Потом он злобно и как-то затравленно посмотрел на Джоанну, как смотрит тот, кого загнали в угол.
—Ну? Теперь довольна?
Джоанна укоризненно покачала головой:
—Какой же ты врун, Донни! А еще клянешься жизнью своей матери. Своей собственной матери!
—Я не вру, Джо,— устало проговорил Донни, желая, по-видимому, дать ей тем самым понять, что она все выдумывает.— А тебе никогда не приходило в голову, что ты склонна к паранойе?
—А если и склонна, то кто в этом виноват?
Тут Джоанна нарушила свое обещание больше никогда не упоминать о его прошлых прегрешениях, чем, кажется, вывела Донни из себя.
—А как насчет тебя самой?— спросил он с видом человека, готового начать крушить все.— С кем ты сама-то спала? Сколько мужиков у тебя было за этот год?
—Нисколько!— рявкнула Джоанна, злясь больше на собственный ответ, нежели на сам вопрос.— Нисколько, потому что я — замужняя женщина!
Сама-то она прекрасно понимала, что за этой вспышкой возмущения прячет свою маленькую тайну. Слава Богу, у Донни не хватает ума, чтобы спросить не с кем она спала, а не испытывает ли она чувств к кому-нибудь.
—А этот старый пердун из бара?— вдруг сказал Донни.— Ну этот, в шкиперской фуражке.
От неожиданности Джоанна даже заморгала. Неужели Донни читает ее мысли? Или не забыл тот случай, когда застал свою жену с утра пораньше в «Соловьях» за непринужденной беседой с Капитаном? Если не забыл, то, видно, долго носил это в себе, и теперь вот, пожалуйста, все выплеснулось наружу.
—«Этот старый пердун из бара»? Ха!..— Она пыталась скрыть свою тайну за насмешливым тоном, но ее выдала предательская виноватая улыбочка, которую она теперь пыталась спрятать, закусив губу.
—Да! Как насчет него?— сказал Донни.— Ты мне голову-то не морочь. Неужели ты думаешь, я не заметил, что у вас там происходило, когда я зашел в эту помойку?
—Ничего у нас не происходило!— крикнула Джоанна, обрадовавшись удобному случаю изобразить неподдельное возмущение.— Мы просто разговаривали!
—Ах, разговаривали! Да ты чуть ли не трахаться к нему лезла!
Джоанна рассмеялась:
—Нет, ну какая прелесть, Донни!
—Ага, прелесть… Ты вон покраснела вся!
—Ничего подобного!
—Нет, покраснела! Ты крутила с ним шашни! Будешь отрицать?
—Да мы с ним просто друзья!— сказала Джоанна.— Я просто хожу в этот бар, мы болтаем, и все. К тому же он вдвое старше меня!— Она всплеснула руками.— Господи, да это же просто смешно! На самом деле мне просто нужно…— Она пыталась подобрать подходящее слово.— Мне просто нужно…
—Что тебе нужно, Джо?
Джоанна коснулась пальцами висков, ей казалось, что голова сейчас лопнет.
—Мне просто нужно побыть одной! Я хочу быть одна, понимаешь?!
Донни побледнел и как-то сразу притих.
—Как это?— испуганно спросил он.
В его глазах Джоанна прочла свои собственные намерения — словно он угадал наперед, что она собирается сделать. Его ранимость придала ей силы.
—Слишком много плохого у нас с тобой было, Донни.— Ей было неприятно говорить такие вещи, но она должна была сказать все до конца. Должна, и все.— Ты пойми, Донни, я по-прежнему люблю тебя. Ты по-прежнему мой, Донни Донате, просто мне нужно некоторое время побыть одной, понимаешь?
Донни разозлился, ноздри его гневно раздувались.
—Нет, не понимаю!
—Ну и ладно, все равно так будет!
Рассвирепев, Джоанна шагнула к двери, но Донни крепко схватил ее за руку.
—Ты моя жена,— твердо сказал он.
Впервые в жизни это слово, прозвучавшее сейчас как обозначение собственности, показалось Джоанне каким-то ярмом, оковами, которые захотелось немедленно сбросить. Она вырвала руку и направилась к двери.
—Нет!— крикнул Донни, опередив ее и подскочив к двери раньше. Распахнув ее, он, к изумлению Джоанны, выскочил на лестницу и помчался вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.
Джоанна стояла на пороге в растерянности, не зная, что и думать. Она боялась, как бы Донни в своем порыве не бросился под машину или под поезд метро — лишь бы насолить ей на всю оставшуюся жизнь.
Испугавшись за него, Джоанна бросилась по ступенькам вниз и выскочила из подъезда. Возле проезжей части она повернула голову влево и застыла на месте, не в силах поверить собственным глазам. На тротуаре, опрокинутый вверх колесами, лежал ее мотоцикл — лежал в страдальческой позе, как поверженный охотничьей стрелой олень. А Донни яростно пинал ногами, обутыми в моднющие винтажные туфли из змеиной кожи, бедняжку «Сьюзи», норовя попасть по панели приборов и по рулю. Двое прохожих — какая-то темнокожая женщина в черной кофточке и парень азиатской наружности в наушниках — остановились поодаль, не в силах пропустить такое зрелище.
—Донни!— крикнула Джоанна и бросилась к нему.
Завидев ее, Донни издал вопль ужаса и скрылся за углом дома. Прибежав к месту побоища, Джоанна склонилась над изуродованной бедняжкой «Сьюзи», поняв, что это был последний выплеск ярости Донни и теперь он наверняка сам ни жив ни мертв от страха.
