олго до выведения таких суровых сортов, от которых за тридцать шагов слепнут полицейские собаки.
Я снова взглянул в окно. Вид был прекрасен, и если это и означало «словить кайф», то есть превратить что-то обычное в нечто совершенно прекрасное, то почему бы и нет?
Она снова передала мне сигарету, а по радио включили Midnight Rider Грегга Оллмана. Если ты пробуешь травку первый раз в жизни, то лучше песни для этого момента на свете нет. Ты сидишь в машине, смотришь на холмы Техаса, залитые лунным светом, и ловишь кайф от одной только этой песни.
То, что мы делали, противоречило всему, что я узнал о религии в Чула-Висте, но она была далеко, а я учился тому, как стать писателем, да и потом, какое мне дело до этой самой Чула-Висты, – где она теперь?
Меня мучал один-единственный надоедливый вопрос: а что бы об этом всем подумал Супермен?
«Я не знаю, – думал я, вглядываясь в темноту за окном. – Я окончательно потерялся. Где я, куда иду, да и зачем? Я в Фантомной зоне. И если травка и существует где-нибудь во вселенной Супермена, то точно там, в Фантомной зоне.
Однажды утром я вышел из дома и увидел отца, спящего за рулем в припаркованном автомобиле после ночного загула. Я постучал в окошко, он посмотрел на меня невидящими глазами и снова отключился.
Я шел по дороге и думал, как бы я хотел запихнуть его в багажник, чтобы он там задохнулся!
И тут мне в голову пришла одна идея: а что, если не запихивать туда отца, а установить в багажнике портативное оборудование, на котором он сможет работать?
Машина для литья пластика занимает много места: нагреватель и измельчитель – не менее двух метров в высоту, плюс еще сантиметров шестьдесят для контейнера для пластиковых бутылок, которые плавят, после чего жидкий пластик поступает в нагретую металлическую бочку около метра длиной. Добавим еще систему охлаждения, и тогда размеры конструкции составят около трех метров в высоту и шести метров в длину. С помощью такого агрегата можно производить чехлы для клюшек, пластиковые трубки для ограждений и другие крупные пластиковые предметы. Но чтобы производить что-то мелкое, например пластиковые детали для зубных брекетов, такой большой агрегат не требуется. Если бы оборудование можно было уменьшить до размеров багажника автомобиля, то отец смог бы работать где угодно, в том числе и в Чула-Висте.
МЫСЛЕННО Я СКАЗАЛ ВСЕЛЕННОЙ, ЧТО ЕСЛИ ОНА ХОЧЕТ, ЧТОБЫ Я ВЕРНУЛСЯ В КАЛИФОРНИЮ, ТО ПУСТЬ ЛУЧШЕ ПОШЕВЕЛИТСЯ, ЧЕРТ БЫ ЕЕ ПОБРАЛ.
Я рассказал о своей идее отцу, и он сделал пару набросков, сказав, что теоретически идея может сработать, и тогда у него появится собственный бизнес. Но производство подобного рода мелких деталей требовало точности и было довольно дорогим, но он не мог позволить себе нанять настолько опытных рабочих в Далласе.
Я ждал момента, когда он об этом скажет, и тут же напомнил, что в Чула-Висте он работал с несколькими опытными ребятами в ITT, которые, как и он, остались без работы, и их можно было бы нанять за небольшие деньги. Отец только покачал головой. Лучше уж делать то, что он уже решил, – искать работу здесь. Искать-то он искал, но поиски не приносили требуемого результата.
Я был в ярости, ведь я был так близок к цели! Мысленно я сказал вселенной, что если она хочет, чтобы я вернулся в Калифорнию, то пусть лучше пошевелится, черт бы ее побрал.
Видимо, вселенная услышала мой призыв, потому что спустя несколько дней отец получил письмо от Пола Комары, менеджера отдела кадров в офисе ITT в Нешнел-Сити. Он предложил отцу место контролера в цехе и спрашивал, как скоро отец сможет вернуться в Чула-Висту.
Глава 15И снова о вопросах божественного
Вернувшись в Чула-Висту, мы поселились в жилом комплексе Вилла-Севилль, 555, на Нейплс-стрит. Это был наш двадцать первый переезд за девятнадцать лет. Я поменял одиннадцать учебных заведений, в том числе четыре средние школы и три колледжа. Двадцать лет мы провели, вскакивая глухой ночью и колеся по дорогам в алкогольном тумане под пьяное буйство отца. Если и есть что-то особенное в моей жизни, так это то, что я не стал серийным убийцей, хотя все шансы были.
Я снова был со своими друзьями из «Дома Аббы», в том числе с Кати, которая, как я и надеялся, бросила своего парня (ура!), но только чтобы выйти замуж за молодого проповедника из Первой баптистской церкви (полное безумие). К тому моменту Кати, как и большинство моих друзей, жила в церковной коммуне, и предложила мне тоже туда переехать. Я уже думал об этом раньше, в минуты отчаяния, но со временем жизнь в коммуне стала казаться мне делом все менее и менее привлекательным. Кроме того, в вопросах Божественного я до сих пор не был уверен, во что я верил, а во что нет.
