Я СПУСКАЛСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ В ХОЛЛ, И ТУТ МНЕ В ГОЛОВУ ПРИШЛА ЕЩЕ ОДНА МЫСЛЬ: ЕСЛИ Я НА ПУТИ К ТОМУ, ЧТОБЫ СТАТЬ СУПЕРМЕНОМ, ТО МОЙ ПАПАША ОПРЕДЕЛЕННО БЫЛ ЛЕКСОМ ЛЮТОРОМ.
Отец познакомился с ним в одном из баров и договорился о «приеме».
Мать тут же согласилась пойти, она надеялась, что ей наконец-то помогут.
Она верила в это даже тогда, когда вырубилась от наркоза.
Очнувшись, мать обнаружила, что ей удалили все зубы, и даже здоровые.
– И чем ты недовольна? – сказал отец. – Я же сказал, что он сделает все, чтобы у тебя больше не было проблем с зубами, вот теперь их и нет.
С тех пор мать все время плакала, когда смотрела на свое отражение в зеркале.
Отец смеялся над тем, как она выглядит и как смешно шепелявит из-за своих опухших, пустых десен: «А ну-ка скажи: „Шесть мышат в камышах шуршат“!» – говорил он ей и смеялся.
Через неделю по почте пришел конверт со вставными челюстями, которые явно не подходили матери по размеру. Она не могла их вставить как надо, и всякий раз, когда она пыталась носить их или жевать ими, по лицу ее катились слезы боли. Отец же продолжал смеяться.
Я перестал упоминать о том, что у меня болят зубы.
Моей самой большой медицинской проблемой была близорукость, о которой я и не подозревал. Все изменилось в тот день, когда я сидел в школьном автобусе рядом с мальчишкой в очках. Он повернул голову, чтобы посмотреть в окно, и я случайно увидел кусочек улицы через линзы его очков. На один только миг улица совершенно преобразилась и приобрела совершенно другие, четкие очертания!
– Можно я посмотрю твои очки? – спросил я, дотронувшись до его плеча.
Парень настороженно посмотрел на меня, словно боялся, что я выброшу очки в окно или начну играть в «а ну отними». Я попросил еще раз, честно глядя ему в глаза, и он снял очки и передал мне.
Когда я нацепил их на нос, то увидел мир так четко, как и представить себе не мог. Листья, ветки деревьев, уличные знаки, лица! Всю свою жизнь я ошибался, когда смотрел на мир без очков. Это не учителя старались держать меня подальше от доски, чтобы освободить место умным ученикам, дело было во мне самом, мне нужны были очки!
Все можно было исправить!
Я вышел из автобуса и побежал скорее домой, мне не терпелось рассказать о своем открытии отцу.
– Фигня, – сказал он. – Ты просто пытаешься привлечь к себе внимание. Никто из моих детей никогда не станет четырехглазым полудурком.
В течение следующих недель я пытался заговорить об очках снова и снова, но отец отказывался слушать меня, а потом и вовсе запретил про это говорить. Мне не хотелось, чтобы он снова впал в ярость, и поэтому я больше не вспоминал про очки, пока не оказался у тетки.
– Отец водил тебя к глазному врачу? – спросила меня тетка, когда я рассказал ей про случай в автобусе.
В ответ я отрицательно покачал головой.
– А он вообще когда-нибудь водил тебя к глазному врачу?
Ответ отрицательный.
– Тогда откуда ему знать, нужны тебе очки или нет?
Когда я рассказал ей о реакции отца на мои слова, она в ярости сжала зубы. Тетя ничего не сказала, но в тот момент я прочитал ее мысли: «Вот же сволочь!»
– Пойдем, – сказала она, и отвела меня к своему офтальмологу.
– У Джозефа невероятно сильная близорукость, – сказал врач после обследования, – но при соблюдении всех рекомендаций мы сможем исправить его зрение где-то в границах 20/20.
Отец пришел в ярость, когда тетка рассказала ему о диагнозе.
– Никакие чертовы очки ему не нужны! Он притворяется! Он хочет привлечь к себе внимание! Он хочет очки, потому что у тебя есть очки, вот и все!
– Ну тогда сам возьми и отведи его к врачу! – закричала тетка. – Сам все увидишь! Я плачý.
Гордость не позволила отцу отказаться, и мы пошли к местному офтальмологу в Матаване. И перед осмотром и после отец о чем-то тихо поговорил с врачом, чтобы я не услышал. Когда офтальмолог вызвал меня снова, то выглядел очень грустным и озабоченным. Он сказал, что мои глаза были в ужасном состоянии и что через год, а может и раньше, я ослепну. Он выписал мне очки, которые позволят мне прожить это время, но предупредил, что я должен готовиться к самому худшему.
Мне показалось, что в сердце мне воткнули нож. Я не мог спать, не мог сосредоточиться на уроках или на чтении, да вообще ни на чем. Я лежал в кровати и плакал, потом заставлял себя прекратить, потому что у меня был иррациональный страх того, что слезы могут еще сильнее ухудшить зрение. Собрав всю волю в кулак, я решил бороться со своим страхом и с проблемой, пока еще было время. Я начал считать шаги и ходить по комнатам с закрытыми глазами. Я пытался запомнить, что и где лежит, и начал учить шрифт Брайля, который взял в школьной библиотеке. Через некоторое время я понял, что смогу жить и ориентироваться там, где мы жили в то время. Но что будет, если мы переедем? Как я смогу выжить, будучи слепым, на новом месте?
