– Нет! – выпалила я, пряча руку за спину. – Не Джерад.
Стив нахмурился. То, что он волновался обо мне, согревало.
– Просто… – Я помолчала и принялась подбирать с дивана вещи, выигрывая секунды на обдумывание ответа. Села подальше от Стивена, надела нижнее белье и тихо забормотала: – Все получилось спонтанно, я…
– Ты это сама? – Он вернул на место спущенные джинсы и сидел, скрестив руки на блестящей от пота груди. – Совсем двинулась со своей наркотой? – спросил, не повышая голос, а мне было больнее, чем от крика. Или от «урока» в приват-комнате. Тогда были эмоции, сейчас – только жалость.
– Это мое дело, не лезь, – огрызнулась я.
Наспех оделась, вышла в коридор к кулеру с водой. Драгоценная минута, чтобы подумать. Мы переспали, и что? В первый раз? Нет. Мы оба хотели этого? Да. Назад я вернулась со стаканчиком в руках и непринужденной улыбкой. Посмотрим, как Рэтбоун разыграет карты.
Первые лучи солнца пробивались в окно студии звукозаписи. Лос-Анджелес просыпался. Золотые отблески играли на волосах Стива, но он упорно делал вид, что не замечает ни наступившего утра, ни меня.
– Приравняю шрам к татуировке, – рассуждала я и неспешно пила воду, – способ самовыражения.
– Идиотский способ, – проворчал Стивен. – Зачем ты их напялила?
Он дернул за край моих джинсов. Пуговица не застегнута – и молния разошлась. Дерзкий флирт. Мне понравилось. Такой «контроль» не бесит, а интригует. Я сняла джинсы, оставшись в белье. Стивен довольно кивнул.
– Шрам на всю жизнь, понимаешь?
– Как и твоя сто одна татуировка. – Я села на край дивана.
– К сожалению, – его рука по-хозяйски легла на мою талию, притягивая обратно к себе на колени, – их пока меньше, чем сто одна. – Он поставил особый акцент на слове «пока».
– Боже, это отвратительно! – Смех вырвался вольной птицей.
Стивен усмехнулся.
Внутри трепетал восторг. Я и забыла, как легко нам общаться, как мы близки. Беседуем, словно ничего не случилось: никаких предательств и расставаний. Сделали вид, что ничего не было. Но принять – труднее.
– Как ты? – аккуратно спросил Стивен. – Бледная.
Я бросила пустой стакан на столик. В горле саднило.
– Асоль.
И вновь я увидела заботливого Стивена. Он переместил руки на мои плечи, крепко обнял. Хотелось уткнуться ему в плечо и выплакать всю боль. Но я лишь осторожно дышала.
– Извини, что не поддержал после ее смерти.
Я вздрогнула, словно впервые услышала шокирующую новость. Воспоминания похожи на лавину – не спрятаться. Асоль, моя дорогая Асоль… Я потупила взгляд и сильнее вжалась в объятия Стивена. Наверное, ему больно от моих ногтей, но он молчал.
– Ты не обязан был.
– Обязан. Мне следовало поговорить с тобой. Я понимаю. Знаешь же…
– Твой друг. – Я смотрела вниз: меня заинтересовала черная полоска его боксеров, и я остановила на них взгляд. Только бы не думать, какой дурой я была, когда ни во что не ставила боль Стивена, не понимала, каково это – терять друзей из-за наркотиков и насколько важно отказаться от саморазрушения.
– Да, мой друг.
– Ужасно, но это дало мне мотивацию завязать навсегда.
Мир замедлился, пока Стив погладил мою спину. Утешал. Заботился. Вот что было нужно, вот что Джерад не в состоянии мне дать. Стивен наклонился к моему уху и под аккомпанемент скрипящего дивана сказал:
– Ты не одна.
Я резко вдохнула, сжав ногами его бедра. Чересчур… чересчур, как раньше. Губами он касался моих волос, пальцами гладил скулы.
– Ты не одна, – повторил и целовал в висок, – мой солнечный свет.
Близость прервал телефон.
Поколебавшись, Стив опустил меня на диван и ответил:
– Да, Софи.
«Как раньше» стерлось в пыль. Убийственно быть ему никем.
– Я работаю в студии… Срочно? Ладно. Успокойся.
Рэтбоун положил телефон на стол и посмотрел на меня виновато. А может, мне хотелось так думать. Глупо предъявлять претензии.
– Ты надолго в городе? – Вопросом я заполнила неловкую паузу. – Когда гастроли? – спросила, будто не знала наизусть его график.
– Альбом в апреле. – Стивен говорил медленно. Боялся, что я – бомба замедленного действия? Где истерика, Ари, он общался с Софи Штерн! Что я могла сделать? Мне с ней не соперничать. – На этой неделе будем промить сингл по городам, но в тур уедем после выхода пластинки. Получается, через месяц-полтора, – закончил Стивен.
Так долго он будет в Эл-Эй! Мне противно от своей радости.
– Ну… – Стив надел футболку. – Я… Мне…
– Иди, – сказала я, поджав колени к груди: радость уступила стыду – неловко быть голой перед ним. – Иди, она ждет тебя. Я все понимаю.
Стивен задумчиво потрогал подбородок.
– Софи… Я никогда не слышал ее настолько встревоженной. Что-то случилось. – Рэтбоун застегнул джинсы. – Давай съездим вместе? Проверим, как она, а потом где-нибудь позавтракаем. Обсудим… Ситуацию.
