– Хорошо, – согласился я, и на лице ее появилась широкая дразнящая улыбка.
Элли подвела меня к машине и запрыгнула на водительское сиденье. Как только я собрался занять пассажирское кресло, то заметил припаркованный в отдалении автомобиль. Я нахмурился. Последние пару дней я то и дело видел эту черную машину в городе.
– Аксель? – позвала Элли из машины.
Я заметил, как она в нетерпении махнула мне рукой. Вновь взглянув на припаркованную машину, я ощутил, как спало напряжение. Автомобиль, выехав на дорогу, помчался прочь от ресторана.
Я облегченно вздохнул и покачал головой. Я становился параноиком.
Когда я проскользнул в машину, Элли спросила:
– Все в порядке?
Взяв руку девушки, я поднес ее к губам и поцеловал гладкую кожу.
– Все отлично.
Через несколько минут мы подъехали к галерее. Когда Элли поставила машину на стоянку, сердце бешено заколотилось в груди.
Через пару дней состоится выставка, и я знал, что Элли закончила оформление. По непонятной причине в последнее время я слишком боялся сюда приходить, страшился увидеть, что все сделано, и экспозиция полностью готова.
Возможно, просто таким образом все перемены в жизни становились более реальными. Словно бы я, наконец, оставлял прошлое позади. Я пока еще боялся поверить, что моя теперешняя жизнь была настоящей; как будто, стоит мне немного успокоиться, и в ту же минуту все это у меня отнимут. Я создавал скульптуры, рядом находилась Элли, и теперь, после сегодняшнего вечера, братья вновь вернулись в мою жизнь.
Я бы не вынес, если бы снова все это потерял.
– Querido, пойдем со мной, – мягко настаивала Элли.
Глубоко вздохнув, я вылез из машины и пошел за ней к служебному входу.
Когда мы вошли, охранник, обычно находившийся на дежурстве, помахал Элли и, как всегда, опасаясь меня, склонил голову. Девушка обернулась и шутливо закатила глаза. Я лишь усмехнулся. Я чертовски обожал эту женщину.
Когда мы подошли к черным шторам, я вздрогнул, заметив огромную вывеску, висящую над входом. «Эльпидио». Когда я увидел свой псевдоним, написанный простым черным шрифтом, внутри все перевернулось от незнакомого чувства. Затем я понял, что это было волнение. Я чертовски волновался из-за выставки.
Ощутив характерный для Элли аромат жасмина, я опустил взгляд и увидел, что она улыбалась мне. Но на прекрасном лице также читалось беспокойство. Она тревожилась, что мне не понравится то, что лежало по ту сторону штор. Но это было невозможно. Она знала меня лучше, чем я сам. Без сомнения, все получилось идеально.
– Ты готов? – спросила она.
– Готов, – ответил я, и Элли раздвинула шторы, открывая галерею, полностью изменившуюся с тех пор, как я видел ее в последний раз.
Я начал двигаться вперед, жадно осматривая пространство. Казалось… невероятным… нереальным… чертовски безумным, что все это создавалось для меня.
Скульптуры, расставленные на разных уровнях, смотрелись просто идеально. Они располагались так, чтобы посетители могли видеть каждую их часть спереди и сзади.
– Ну что? – с тревогой спросила Элли.
Сжав ладонь девушки, я поднес ее к губам и поцеловал теплую кожу.
– Черт возьми, Элли, – лишь смог выговорить я.
Ее ответная улыбка чуть не сбила меня с ног.
– Могу я тебя проводить? Взять с собой в путешествие?
Я нахмурился, не понимая, что она имела в виду под «путешествием». Элли, отчетливо прочитав это на моем лице, повела меня вперед.
– Я оформила проход по галерее определенным образом, по темам. Когда ты рассказал мне о значении каждой скульптуры и что послужило вдохновением, я расположила их в некоем порядке. Первой я поставила эту работу, потому что мне она показалась началом.
Элли привела меня к статуе, которая изображала нас, мальчиков Карилло, в детстве. Мы с Остином лежали, он указывал на небо, я держал на руках ребенка, Леви. Под нами был огонь и искаженные от боли лица… Они принадлежали маме, кричавшей в трейлере из-за отца, пока я пытался уберечь братьев от его кулаков.
Элли потянула меня за руку и затем подвела к мраморной стидде, углы которой крепко сжимали сердце, ее острые грани кровоточили.
– А дальше что-то пошло не так, и эта звезда пронзила невинное сердце.
Я ничего не сказал, просто не смог. И мы направились к трем братьям, опустив головы, стоявшим в круге. Старший брат схватил за шеи младших и тащил за собой.
– А затем наступила гибель прежних мальчиков, старший заставил их сбиться с пути.
Услышав слова Элли, я ощутил, как сердце пронзил стыд. Но она всего лишь повторяла мои собственные слова.
Затем мы подошли к моей новой скульптуре, плачущему пулями мальчику. Элли встала рядом со мной и проговорила:
– Нам нужно для нее название, Аксель. Есть какие-нибудь мысли?
Я кивнул, рассматривая лицо мальчика, слишком напуганного, чтобы стрелять. Сказанные сегодня Леви слова кружили у меня в голове. О том, как ему снились кошмары, когда он верил, что убил человека.
– Хамартия, – хрипло произнес я. Элли в замешательстве взглянула на меня. – Что значит «грешить, поступать неправильно, не достигать цели». Это событие, которое происходит с главными героями истории и разрушает их жизни. Или заставляет ступить на путь, ведущий лишь к плохому концу.
– Аксель… – печально прошептала Элли.
Я взглянул на нее и проговорил:
– Ты ведь знаешь, что послужило вдохновением. Мне не нужно объяснять, правда?
