Это было мое первое знакомство с комиксами, и хотя в большинстве своем они были довольно примитивными – «Арчи и Джагхед», «Сэд Сэк», «Майти Маус», «Дональд Дак» и «Дружелюбное привидение Каспер», – были среди них и правильные комиксы: «Иллюстрированная классика», «Бэтмен», «Комбат», «Рип Хантер» и самый лучший – «Супермен». Я аккуратно расправил странички и разложил все книжки по степени увлекательности на основании того, какая из обложек выглядела интереснее, и приступил к чтению.
К тому времени, когда мы добрались до Нью-Джерси, моя любовь ко всему, что как-то связано с Суперменом, распространилась на все комиксы вообще. Меня увлекали не костюмы героев, а моральный аспект каждой истории. В книжках говорилось о важности защищать других, даже подвергая себя риску. Этическая сторона была важнее всего для меня как для ребенка, жившего в семье, в которой полностью игнорировалась мораль.
София наслаждалась возможностью поиздеваться над Чарльзом, ведь он уже дважды пересек страну, одураченный лживыми обещаниями Казимира. И вот теперь сынок вернулся, поджав хвост, и просит денег в долг, пока не найдет себе работу. Все удовольствие, которое я получил от унижения моего отца, испарилось, как только я понял, что он выбросил все мои комиксы. Они поддерживали меня во время путешествия, а теперь, по его мнению, были не нужны. Мне удалось спасти пару книжек, которые я вытащил из мусорного бака, почистил и тайком протащил в дом. В течение следующих месяцев я обменивался комиксами с другими детьми и использовал любую мелочь, которую таскал из отцовского ящика в комоде, чтобы купить новые. Я начал собирать комиксы, и это стало неким актом восстания против отца и помогло моему становлению как личности.
Может показаться смешным, но и сейчас я отношусь к комиксам так же, как и тогда.
Чарльз возвел вранье арендодателям в форму искусства, но в ту осень снять квартиру в Патерсоне было непросто: домовладельцы готовы были сдать квартиру новому, незнакомому жильцу, но только маленькую, всего с одной спальней. Этого было явно недостаточно для семьи из пятерых человек, и поэтому меня опять стали отправлять к бабушке или тете. Кстати, тетка быстро поняла, что самый лучший способ добиться тишины – это заранее заготовить стопку комиксов на журнальном столике. Я сидел на диване под окном и читал с утра до ночи, пока не ложился спать на все том же диване. Иногда тетка подсаживалась ко мне, и мы разговаривали обо всех прочитанных историях. Надо сказать, что некоторые из ее суждений были интересны и необычны.
Я НАЧАЛ СОБИРАТЬ КОМИКСЫ, И ЭТО СТАЛО НЕКИМ АКТОМ ВОССТАНИЯ ПРОТИВ ОТЦА И ПОМОГЛО МОЕМУ СТАНОВЛЕНИЮ КАК ЛИЧНОСТИ.
– Мы всегда подозревали, что она сама читает все комиксы, – вспоминал Фрэнк Скибицки гораздо позже. – Конечно, она никогда не признавалась в этом, потому что по тем временам это считалось недостойным занятием для взрослого человека. Но мне кажется, что ей нравились все те истории.
С помощью тети мне удалось собрать солидную коллекцию комиксов, в том числе первые публикации о Человеке-Пауке в пятнадцатом выпуске журнала «Удивительная фантазия» (Amazing Fantasy), о Торе в 83-м выпуске «Путешествия в тайну» (Journey into Mystery). Здесь же была и полная коллекция комиксов о Фантастической Четверке и Людях Икс, о Невероятном Халке, а также комиксы серебряного века от DC о Супермене, Флэше, Черных Ястребах, Атоме, Зеленом Фонаре, Аквамене и Металлических Людях.
Конечно же, Супермен оставался моим кумиром, и его образ, созданный Куртом Суоном, стал для меня единственным и неповторимым, неким мерилом последующих версий. Все остальные комиксы моего детства предлагали довольно небольшой перечень персонажей, а вот в «Супермене» можно было встретить много всяких разных злодеев, друзей, союзников, которые жили в отдельном, подробно созданном мире с тщательно продуманной историей. Мне нравилось читать о Фантомной зоне, об Алмазных горах, Алых джунглях и Огненных водопадах. Криптон был для меня так же реален, как и Патерсон, а в некоторых случаях – даже более реален. Я беспокоился о Кларке, когда на обложках появлялись Брейниак и Лекс Лютор, я выучил названия и свойства всех возможных форм криптонита (зеленый, красный, золотой, алмазный, голубой и белый) и радовался даже второстепенным персонажам, появлявшимся во вселенной Супермена, за исключением Беппо Супер-Обезьяны, потому что ну кто же будет ему радоваться?
Сначала я прочитывал истории просто ради забавы, чтобы насладиться сюжетом, но потом перечитывал их снова и снова, следя за тем, как развиваются события и диалоги в процессе повествования. Мне и в голову не приходило, что когда-нибудь я буду зарабатывать на жизнь собственными комиксами, тогда же мне просто хотелось поднять капот и посмотреть, как работает двигатель.
