мои навыки ограничивались фантастическими рассказами и театральными постановками. Мне явно не хватало практики, опыта и здорового эгоизма, который убедил бы меня, что я могу стать настоящим штатным журналистом. Мне предстояло еще очень многому научиться.
Но ведь если Кларк Кент смог стать журналистом, то, богом клянусь, и я тоже смогу.
«Ну что же, давай начнем. Ты знаешь, чего ты хочешь, удобный момент наступил, так что вперед и никаких сомнений».
«Ну, круто, – подумал я. – А как?»
Через несколько недель, в начале весны 1977 года, редактор еженедельного юмористического отдела Daily Aztec (официальной газеты Государственного университета Сан-Диего) объявил о том, что покидает свой пост, поскольку у него был обнаружен недостаток чувства юмора, и подавляющее большинство студентов были абсолютно согласны с диагнозом. Ну а если один редактор уходил, то это значило, что появилось местечко для нового редактора.
Ты хотел научиться писать для газет? Что же, это твой шанс.
Я пропустил занятие, оккупировал библиотечную пишущую машинку и напечатал аж целых три колонки. Это были типичные студенческие юмористические зарисовки: неглубокие, простенькие и наполненные любовью к себе, но это должно было сработать. Чтобы опередить конкурентов, я бегом влетел в редакцию Daily Aztec, где было полно народу и стоял ужасный шум из-за вечной болтовни, стука клавиш печатных машинок и постоянно звонящих телефонов. Там я и представился редактору раздела культуры Дэвиду Хасемьеру. Когда я сказал ему, что хотел бы вести юмористическую колонку, он посмотрел на меня так, будто вляпался во что-то и теперь рассматривает подошву. И эта реакция была вполне оправданной, ведь я и правда пытался перепрыгнуть сразу несколько ступеней. Репортеры начинают с самых низов и поначалу пишут отдельные статьи, и лишь потом, когда докажут, что они стоящие авторы, некоторым из них выпадает честь вести собственную колонку. Нехотя он все же согласился посмотреть мои статьи, а затем выпроводил за дверь.
Через несколько дней он позвонил и пригласил на встречу. Как я и ожидал, желающих получить эту должность было довольно много, но Дэвид был явно намерен отдать пятничную юмористическую колонку именно мне.
Он сказал, что ему понравился мой стиль, что весьма меня удивило, поскольку я понятия не имел о том, что он у меня есть.
– Вы когда-нибудь работали в еженедельном графике? – спросил он.
Когда я ответил, что нет, Дэвид недовольно поджал губы, он боялся, что через пару недель я иссякну, и ему придется искать новую кандидатуру. Я заверил его, что все смогу делать в срок и это для меня не проблема. Он все еще сомневался, но все же решил дать мне шанс и спросил, под каким именем я буду печататься. В Reader я использовал фамилию с двумя инициалами: Дж. М. Стражински, но это звучало как-то безлико, как будто я все еще прятался. Вариант Джо Стражински звучал резковато: за шепотом имени шла длинная и звонкая фамилия, достаточно громкая, чтобы согнать с места спящую кошку. Джозеф Стражински было слишком сложно произнести. Я остановился на Дж. Майкл Стражински: одна буква, дальше вполне легко читаемое имя, которое давало паузу, чтобы набраться мужества и сделать последний шаг на вершину: прочитать три слога моей длинной фамилии.
Моя первая колонка под названием «Вид из Кроличьей норы» была напечатана в Daily Aztec одиннадцатого февраля 1977 года. Я ни разу не нарушал сроков сдачи, пока они у меня были. Дэйв волновался перед каждой публикацией, но не из-за качества статей, которое оставляло желать лучшего, а потому, что многие из его журналистов увольнялись один за другим, вынуждая его заполнять пробелы статьями из новостных агентств.
Это научило меня самому главному для писателя правилу: напиши эту чертову штуку так, чтобы она сразу была достаточно хороша для печати, а главное, сдай ее вовремя, потому что ты будешь такой один. Поэтому, когда Дэйва подвел очередной репортер, я предложил напечатать свою обновленную версию «Словаря дьявола» Амброза Бирса, которую назвал «Современный словарь циника». Он согласился, а я подготовил материал за двадцать минут. К моему удивлению, публике он понравился, и так я получил вторую еженедельную колонку в газете.
Потом Дэйв позвонил и сказал, что репортер, который должен был написать рецензию на концерт в местном театре, неожиданно заболел. Он попросил меня подменить заболевшего коллегу.
ЭТО НАУЧИЛО МЕНЯ САМОМУ ГЛАВНОМУ ДЛЯ ПИСАТЕЛЯ ПРАВИЛУ: НАПИШИ ЭТУ ЧЕРТОВУ ШТУКУ ТАК, ЧТОБЫ ОНА СРАЗУ БЫЛА ДОСТАТОЧНО ХОРОША ДЛЯ ПЕЧАТИ, А ГЛАВНОЕ, СДАЙ ЕЕ ВОВРЕМЯ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ БУДЕШЬ ТАКОЙ ОДИН.