Джоанна кое-как перевернула раздолбанный мотоцикл. В глазах ее стояли слезы, а сердце бешено колотилось от злости и огорчения.
30
—Теперь налево,— сказал Мэтт.— Вон туда, где красный знак. Видишь?
—Да, вижу,— прощебетала Грейс, в восторге от того, что сидит за рулем старенького «доджа» Мэтта, на котором он ездил еще со школьных времен и на котором Уэйд обычно возил всякое снаряжение на ранчо и обратно. Уже стемнело, но дорога была прямая, широкая, ровная и, самое приятное, длинная — миль двадцать они, наверное, проехали по ней. После катания на Тыковке у Грейс осталось какое-то совершенно новое, неизведанное доселе ощущение — ощущение высокого полета, что ли. Она ехала медленнее, чем местные жители, которые время от времени обгоняли их, бросая на нее любопытные, а порой и недовольные взгляды. «Извиняюсь, граждане, но мне спешить некуда»,— бубнила она себе под нос, мысленно обращаясь к ним.
—Шикарно водишь,— нахваливал ее Мэтт, который сидел, развалившись на переднем сиденье и взгромоздив ногу в ковбойском сапоге на бардачок. В темно-синей бейсболке и с отросшей рыжеватой бородкой он мог не бояться никаких приставаний со стороны поклонников. Эти поклонники, встречавшиеся буквально повсюду, и Грейс были не нужны — она хотела побыть с ним наедине, хотя бы один вечер.
Она сбавила скорость и припарковала грузовичок на щебеночной стоянке на обочине. Здесь, под светящейся красной вывеской «Закусочная Багги», стояло еще несколько пикапов и пять-шесть мотоциклов.
Они с Мэттом вышли из машины и направились к дверям закусочной, которая когда-то была простой придорожной забегаловкой, но теперь доросла до ресторана с баром. Двухэтажное здание из светлого кирпича, двухскатная крыша, похожая на перевернутую раскрытую книгу, широкие окна со шторами, стеклянные двери — все как полагается. На крытой летней площадке, пристроенной прямо к зданию, за одним из столиков сидел оборванного вида пожилой мужичок в ковбойке. Неподалеку был припаркован старенький рефрижератор.
—Ты в пул играешь? Как у тебя вообще с бильярдом?— спросил Мэтт, открывая дверь.
—Ужасно,— сказала Грейс, входя в прокуренный зал и окидывая его взглядом. Длинная солидная барная стойка, с десяток деревянных столиков, танцпол (пока еще пустой) и в дальнем углу бильярдный зал и доска для дартса. Музыкальный автомат в конце стойки пиликал тихонечко какое-то кантри с заметным преобладанием гитары и скрипок и мужским вокалом — напевным и прямо-таки пронзающим душу голосом: «Вот мой бокал, его до краев налей, тоску мою развей, он первый сегодня пока». На стенах — светящиеся пивные ценники и зеркала.
—Что-то незнакомые все лица,— заметил Мэтт, обводя взглядом посетителей за стойкой. Почти все они выглядели так, словно только что оторвались от своих табунов или коровушек. Один даже пришел прямо в кожаных ковбойских гетрах. Женщины все поголовно были громко хохочущие грудастые блондинки. Мужчины постарше — всего несколько человек — сидели, уткнувшись в свои напитки. Бармен, коренастый крепкий дядька с бычьей шеей, в очках с роговой оправой и в техасской ковбойке с кожаным бантиком вместо галстука, разливал по стаканчикам виски для компашки молодых, приезжего вида парней в бейсболках и футбольных трусах.
Грейс с Мэттом уселись за стойку.
—Закажи мне «Одинокую звезду»,— сказал Мэтт, выкладывая перед Грейс двадцатку.— И себе чего-нибудь возьми. Хочу проверить, нормально ли я функционирую.
—Хорошо,— сказала Грейс.— Только не увлекайся.
—Не волнуйся, у меня все под контролем.
Это была правда. У Мэтта действительно все было под контролем с тех пор, как он выписался из больницы. И моторика, и память улучшались прямо на глазах. Он уже разговаривал почти полными предложениями, хотя и с жутким техасским выговором, который ему пришлось так долго изживать ради киношной карьеры.
Конечно, Грейс никогда и в голову не могло прийти, что она будет выпивать с Мэттом. После прогулки у водопада Мэтт снова как-то отдалился и за ужином почти не смотрел в ее сторону. Зато Уэйд Коннер с удовольствием заполнял пустое пространство. Он оказался не тихоней стоического типа, как поначалу представлялось Грейс, а болтуном и весельчаком, который потчевал Грейс историями про подавшиеся в бега табуны, усмиренные его мастерским кнутом и умением обращаться с лассо, и про обожженных солнцем конекрадов, которых могла остановить только его старая добрая винтовка. Он мог без умолку чесать языком, а Грейс внимательно слушала и думала, когда же Мэтт (она видела, как он украдкой посматривал на нее) снова начнет подкатывать к ней с предложением покататься на Тыковке или пригласит ее в кино, или на прогулку, или поиграть в карты (врач рекомендовал ему карты). Но он, похоже, был доволен тем, о чем говорил,— что она находится у него на глазах. Если так, и она не ошиблась и он не шутил, то как она может принять от него деньги? Лучше тогда уж разорвать этот чек на мелкие кусочки, забыть о том, что это якобы работа, и спокойно кокетничать с ним. Ведь ему не нужна постоянная сиделка. Ему, похоже, вообще ничего не нужно.