За исключением изредка появляющихся вундеркиндов, которые всех бесят, писатели, художники и музыканты в начале своей карьеры очень плохи, поэтому многие из них так рано и легко и забрасывают свое дело. «Что-то у вас не очень хорошо получается», – говорят нам скептики, и ужас состоит в том, что они не ошибаются, и мы это знаем. Но дело ведь не в отсутствии таланта, а в отсутствии опыта, а чтобы его получить, требуется время. Недостатки в ранних работах отражают не более чем нехватку опыта. Вся суть состоит в том, что надо продолжать двигаться вперед и собирать все необходимые инструменты, пока качество работы не начнет улучшаться, – а это обязательно случится.
Еще одна беда состоит в том, что доброжелательные друзья и родственники часто говорят, мол, «Отлично, попробуй писать/играть/сочинять музыку год или два, а если не получится, оставь это дело и займись чем-нибудь другим». Искусство имеет тенденцию к развитию: чем больше работаешь, тем лучше получается. Я готов поспорить, что если написать пятнадцать рассказов, то пятнадцатый хоть немного, но будет лучше самого первого. Другое просто невозможно. Если устанавливать срок, после которого бросишь заниматься любимым делом, то может случиться так, что вы бросите свое любимое дело в тот самый момент, когда у вас начнет действительно получаться.
Если говорить о тех одиннадцати рассказах, которые я написал, то рассказы с восьмого по одиннадцатый предоставили мне набор инструментов достаточный, чтобы понять, что рассказы с первого по седьмой были полным дерьмом. Но этих инструментов не хватало, чтобы понять, как их исправить. Так же было и дальше: после того как я написал с двенадцатого по шестнадцатый, с восьмого по одиннадцатый тоже стали полным дерьмом. Недостатки моих творений были настолько удручающе очевидны, что я начал думать, что они больше подходят для выстилания кошачьих лотков, чем для литературных журналов. И только крошечные качественные изменения в некоторых из последних рассказов вселяли в меня надежду. Я начал понимать, что обучение писательскому мастерству сродни бурению в поисках нефти. Прежде чем получить хорошую, качественную нефть, необходимо выкачать огромное количество грязи, воды, костей динозавров и черт его знает чего еще. Поэтому я решил, что буду писать так много и так быстро, как только смогу, чтобы прорваться сквозь этот «обожекакаячушь» этап в работе. Я самонадеянно думал, что мне понадобится год, ну, может быть, два года, чтобы научиться писать как надо.
Я НАЧАЛ ПОНИМАТЬ, ЧТО ОБУЧЕНИЕ ПИСАТЕЛЬСКОМУ МАСТЕРСТВУ СРОДНИ БУРЕНИЮ В ПОИСКАХ НЕФТИ.
Я пишу эти слова, и мне уже шестьдесят четыре, а я все еще жду, когда же придет это славное время.
Начался новый учебный год, я перешел в старший класс и записался на два предмета, которые довольно неожиданно и достаточно серьезно изменили траекторию моей жизни. Первым предметом была «Сатира», занятия в классе вела Рошель Терри, а вторым – мой первый класс «Креативного письма», которым руководила Джо Энн Мэсси. Когда я признался им, что мечтаю стать писателем, я думал, что они поднимут меня на смех так же, как все остальные взрослые до них. Вместо этого они стали всячески поддерживать меня, а я в ответ заваливал их своими рассказами. Там, где другие студенты боролись с письменными заданиями, выдавливая из себя по четыре-пять страниц, я выдавал по двадцать или даже больше страниц, отпечатанных на машинке. Миссис Мэсси включила один из моих рассказов в ежегодный журнал старшеклассников, а миссис Терри вдохновила меня на написание коротких сатирических пьесок, которые мы ставили и показывали ученикам из других классов. Да, писал я из рук вон плохо, но преподаватели видели проблески в моих работах, и я надеялся, что с их помощью со временем стану писать чуть менее ужасно.
Уже давно сложилось клише, что подходящий учитель, оказавшийся в нужном месте и в нужное время, может изменить чью-то жизнь. Хочу сказать, что в моем случае все так и случилось, и я совсем не преувеличиваю.
Мои преподавательницы вложили в меня свои время, усилия и веру, в то время как другие люди меня даже не замечали. Эти две женщины читали в моих рассказах каждую строку и каждое слово, они внимательно шли от запятой до точки, показывая мне, весьма ершистому молодому писателю, что можно и критически относиться к чужой работе, и поддерживать ее одновременно. Все, чего я когда-либо достиг в своем творчестве, случилось благодаря тому моменту, когда эти два преподавателя появились в моей жизни.
Каждый год местные средние школы совместно участвовали в мероприятии, которое называлось «День будущей карьеры». Для участия в этом дне приглашали известных писателей, художников, музыкантов и артистов.
Преподаватели надеялись, что все эти люди могут стать хорошим примером для учеников. Мои преподаватели Мэсси и Терри, хорошо зная о моем стеснительном характере, все же хотели, чтобы я представил свои работы всему остальному миру. Они пригласили меня участвовать в мероприятии, которое должно было пройти той весной.
МОИ ПРЕПОДАВАТЕЛЬНИЦЫ ВЛОЖИЛИ В МЕНЯ СВОИ ВРЕМЯ, УСИЛИЯ И ВЕРУ, В ТО ВРЕМЯ КАК ДРУГИЕ ЛЮДИ МЕНЯ ДАЖЕ НЕ ЗАМЕЧАЛИ.