Ситуацию? Мое откровение, мой первый шаг, моя любовь к нему – си-ту-а-ция! От собственной дурости и смешно, и грустно. Мы приедем, Рэтбоун рассмеется мне в лицо и скажет, что я вновь использована. Или начнет играть за две команды? Не расстанется же со своей ненаглядной – торопится к ней!
Размышления заняли не более секунды.
– Нет, спасибо. У меня дела.
Стивен задержал на мне взгляд, щурясь. Пригладил растрепанные волосы и придал лицу безразлично-надменное выражение.
– Ну, вперед. По делам. – Он… злится? Не перепутал роли?! – Закроешь. – Ко мне в руки полетели ключи от студии, я машинально их поймала.
Стивен надел пиджак, повесил на плечо чехол с гитарой и покинул комнату. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Я устало прикрыла глаза. А хотела же, чтобы он остался.
Новый день. Почти сутки на то, чтобы осуществить мечты. Утро обманчиво, холодок ветра и отпечатки ночи на синеватых веках напоминают: ничего не изменилось.
Я подремала в студии, а в шесть утра пробежала несколько кварталов. Город лениво просыпался, ругался с ночью – она не планировала уступать и подменяла рассвет грозовыми тучами. Рядом со Стивеном время остановилось, а сейчас, без него, летело слишком быстро.
Когда-то неправильно расставленные приоритеты помогли мне начать новую жизнь: я уехала и верила, что быть со Стивеном Рэтбоуном важнее всего на свете. Увы, прошлое накладывает отпечаток на настоящее. Стивен мог сколько угодно винить себя, что было после, но ему не узнать, отчего я, счастливая, влюбленная, дрожала по ночам. Осенью две тысячи десятого я до боли стискивала зубы, когда Стив спрашивал о причинах. Все просто – я не собиралась помнить эти причины. Игнорирую их по сей день. Меняю на любые другие переживания. И храню тайну. Я использовала вокалиста Grape Dreams с момента, когда услышала его песню, его обещание стать лекарством для сломленной девушки.
Сегодня я поступила так же: заместила переживания. Думала о том, как скучаю по Стивену Рэтбоуну, а не о том, что моя подруга умерла, Джерад – манипулятор, прошлое все так же осязаемо. Был Стивен и была я.
Но звонок Софи, его Софи, и бух! – иллюзия рассеялась. Я одна на автобусной остановке. Стивен выбрал свой путь: стабильность, счастье, свобода. Три волшебных «С». Мне с грузом воспоминаний такого не видать.
Привыкнув к клубному ритму, я не чувствовала разбитости от того, что не спала всю ночь. Легкая сонливость пропала после стаканчика кофе из автомата. Дзинь-дзинь. Четвертое сообщение от Джерада. Извинения. Я не злилась. Смысл? Три бюджетных, как раз для меня, «С» – спаси себя сама. Но я вновь и вновь нахожу утешение в замещении и чужих руках.
Я допила гадкий кофе в автобусе и, засунув телефон в карман, с досадой обнаружила, что забыла отдать ключи охраннику. В студию звукозаписи придется вернуться.
А пока я гуляла по знакомым кварталам в компании любимой музыки и теплых лучей весеннего солнца. Бросила грустный взгляд на когда-то мою квартиру и пошла в клуб. Cotton Candy – мой дом, несмотря ни на что, и перемены я приняла, хотя не люблю их. Вот, например, свыклась, что со Стивеном мы расстались. И вдруг… и винить некого. Могла пойти к друзьям, в мотель, на улице заночевать. Но пошла к нему. Хотела к нему. Опять все мысли сводятся к Стивену Рэтбоуну.
Новый владелец отвалил немало денег: клуб внутри и снаружи выглядел так, будто ничего не случилось – смерти от передозировки не было, полиция не приезжала.
Стараясь не думать о произошедшем, я поднялась в свою студию. Просторно. Гладкий паркет, большое окно, зеркало во всю стену, балетный станок. На тумбочке музыкальный центр и CD-диски – не знаю, чьи они. Рояль прежний владелец забрал с собой.
Я всегда начинала тренировку с выбора диска. Баллады Ричарда Маркса идеально впишутся в мое меланхоличное настроение, но я буду плакать, а не танцевать. Остановившись на альбоме Dido «Life For Rent», я открыла тумбочку, вынула спортивную одежду, переоделась и подошла к зеркалу. Волосы из-за влажности завились на концах, пушистые и объемные. Такой гривой весело взмахивать, как в рекламе шампуня!
Первые ноты из стареньких колонок и первые неуверенные движения. Я трогала зеркало: мечтала раствориться в мире «наоборот». Под поп-музыку я особенно пластичная, словно плыла по облакам. Уплывала.
Мой выбор сыграл злую шутку. Лучше бы пел Ричард.
«Я знаю, ты думаешь, что мне больше не следует любить тебя или, по крайней мере, не говорить тебе о своей любви, – звучал то ли мой внутренний голос, то ли голос Dido. – Я знаю, что оставила слишком много беспорядка и разрушений, чтобы вернуться. И я причиняла тебе одни неприятности. И если ты живешь по правилу “все кончено”, то я уверена, в этом есть смысл».
Порой музыка сама находит нас, и мы осознаем, что не одиноки. Песни рассказывают о волнующем, помогают разобраться в чувствах, разделяют боль.
«Когда мы встретимся, а я не сомневаюсь, что это произойдет, все, что было между нами, будет по-прежнему на месте»[39]