КОГДА ОФТАЛЬМОЛОГ ВЫЗВАЛ МЕНЯ СНОВА, ТО ВЫГЛЯДЕЛ ОЧЕНЬ ГРУСТНЫМ И ОЗАБОЧЕННЫМ. ОН СКАЗАЛ, ЧТО МОИ ГЛАЗА БЫЛИ В УЖАСНОМ СОСТОЯНИИ И ЧТО ЧЕРЕЗ ГОД, А МОЖЕТ И РАНЬШЕ, Я ОСЛЕПНУ.
Я продолжал тренировки целых два месяца, и тут меня заметил отец. Он увидел, как я шел через холл и считал шаги, чтобы понять, какое расстояние я прохожу с каждым шагом, и спросил, какого черта я делаю.
– Готовлюсь, – сказал я ему.
– Готовишься к чему?
Я пояснил.
– Иисусе Христе, – сказал отец, скривившись от омерзения из-за моей якобы глупости. – Да не ослепнешь ты, успокойся.
– Но ведь врач сказал…
– Я не поверил твоей глупой тетке. Вечно она навлекает на нас беды. Поэтому, когда доктор спросил меня, проверяли ли тебе глаза раньше, я сказал, что да, проверяли, делали это каждый год, и все было в порядке.
Да и вообще, это не его собачье дело. Вот он и сказал, что, если за год зрение так ухудшилось, то ты скоро ослепнешь.
Моя челюсть отвисла, и в душé я в ярости закричал оттого, что мне так долго пришлось жить со всем этим ужасом.
– Но почему ты ничего не сказал мне?
Отец подошел к холодильнику, достал пиво и пожал плечами.
– Ты хотел долбаные очки, ты их получил. Так в чем проблема, четырехглазый?
Как только я понял, что мне не придется провести всю свою оставшуюся жизнь в темноте, я решил, что время серьезно взяться за дело и узнать как можно больше о том, как стать писателем. Я прочитал все, что смог найти из научной фантастики, фэнтези, да и другими жанрами не брезговал.
Я наугад выбирал рассказы Сэмюэля Дилэни, Марка Твена и Эдгара По, а затем выписывал предложение за предложением, чтобы лучше понять, какие решения стояли за каждым словом и каждой фразой. Я даже пытался совмещать и перемешивать стили разных авторов, думая, что это поможет мне выработать собственный творческий стиль.
КАК ТОЛЬКО Я ПОНЯЛ, ЧТО МНЕ НЕ ПРИДЕТСЯ ПРОВЕСТИ ВСЮ СВОЮ ОСТАВШУЮСЯ ЖИЗНЬ В ТЕМНОТЕ, Я РЕШИЛ, ЧТО ВРЕМЯ СЕРЬЕЗНО ВЗЯТЬСЯ ЗА ДЕЛО И УЗНАТЬ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ О ТОМ, КАК СТАТЬ ПИСАТЕЛЕМ.
Интересно, что получилось бы, если бы Эдгар По написал «Белый Клык» Джека Лондона в стиле «Колоколов»?
«Вой и рычание волков, волков, волков, волков, волков, волков, волков, кусающих, терзающих волков».
Я буквально влюбился в «Сумеречную зону» Рода Серлинга, зачарованный точностью выбираемых им слов, что говорит о высоком мастерстве писателя. К шестидесятым телевизионные антологии уже стали забытой формой искусства, и я боялся, что у меня уже никогда не будет возможности написать что-нибудь для телешоу в духе «Сумеречной зоны».
Когда другие ребята из нашего дома узнали, что я хочу стать писателем, они начали просить меня придумывать страшные истории на темы, которые они сами же мне и предлагали. Я не записал ни одной из этих историй, потому что с моей точки зрения я все еще не был к этому готов. Однако усилия не оказались напрасными, они послужили хорошей тренировкой. Один из ребят даже предложил оплачивать мои услуги сигаретами. Его отец курил без остановки, и в доме всегда было полно сигарет. В возрасте шестнадцати лет парень уже выкуривал по полпачки в день.
– Если хочешь быть крутым, тебе надо начать курить, – сказал он мне.
Я пару раз пытался курить, но мне это не понравилось.
Алкоголь мне тоже не нравился, а еще я сказал своему знакомому, что мой отец – курильщик, и это достаточное для меня основание этого не делать.
Поздно ночью, когда я лежал в постели, эта фраза про сигареты все вертелась у меня в голове, а утром помогла мне принять самое важное решение в жизни.
Я ОТЧАЯННО ХОТЕЛ УБИТЬ СВОЕГО ОТЦА. ИНОГДА ВСЕГО ЛИШЬ МЫСЛЬ О ЕГО УБИЙСТВЕ ПОМОГАЛА МНЕ ВЫЖИТЬ.
Я отчаянно хотел убить своего отца. Иногда всего лишь мысль о его убийстве помогала мне выжить. Я представлял его смерть в духе рассказов Эдгара Аллана По:
я думал о том, что это его сердце похоронено под плитами, как в рассказе «Сердце-обличитель», что это его тело привязано к столу, над которым все ниже и ниже опускалось лезвие из рассказа «Колодец и маятник», что это он был навечно замурован в сыром подземелье из рассказа «Бочонок Амонтильядо». «Ради всего святого, Монтрезор!»
Но героев Эдгара По всегда поджидала расплата за злодеяния, которые они совершали, поэтому я решил, что буду действовать иначе: я не буду убивать отца, я буду отрицать сам факт его существования. Кем бы он ни был, я буду его совершенной противоположностью. Он пил, а я никогда не притронусь к спиртному. Он курил, а я не буду. Он издевался над женщинами, а я постараюсь вести себя с ними по-рыцарски. Он никогда не сдерживал своих обещаний, зато я всегда буду сдерживать свои. Он обвинял других в том, что делал, а я сам буду отвечать за свои поступки. Каждым своим делом я постараюсь компенсировать зло и страдания, которые он принес с собой в этот мир.