А еще они порекомендовали меня преподавательнице из другой школы, и та, в свою очередь, пригласила меня поучаствовать в другом, менее масштабном событии неформального характера. Оно должно было состояться в ноябре 1971 года в общественном колледже Саутвестерна.
В назначенный день я сел в автобус и доехал до Саутвестерна, и уже оттуда направился на место встречи участников. Мы сидели за столами, которые были расставлены около кафетерия. Здесь же была выставка картин начинающих художников, а на лужайке в тени деревьев играли на гитарах и пели песни другие студенты. Обстановка была праздничной и дружелюбной и даже уж слишком непринужденной. Самым официозным элементом были небрежно засунутые в уголки досок для объявлений флаеры, так что большинство учеников и студентов, как и я сам, слонялись без дела, не понимая, зачем нас всех вообще собрали и что мы здесь делаем. Кто-то рассматривал выставленные картины, кто-то слушал музыку, но возможности представить свои рассказы не было, для этого надо было встать на видное место и начать читать, а на такое вряд ли кто-то готов был пойти.
Шло время, тени становились длиннее, а большинство участников уже разъехалось, забрав с собой свои работы. До автобуса оставался час, когда из тени деревьев неожиданно вышел мужчина и подошел к столу, за которым сидел я и пара из тех немногих учеников, кто еще не уехал домой. У него было обветренное загорелое лицо и темные с проседью волосы, зачесанные в прическу в стиле помпадур, чья высота попирала законы ньютоновской физики. Он кого-то мне напоминал, но я никак не мог вспомнить кого. Мужчина бегло просмотрел распечатки оставшихся студенческих работ, а потом подошел ко мне, взял буклет с одним из моих фантастических рассказов и молча уселся на одно из садовых кресел на лужайке и принялся читать. Было уже темно, и ему пришлось устроиться поближе к окну кафе, откуда падал свет люстры, чтобы разобрать написанное. Закончив, он снова подошел, взял еще один рассказ, прочитал, а потом внимательно и изучающе посмотрел на меня из-под густых тяжелых бровей.
– А вы весьма талантливы для своего возраста, – сказал он. Его голос звучал подозрительно знакомо, но я все еще не мог понять, кому он может принадлежать.
– Позвольте мне дать вам пару советов. Первый: уберите каждое третье прилагательное в тексте[33]. Второе: никогда и никому не давайте останавливать вас. Вы должны рассказать свои истории.
А потом он глянул на часы, пожелал мне хорошего дня и ушел.
И секунды не прошло, как ко мне подскочила одна из учительниц и спросила, что он сказал.
Я пересказал ей все, и она засветилась гордостью.
– А ты что, не знаешь, кто это был?
– Нет, – ответил я. – Я подумал, что это кто-то из учителей. Мне показалось знакомым его лицо, но…
– Это был Род Серлинг! Он выступает с лекцией в колледже сегодня вечером. Он, должно быть, приехал слишком рано и решил прогуляться по кампусу, перед тем как…
Понятия не имею, что она сказала дальше, потому что в этот момент уже бежал в сторону, где исчез мой собеседник. Увы, его нигде не было, он растворился в воздухе, словно призрак из собственного рассказа.
ПИСАТЕЛЬ, НАСТОЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ, ЧЕРТ, ДА ЧТО Я ПИШУ, ОДИН ИЗ ПИСАТЕЛЕЙ-НЕБОЖИТЕЛЕЙ, СКАЗАЛ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ ТАЛАНТ!
Я даже не мог себе позволить купить билет на его лекцию о том, как он работал над «Сумеречной зоной» и «Ночной галереей».
Впрочем, это уже не имело никакого значения. Писатель, настоящий писатель, черт, да что я пишу, один из писателей-небожителей, сказал, что у меня есть талант! Это был момент трансформации моего сознания, который поддерживал меня еще долгое время.
Годами позже я получил возможность поработать с Кэрол Серлинг, вдовой Рода. Мы пытались возобновить сериал «Ночная галерея» и не раз разговаривали о той случайной встрече. Мы пришли к совместному выводу, что иногда мир настолько тесен и настолько удивителен, что даже сам Род едва ли мог представить себе такое.
Глава 13Вопросы божественного
Христианское харизматическое движение[34] получило большую популярность в американских церквях в начале семидесятых. Его приверженцы практиковали прорицание, экстатическое пение, ритуальное излечение, глоссолалию[35] и даже аскетическое проживание в общинах подобно тому, как это описано в «Деяниях святых апостолов». Евангелическое христианское движение «Люди Иисуса» стало особенно популярным среди учащихся школ и колледжей, озабоченных поиском смысла жизни. Христианские кафе и молодежные центры использовали фолк-музыку, чтобы донести свои заветы до молодежи, которая заслушивалась песнями Боба Дилана и Джоан Баэз о надеждах на лучший мир. Льняные штаны, потертые джинсы, разноцветные хлопчатобумажные футболки, кожаные сандалии и длинные волосы а-ля Христос были неизменными атрибутами «Людей Иисуса», которые гуляли, пели и молились в парках или собирались на перекрестках, предлагая прохожим листовки и приглашения на различные социальные мероприятия и религиозные концерты. Самыми популярными местами были такие кафе, как Living Room в Сан-Франциско, Way Word в Гринвич-Виллидж, Catacombs в Сиэтле, I am в Спокане и His Place на Сансет-Стрип в Голливуде.