В любом случае мне нравилось ходить на воскресные службы, на которых царила дружественная атмосфера, играла классная музыка, а Кен был прекрасным проповедником. Однако меня беспокоило то, что люди с радостью принимали на веру самые странные утверждения, которые звучали во время рассказов о встрече с Богом. Как-то раз после проповеди выступал какой-то тип, который утверждал, что приехал с какого-то крошечного островка в Полинезии. Его выступление называлось «Подобно могучему ветру», и он рассказал собравшимся прихожанам о том, как воскресил уже умершего человека. Никто из собравшихся даже не подумал усомниться в его правдивости. Ну, это пока я не отвел парня в угол вестибюля и не спросил о том, как звали усопшего.
– А зачем вам это? – задал он встречный вопрос, словно почувствовав угрозу и собираясь защищаться.
– Если он умер, то должно быть и свидетельство о смерти. Если бы вы привели почившего и показали свидетельство о смерти, то это было бы прямым доказательством случившегося чуда Господня.
– У меня нет свидетельства о смерти, – ответил парень. Он уже начинал злиться и говорить с ударением на определенные слова, да так, что я вдруг вспомнил нашу сестру Мэри Психопатку из школы святого Стефана. – Мы живем на маленьком острове, и нет у нас никаких свидетельств о смерти, и Господь не требует никаких доказательств, он никогда сам не дает таких доказательств, и если ты их требуешь, то ты не на стороне Господа! Ты просто должен верить!
Вот она, логика Первосвященника: «Это правда, потому что я говорю, что это правда, так что просто прими это».
Мне не понравился его ответ, но я не стал углубляться в споры, так как он мог перенести ударение в физическую плоскость, а в такой маленькой комнате кто-то непременно бы пострадал.
Меня также беспокоило и то, что в группе все более и более укреплялся авторитаризм. Члены Сообщества должны были в каждом аспекте жизни подчиняться людям, чей авторитет был абсолютным и непререкаемым.
Пастор Кен Пагаард и Старейшины никогда не ошибались, потому что их устами говорил Бог. Не согласиться с ними означало проявить «дух непослушания». Мне нравилась идея быть частью того, что напоминало семью, но все остальное вызывало большое сомнение. Кроме того, я все еще был нужен дома, чтобы хоть как-то защитить сестер, пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы съехать.
Как только начались занятия в колледже Саутвестерна, я удвоил свои усилия, решив писать не меньше десяти страниц в день, то есть один рассказ в неделю. Мне хотелось как можно быстрее очистить свой язык от шелухи. Я писал до двух или трех часов утра, ложился на несколько часов спать, а потом шел в колледж, и там писал в библиотеке или в кафетерии во время перерывов между занятиями. Вечером я приходил домой, обедал и продолжал писать.
Я учился в колледжах трех штатов, так что мои знания были очень разрозненными. Чтобы закрыть все хвосты, я взял в два раза больше модулей, чем все остальные:
21 учебный модуль только на первый семестр. Я постарался воспользоваться всеми преимуществами, которые предлагала образовательная система колледжа.
Факультет драматургии под руководством креативного директора Уильяма Вирчиса ставил одноактные пьесы и каждую среду показывал их студентам, которые должны были высказать свое мнение по поводу увиденного. В основном это были пьесы профессиональных драматургов, но они никогда не отказывали местным авторам, так что я написал пьесу и передал ее на факультет. Вирчису пьеса понравилась, и он решил ее поставить со своими студентами. Все прошло хорошо, так что потом они поставили еще четыре мои одноактные пьесы. Куда больше аплодисментов меня интересовала реакция публики на недостатки образов персонажей, плохие диалоги и места: я хотел знать, где я переборщил с чем-то, а где поленился.
КАК ТОЛЬКО НАЧАЛИСЬ ЗАНЯТИЯ В КОЛЛЕДЖЕ САУТВЕСТЕРНА, Я УДВОИЛ СВОИ УСИЛИЯ, РЕШИВ ПИСАТЬ НЕ МЕНЬШЕ ДЕСЯТИ СТРАНИЦ В ДЕНЬ, ТО ЕСТЬ ОДИН РАССКАЗ В НЕДЕЛЮ.
В колледже я познакомился с Сэнди Ричардсон, которая тоже посещала Первую баптистскую церковь. Она была худой, а угловатое личико скрывалось под челкой темно-блондинистых волос. Смеялась она так, словно только что услышала самый лучший скабрезный анекдот в мире. Когда мы обнаружили, что живем в паре домов друг от друга, то начали ездить в колледж вместе. Это привело к тому, что мы каждый день стали вместе завтракать, ходить в парк на бесплатные концерты, заходить в гости в дом ее родителей, чтобы пообщаться… И до меня постепенно стало доходить, что мы, по сути, встречаемся. Типа того. Я никогда и ни с кем не встречался и поэтому не имел ни малейшего представления о том, что нужно было делать, чтобы создать здоровые отношения.
СТАРЕЙШИНЫ БЛАГОСЛОВИЛИ НАШИ ОТНОШЕНИЯ, И МЫ ДАЖЕ НАЧАЛИ ГОВОРИТЬ О ТОМ, ЧТО ПОЖЕНИМСЯ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ КОЛЛЕДЖА.
Я даже не пытался первым обнимать Сэнди, ждал, когда она первая начнет обниматься, и даже тогда, когда мы уже официально встречались, я ни разу не пытался ее поцеловать. Не потому, что мне не хотелось, я просто не знал, с чего начать. Наконец как-то вечером Сэнди встала передо мной и сказала: «Слушай, Джоуи, все очень просто: или ты целуешь меня, или я начинаю кричать»