Я помог ей залезть в машину и сел на пассажирское место. Она долго ковырялась с ключами, а потом несколько раз попыталась вставить ключ в замок зажигания, пока наконец одна из попыток не увенчалась успехом. После этого она повернулась ко мне и чуть ли не налегла на меня всем телом, так близко, что я разглядел, какой неровной была полоска помады на ее узких губах.
Косметика была на два тона светлее, чем кожа, а слой был такой толстый, что лицо больше походило на маску Кабуки. И все это не могло скрыть глубокие морщины и кожу, которую можно было обрести, разве что только проведя всю жизнь за бутылкой.
Она положила правую руку мне на плечо.
– Я хочу, чтобы ты знал, Джоуи, мы все очень тобой гордимся.
– Спасибо, – ответил я, а сам подумал: «Можно мы уже просто поедем, а?»
– И я хочу, чтобы ты знал: сегодня я вся – твоя.
И тут я почувствовал, как ее левая рука медленно поползла вверх по моей ноге.
– Все, что ты хочешь, дорогой, – сказала она, а ее рука продолжала подниматься вверх по моему бедру. – Все, что я могу для тебя сделать, все, ты только скажи.
Вот дерьмо.
Стараясь вести себя так, как будто ничего не происходило, я опустил руки вниз, полностью перекрыв пути к тому хрупкому фарфору, который она намеревалась разбить.
– Нам пора ехать, магазин закроется.
– Такие магазины работают допоздна, мой мальчик.
– Да, но мне кажется, что этот закрывается раньше других.
Ирен уставилась на меня откуда-то из-под тяжелых век, ее глаза потемнели, как только она поняла, что у нее ничего не выйдет.
– Ну что ж, поехали, – послушно сказала она, и машина наконец тронулась.
Когда мы вернулись домой с новой партией бутылок, я все думал, сказать ли отцу о том, что произошло, или нет, и тут я заметил, как отец вопросительно взглянул на Ирен, высоко подняв брови: «Ну?»
– Нет, – Ирен покачала головой.
Отец отвернулся, искривившись от омерзения.
С ужасом, который я даже не могу описать, я понял, что Ирен и была тем самым «большим сюрпризом» на выпускной. Желая держать все под контролем, отец решил, что мой первый секс должен быть с его пьяной подружкой, с этой (я понимаю, что так говорить нельзя, что это очень злые слова, но в тот момент я чувствовал именно так) потасканной, упитой теткой в трех килограммах пудры, которую даже из программы «12 шагов» выкинули[37].
С УЖАСОМ, КОТОРЫЙ Я ДАЖЕ НЕ МОГУ ОПИСАТЬ, Я ПОНЯЛ, ЧТО ИРЕН И БЫЛА ТЕМ САМЫМ «БОЛЬШИМ СЮРПРИЗОМ» НА ВЫПУСКНОЙ.
Она сидела, грузно развалившись на диване позади отца, а он наклонился к ней и, прикрыв ладонью рот, театральным шепотом, который я обязательно должен был услышать, потому что именно этого он и хотел, произнес, презрительно кивнув в мою сторону: «Педик».
Я ушел в свою комнату, закрыл дверь и подпер ее письменным столом во избежание других поползновений, а потом лег спать.
Проснулся я рано, когда начало рассветать. Бравая троица валялась в полной отключке. Ирен лежала на полу в гостиной с задранным до самых бедер платьем, а приятель отца валялся на диване в луже собственной блевотины. Сам Чарльз спал на кухне, уткнувшись лицом в стол. Я окликнул его, но он не реагировал.
Я подумал о том, что вот, как просто было бы взять тяжелый нож для разделки мяса и опустить его сзади на шею Чарльза, раздробив позвонки, чтобы он мгновенно испустил дух. Потом я мог бы вложить нож в руку его бесчувственного приятеля, предварительно убрав свои отпечатки, вымыть руки и снова лечь в кровать, и ждать, когда мать обнаружит труп на кухне и закричит.
Я очень долго смотрел на открытую шею пьяного отца, а потом все же вернулся в свою комнату.
Отец проводил все больше и больше времени в поездках куда-то за город, и поэтому каждую пятницу по вечерам я спокойно и без всяких проблем ходил в «Дом Аббы», а по субботам – на службы в Первой баптистской церкви. Кати пригласила меня на вечеринку на пляже, и это было первое такое приглашение в моей жизни. Я никогда не был на пляжных вечеринках с друзьями моего возраста, никогда не смотрел на огонь пылающего костра и не болтал ни с кем о жизни, любуясь закатным солнцем, тонущим за линией горизонта. И вот я уже здесь, сижу на пляже, прислонившись спиной к камню, и смотрю на своих друзей, которые смеются, поют и носятся друг за другом по пляжу.
«Неужели именно так и живут обычные люди? – думал я. – Может быть, это именно то, чего мне так не хватало?»
Я подавил подступавшую волну обиды. Да, первые восемнадцать лет жизни были навечно потеряны из-за того, что я прожил их в клетке, но лучше ведь насладиться ими хотя бы сейчас, чем никогда даже и не узнать о том, что они вообще существуют.