А что касается моей собственной истории, она приняла неожиданный поворот, когда отец вдруг объявил, что у нас у всех появилась новая фамилия – Старк. Он объяснил, что иметь настоящую фамилию и другую, для бизнеса, – это обычное дело. Я поверил ему, так как совсем ничего не знал о вымышленных именах. С тех пор при ответе на телефонный звонок или во время разговора с людьми, которые могут постучаться в дверь, я должен был сначала спросить, с кем они хотят поговорить, а потом уже, в зависимости от обстоятельств, назвать нужную фамилию и никак не ошибиться. Это поможет отцу скрываться, если его начнут искать полиция, домовладельцы, юристы, коллекторы и арендодатели.
В конце концов, поменяв несколько раз жилье, мы осели в маленькой квартирке с двумя спальнями. В ней никто не хотел жить, потому что там был сломан масляный обогреватель, а на дворе стояла едва ли не самая холодная зима за всю долгую историю Нью-Джерси. Сугробы были высотой с меня.
Мать тайком вытащила у отца несколько долларов из бумажника и купила мне яркую красную шапочку. Теперь, даже если весь я буду засыпан снегом, они могли найти меня. Ну, или хотя бы красную шапочку.
МНЕ И В ГОЛОВУ НЕ ПРИХОДИЛО, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ Я БУДУ ЗАРАБАТЫВАТЬ НА ЖИЗНЬ СОБСТВЕННЫМИ КОМИКСАМИ,
Школа святого Стефана, куда я ходил, была прибежищем самых злющих и бездарных сестер-воспитательниц, которых я когда-либо встречал в своей жизни. В системе обучения, которая допускала и даже приветствовала телесные наказания, школа святого Стефана была Эверестом насилия над учениками. Нас постоянно били, толкали, шлепали, и не только руками, но и всем, что попадалось под руку. Однажды во время контрольной я обнаружил, что в моей перьевой ручке (использование шариковых ручек было строго запрещено) закончились чернила, а запасного картриджа у меня с собой не было.
ТОГДА ЖЕ МНЕ ПРОСТО ХОТЕЛОСЬ ПОДНЯТЬ КАПОТ И ПОСМОТРЕТЬ, КАК РАБОТАЕТ ДВИГАТЕЛЬ.
Я поднял руку, подошел к мегере, сидевшей за учительским столом, и объяснил проблему. Она оторвала свои глаза от бумаг, посмотрела на меня и с размаха ударила меня по голове, да так, что в ушах звенело еще целый час. После этого она велела мне вернуться на место и ждать, пока кто-либо из мальчиков (мы учились отдельно от девочек) не закончит и не поделится со мной ручкой.
Понятно, что свободная ручка появилась буквально за минуту до окончания урока, и я смог ответить всего лишь на несколько вопросов. За работу я получил неуд.
В свободное от преподавания катехизиса[6] и раздачи ударов тупыми предметами время воспитательницы неустанно работали над вытягиванием денег из родителей учеников. Все, что было необходимо для школы, надлежало покупать исключительно в церкви или в магазинах при школе: форма, учебники, ручки (непременно синие перьевые ручки, можно было купить и зеленую, но только с черными или синими чернилами), тетради, карточки с лицами святых и римских пап. То, что часть денег уходит из магазинов обратно в церковь, ни для кого секретом не было. Я был всего лишь ребенком, но даже я понимал, что все это было грубым мошенничеством. Какая у вашего сына славная бессмертная душа, будет очень жаль, если она будет бесконечно гореть в адском пламени только потому, что вы решили не покупать ему здесь свитер. Вы понимаете, что я говорю? Или мне звать мать-настоятельницу?
А потом произошла история с «языческими детьми».
В Патерсоне бушевала самая страшная снежная буря за многие годы, и рано утром в понедельник я пришел в школу счастливый уже оттого, что в ней были стены и было тепло. Я поспешил в раздевалку, снял мокрое пальто и, обернувшись, увидел нашу классную сестру-воспитательницу, направлявшуюся ко мне с красным от злости и негодования лицом.
– Ты не взял коробку с шоколадками, – сказала она, трясясь от злости.
В прошлую пятницу в школу привезли коробки с «Лучшим шоколадом в мире». Продажи шоколада должны были помочь собрать деньги для сирот и детей язычников. Я никогда не понимал, почему католическая церковь так сильно заботилась о детях язычников, но Сестра Мэри Большой Кулак постоянно заставляла нас думать о детях язычников, молиться за детей язычников, быть счастливыми, что мы не были детьми язычников (что весьма странно, потому что эти самые дети всегда были первыми в очереди вообще за всем), и, если возможно, купить этих самых детей язычников.
В 1962 году, когда, по общему признанию, экономика была особо сильна, можно было купить языческого ребенка за пять долларов[7]. За эту сумму выдавали карточку владельца в качестве свидетельства о выкупе и крещении приемного языческого дитя. Это дитя могло получить любое имя на любом языке, а покупатель мог быть навеки уверен в том, что он спас усыновленного ребенка от всего, что ему только ни грозило в его языческой жизни. Учитывая, в какой бедности рос я сам, то языческий ребенок мог бы, остро нуждаясь в пяти баксах, попытаться стянуть их у моего папаши, как делали