое поглаживание, опознанное ею как прикосновение силты. Оно стало тверже, стало как якорь. Жизнь прошла, пока она смогла вернуть себя в тело.
Тело воспрянуло в моментальной реакции – готовности к бегству и битве. Вокруг стояли меты. Они оживленно переговаривались, все, кроме Райзин, которая только что вернулась – она помогала Марике найти обратный путь. Командир смотрела на нее, слегка озадаченная, слегка рассерженная и очень недовольная. Она обернулась к главным охотницам:
– Уберите отсюда этих мет!
Охотницы так и сделали, но одна из мет уходить не пожелала, а перехватила копье, готовая биться. Барлог.
– Что случилось? – робко спросила Марика. Явно что-то серьезное произошло за время ее отсутствия.
– Дурой надо быть, чтобы на твоем уровне делать такие попытки, – сказала Райзин. Марику поразила прозвучавшая в голосе заботливость. – Тебе еще долго можно только с инструктором.
– Что случилось? – настаивала Марика. – Я ощутила что-то страшное.
– Обрхоткаск упала с обрыва. – Райзин указала место всего в двух футах от Марики. – Всесущий один знает, что она там делала.
Райзин глянула на Барлог. Та еще не опустила тупой конец копья на землю. Зубы ее были оскалены так свирепо, что Марика знала – эта мета сейчас примет любой вызов и скорее будет драться, чем отойдет хоть на дюйм.
– Ладно, позже поговорим, – сказала Райзин. – В более благоприятных обстоятельствах. Успокой ее, и всем отдыхать. Завтра уходим на Юг.
– У них там силты в лагере, – сказала Марика ей в спину.
– Да. Так и должно было быть.
Райзин аккуратно обошла Барлог. Охотница все время стояла к ней лицом, держа копье наготове. Только когда начальница исчезла за скалами, она постепенно расслабилась.
Марика стала делать упражнения для успокоения. И ждала, пока успокоится Барлог. Когда охотница уже не была охвачена яростью, Марика спросила:
– Что случилось? Почему упала Обрхоткаск?
Барлог села рядом с Марикой и тоже стала смотреть на лагерь кочевников. Глаза у нее сделались узкими, острыми и расчетливыми. В ее природу благоговение не входило.
– Ее ударили в спину тупым концом копья. Она потеряла равновесие.
– Как?
– Ходят слухи, что тебя предупреждали быть поосторожнее. Похоже, ты не приняла этого всерьез. – Барлог полезла за борт куртки и достала стальной нож. За такие ножи торговцы брали по дюжине шкурок отека. – Пусть этот талисман будет для тебя напоминанием. Кабы не тупой конец копья, он бы торчал уже у тебя в сердце. А ты лежала бы там, где сейчас эта ведьма.
Марика взяла блестящее лезвие, почти неспособная понять. Барлог поднялась и пошла к лагерю, закинув копье на плечо.
Марика осталась подумать еще полчаса, уставясь на нож. Нож Обрхоткаск. Но ведь Обрхоткаск была несколькими годами старше, и они почти друг друга не знали. У нее не было причины нападать на Марику. И по своей инициативе она бы этого не сделала. Самая была унылая и незаметная из учениц-силт.
«Хвост береги», часто говорила Брайдик. А она не поняла, что к этому надо отнестись всерьез. И потому теперь умерла мета.
Марика встрепенулась и заглянула за край обрыва. Внизу не было и признаков мертвой силты. Тело лежало слишком далеко внизу и в тени. Взглянув на лагерь, Марика бросила нож вслед за его владелицей.
Выбросить двенадцать шкурок отека! Барлог была бы вне себя. Но этот нож мог служить уликой.
Дорога домой прошла без происшествий. Над отрядом висела тень смерти Обрхоткаск, и это не забывалось. И силты, и охотницы сторонились Барлог и Марики. А охотница Дегнанов старалась не выпускать Марику из виду.
Марика решила, что все знают, что произошло, и все притворяются, будто не знают. Во имя истории гибель Обрхоткаск будет признана случайной.
Интересно, подумала Марика, каким по форме и по существу будет Оплакивание у силт? Сможет ли она его видеть? И можно ли будет запомнить этот ритуал и применить его к ее неоплаканным сородичам?
Думая о старых долгах и той поре жизни, что была теперь далекой, как рассказ о щенячестве другой меты, она вдруг поняла, что у нее с момента выхода отряда из Акарда не было сновидений. Призраки прошлого ждут ее возвращения?
Теперь она никогда не бывала беспечна, ни разу. И никогда с тех пор не было такой грубой и прямой попытки от нее избавиться.
У Марики было чувство, что покушение, гибель, а может быть – даже провал покушения вызвал глубоко затаенный гнев и какую-то подпольную деятельность. Она подозревала, что виновную не найдут никогда.
Оплакивание силты ей видеть не пришлось. Такого обряда, который она назвала бы Оплакиванием, просто не существовало.
Лето пролетело быстро и кончилось рано, и снова в мир ворвались зимние бури.