Позже вечером мы забились в открытый кузов пикапа и отправились домой, подшучивая друг над другом и громко вскрикивая каждый раз, когда машина поворачивала и виляла, заставляя наши тела прижиматься еще теснее. Я вдруг поймал себя на том, что улыбаюсь как дурачок. К тому моменту я уже целых полтора года жил и учился в Чула-Висте. У меня были друзья, стабильность и место, где меня уважали и относились ко мне по-доброму, как никогда раньше. Здесь я начал делать свои первые серьезные шаги, чтобы стать писателем. У меня не было денег, чтобы поступить в Государственный университет Сан-Диего, но я мог бы учиться в колледже Саутвестерна, где преподавали журналистику, писательское мастерство и театральное искусство.
Более того, большинство моих новых знакомых тоже планировали учиться в том же колледже, и там я без друзей не останусь.
Это было самым прекрасным – у меня наконец-то были друзья! Я чувствовал себя полным жизни, я был рад тому, что я жив.
Наконец-то я почувствовал себя счастливым.
Как только я вошел в дом, я увидел отца. Он ждал меня, а на столе перед ним стояла наполовину пустая бутылка водки.
– Собирайся давай, – сказал он. – Мы переезжаем в Иллинойс.
Глава 14Семена зла приносят странные плоды
В этот раз причиной для переезда послужило не пьянство отца, а планы компании ITT, которая затормозила темпы развития своего подразделения по гидрокабелям и объявила о предстоящих увольнениях. При этом компания делала смутные намеки, что как только дела пойдут на лад, то они будут рады предложить работу всем уволенным. Все работники заранее получили уведомления, и поэтому у отца было время, чтобы заняться поиском новой работы. Это обстоятельство и объясняло его долгие отлучки из дома. Поиски работы привели его в город Канкаки в штате Иллинойс, и вот теперь, когда начались увольнения, он был готов ехать на новое место.
А я не был готов. Мне отчаянно хотелось остаться в Чула-Висте. Теперь там был мой дом, а еще я втайне надеялся (сейчас это мне кажется очень наивным), что придет день, когда Кати расстанется со своим бойфрендом, и у меня появится шанс. Я даже обратился к Старейшинам с вопросом, могут ли они оставить меня в одной из коммун, но мне было сказано, что коммуны временно закрыты для представителей церкви. Мне ничего не оставалось делать, кроме как попрощаться с друзьями. Уезжая, я был уверен, что никогда больше не вернусь в Чула-Висту.
Едва мы успели распаковать свои вещи в небольшом домике по адресу Норт-Конвент-стрит, 310, в Бурбоне, что севернее Канкаки и южнее Чикаго, как новая работа отца растаяла в воздухе, после того как потенциальные работодатели, обратившись в офис ITT, узнали, что отец сильно преувеличил свои рабочие компетенции.
Я был в ярости. Я считал, что если в Иллинойсе нет работы, то нам надо вернуться в Сан-Диего. Но отец вложил слишком много денег и времени в переезд, чтобы возвращаться назад. Несколько месяцев он работал консультантом в нескольких компаниях по производству пластиковых изделий, а по вечерам пьянствовал и зверствовал дома, как обычно.
Я поступил в открытый недавно муниципальный колледж Канкаки. Большая часть зданий еще строились, и число трейлеров с находившимися в них кабинетами и лабораториями значительно превосходило количество уже готовых к занятиям корпусов. В колледже не было факультетов журналистики и театрального искусства, а в кампусе не было ни собственного радио, ни телевидения, но был какой-то заштатный курс по креативному письму. Большинство выпускников этого курса становились учителями, а не писателями, так что я решил выбрать курс по психологии, подумав, что это поможет мне разобраться с характерами моих будущих литературных героев. Естественно, папаша отказался платить за мою учебу, так что я набрал займов, грантов и пособий для малоимущих и начал подрабатывать в офисе Образовательной программы для взрослых, где печатал бланки и формы, подшивал бумаги и вел учет документации.
Я очень хотел хоть как-то разнообразить свою монотонную жизнь, так что принялся искать что-нибудь, что могло бы заменить мне «Дом Аббы», но «Люди Иисуса» пока еще не обосновались в Канкаки. Их было много в Чикаго, но без машины туда было не добраться, и поэтому я решил основать собственный «дом». Но едва я начал обсуждать эту идею с пасторами местных церквей и молодежных центров, как на меня вышли члены движения из Чикаго. Они объяснили мне, что районы к югу от Чикаго находились под юрисдикцией одного из лидеров движения (я забыл его имя), а без его благословения делать ничего нельзя.
Все это больше напоминало ресторанную франшизу «Макдоналдс», а не религиозную активность, но я не хотел создавать лишних проблем, так что купил билет и отправился автобусом в паломничество к лидеру «Людей Иисуса».
Я ОЧЕНЬ ХОТЕЛ ХОТЬ КАК-ТО РАЗНООБРАЗИТЬ СВОЮ МОНОТОННУЮ ЖИЗНЬ, ТАК ЧТО ПРИНЯЛСЯ ИСКАТЬ ЧТО-НИБУДЬ, ЧТО МОГЛО БЫ ЗАМЕНИТЬ МНЕ «ДОМ АББЫ», НО «ЛЮДИ ИИСУСА» ПОКА ЕЩЕ НЕ ОБОСНОВАЛИСЬ В КАНКАКИ. ИХ БЫЛО МНОГО В ЧИКАГО, НО БЕЗ МАШИНЫ ТУДА БЫЛО НЕ ДОБРАТЬСЯ, И ПОЭТОМУ Я РЕШИЛ ОСНОВАТЬ СОБСТВЕННЫЙ «ДОМ».