Элли понимающе кивнула. Мы обошли остальные скульптуры, и каждая из них казалась более опустошающей, чем предыдущая.
– Итак, мы начали со страха, затем отчаяние, грех, вина и, наконец… это… – Элли замолчала.
Даже не поднимая взгляда, я понял, что мы подошли к ангелу.
– Милый, – успокаивающе произнесла Элли, положив руку мне на спину. – Нам нужно название и что-нибудь для информационных табличек. Это последняя скульптура, которую необходимо обсудить.
На меня нахлынули чувства, которые я больше не мог сдерживать. Я ощутил, что мне не хватало воздуха. Судорожно вздохнув, я зажмурился и попытался отдышаться.
– Querido, – тихо прошептала Элли, и я открыл глаза, откинул назад волосы.
– Я не могу, Элли. Я не в силах говорить… о ней… – произнес я, закрывая ладонями лицо. Голос сорвался на последнем слове.
Элли внезапно оказалась передо мной. Схватив за запястья, она отвела руки от моего лица.
– Малыш, – тихо проговорила она. – Пришло время встретиться с этой частью твоего прошлого. Тебе нужно поговорить о маме. Это сжирает тебя заживо.
Сердце быстрее забилось в груди. Легкие сжимались. Я изо всех сил пытался дышать. Но я знал, что она права. В течение пяти долгих лет я гнал от себя мысли о маме, чтобы не сойти с ума. Но это убивало меня. Я больше так не мог. Было больно осознавать, что я не способен вспоминать хорошее – ее лицо, улыбку и то, как сильно она любила меня, – не чувствуя при этом, будто меня медленно пытали.
Напряженно вздохнув, я заставил себя поднять взгляд на статую. И меня омыло волной вины и скорби. Не в силах удержаться на ногах, я рухнул на колени.
Внезапно Элли оказалась рядом и обхватила меня руками. Стоило вызвать в мыслях тот последний раз, когда я видел маму, как из глаз хлынули слезы. Она лежала на кровати, почти не способная говорить, ее хрупкое тело ослабло и уже не двигалось. Она смотрела, как я собирался на вечеринку в университете Остина, которую устраивали после победы «Кримсон Тайд» на Национальном чемпионате. Я дал ей лекарства и собрал одежду в комнате. Все это время она просто наблюдала за мной. В ее огромных глазах стояли слезы.
Она беспокоилась за меня. Как и всегда. Но в ту ночь в ее взгляде отражалось что-то иное. Словно бы она знала, что мы были вместе в последний раз… чувствовала, как сильно я облажаюсь, и это полностью изменит всё для всех нас…
_________________________
41 - Хорошо, очень хорошо. Спокойной ночи, брат (ит.).
* * *
Развешивая в шкафу мамины чистые ночные рубашки, я обернулся и заметил, что она наблюдала за мной, лицо ее промокло от слез. При виде крошечной печальной фигурки, лежавшей на кровати, в груди что-то кольнуло. Она всегда казалась грустной. И, не в силах пошевелиться, лежала, ведрами выплакивая слезы. Стоя возле кровати, я смотрел на сломленную маму и вспоминал, какой она была прежде. Прекрасной, полной жизни. Но БАС украл у нее все мышцы и, что еще хуже, ее улыбку. Неизменными остались лишь огромные карие глаза. Те самые, что всего одним взглядом могли поведать о ее чувствах. Сейчас, направленные на меня, они терзали мне душу.
Я подошел к ее постели, сердце бешено колотилось в груди. Что-то заставило меня сесть на край матраса и взять в свою ее холодную костлявую руку.
Наши взгляды встретились, и при виде ее слез я ощутил, как из уголков глаз потекли соленые капли. Я не мог видеть ее плачущей, это разбивало мне сердце. Ведь я понимал, что эти слезы вызваны беспокойством обо мне… и разочарованием.
Я поднес мамину руку к губам и поцеловал истончившуюся кожу.
– Прости, мама, – прошептал я. Она лежала, не двигаясь, но не сводила с меня взгляда. И чем больше я говорил, тем сильнее из глаз ее текли слезы. – Знаю, я не тот сын, каким ты хотела бы меня видеть. Прости, что я всего лишь чертов неудачник.
Мама закрыла глаза, смаргивая печаль, появившуюся во взгляде от моих слов. Уронив голову ей на руку, я прошептал:
– Я просто пытался помочь тебе, мама. Даже в детстве, когда папа махал кулаками, мне всегда хотелось защитить тебя, оградить от опасности… и избавить от этой дерьмовой жизни. Но я знаю, что теперь ты чувствуешь лишь разочарование. Я не звезда спорта, как Ост. И не похож на милого паренька из соседней комнаты, который однажды станет кем-то в жизни… – Я почувствовал, что мне не хватило дыхания. Снова взглянув ей в глаза, я пальцем стер с ее щек теплые слезы и отвел с лица влажные пряди волос. – Но я все равно люблю тебя, мама. Очень сильно. И просто не знаю, как справиться со всем, что тебе приходится терпеть, с этой гребаной болезнью. Я не могу вынести происходящего с тобой. И не в силах смириться, что не способен с этим ничего поделать. Я всегда защищал всех нас, но у меня не получается уберечь тебя от этого… Я, черт возьми, не знаю, как с этим бороться. – Я крепче сжал мамину руку и немного помолчал, пытаясь выровнять дыхание. – Я даже не представляю, что, черт возьми, буду делать, когда ты меня покинешь… оставишь всех нас… – При мысли о том, каково жить в мире, где не существует ее, из груди вырвался всхлип. И я ощутил, будто распадаюсь на части.