Я сказал, что с удовольствием сделаю это, но вот только билетов у меня не было, равно как и денег, чтобы их купить.
– Тебе не надо покупать билеты, – сказал Дэвид. – Театральные репортеры никогда не платят за билеты. Все, кто пишет для Aztec о пьесах, книгах, фильмах и концертах, никогда ни за что не платят. Вот только половина из них точно так же никогда и ничего, мать их, не пишет о том, что видели или читали.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переварить эту информацию. Я предполагал, что репортеры, освещающие культурные события, сами платят за все, чтобы не зависеть от предмета их критики. Мне и в голову не приходило, что они могут ходить в театр и получать книги бесплатно.
Когда я наконец вышел из ступора, я громковато сказал:
– Так какого черта мне никто и никогда об этом не говорил?
Я ПИСАЛ МНОГО И БЫСТРО, И ЭТО ПОМОГЛО МНЕ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЛИШНЕЙ ШЕЛУХИ В СВОИХ РАБОТАХ, А ТАКЖЕ НАУЧИЛО РАБОТАТЬ НА ЗАКАЗ.
– Я думал, ты знаешь[44].
Я тут же принялся за написание обзоров и статей о фильмах, книгах и театральных постановках. Бесплатный вход в каждое культурное заведение Сан-Диего очень хорошо сказался на том, что я писал. Во время шекспировского фестиваля The Old Globe я познакомился с драматической структурой, с помощью Гарольда Пинтера разобрался в значении тишины, а Ибсен и Годо превратили меня в поклонника нелинейного модернистского театра.
Так как меня никто не останавливал, а десятки редакторских колонок все еще нетерпеливо ждали своих авторов, я воспользовался моментом и простер свои амбиции до редакционных статей и очерков, а также рецензий о творчестве местных артистов и знаменитостей. Я писал много и быстро, и это помогло мне избавиться от лишней шелухи в своих работах, а также научило работать на заказ. Я врывался в редакцию Daily Aztec обычно около полудня, выявлял все дыры и пробелы, которые нужно было срочно заполнить, садился за машинку и улетал, абстрагировавшись от шума и суеты, которые царили в офисе.
Я научился писать везде и всегда, независимо от условий. Спустя несколько недель мои статьи и колонки появлялись в каждом выпуске Daily Aztec, так что некоторые даже стали звать меня Ежедневный Джо.
Такая работа наконец позволила мне понять, что значит быть популярным или, по крайней мере, узнаваемым. Студенты и преподаватели и правда узнавали меня, когда я появлялся в университетском кампусе; они писали в редакцию письма, в которых хвалили или критиковали мои статьи. И вот однажды днем в офисе появилась поразительно красивая рыжеволосая девушка по имени Лиз. Она вошла в нашу почти исключительно мужскую, потную, заполненную тестостероном редакцию и спросила, парализовав на время всю нашу активность:
«Я пытаюсь кое-кого найти». Каждый мужчина в офисе молился всем известным богам, чтобы именно он оказался тем, кого она ищет.
– Мне нужен Дж. Майкл Стра… Не могу произнести.
Секретарь показал на мой рабочий стол, и женщина направилась в мою сторону, не обращая внимания на негодующие и завистливые взгляды моих коллег. Безо всяких вступлений и преамбул она спросила:
– Вы смотрели «Шоу ужасов Рокки Хоррора»?
Я ответил, что не смотрел.
– Отлично, – сказала девушка. – Мне нравится, как вы работаете, и ход ваших мыслей мне тоже нравится, и поэтому я приглашаю вас на свидание. Мы пойдем на вечерний сеанс, в пятницу, в кинотеатр Strand на Оушен-Бич. Ждите меня в половине двенадцатого.
Именно так я и попадал на свидания, так как был тогда обычно слишком робок и застенчив, чтобы брать инициативу в свои руки. Я избегал всяческих приглашений и считал, что поступаю благородно и с достоинством, но на самом деле все еще был убежден, что просто не способен на нормальные отношения. Я не знал, как пригласить девушку на свидание и не выглядеть при этом смешно и глупо. В те редкие моменты, когда я мог собрать в кулак свои мужские прелести и отваживался на проявление инициативы, то, вместо того чтобы просто сказать: «Может, сходим куда-нибудь?», минут двадцать обдумывал все логические, практические и прагматические причины, почему девушка должна согласиться куда-нибудь со мной пойти, словно это было не свидание, а собеседование на работу. Одни девушки не без основания считали это отталкивающим, а другие даже находили очаровательным или, что еще хуже, милым.
Эти недостатки мешали мне не только начинать романтические отношения, но и поддерживать их. Когда девушки хотели чего-то более серьезного, я был всегда к этому не готов. Я отчаянно пытался обнаружить в себе эти глубокие чувства, чтобы поделиться ими с кем-нибудь, но никак не мог их найти. Одна из апорий Зенона гласит, что между человеком и местом его назначения существует бесчисленное количество остановок, а так как никто не может пересечь бесконечность, достичь место назначения не представляется возможным[45]. Поэтому, как бы я ни старался обнаружить свои эмоции, они всегда оставались на противоположной стороне бесконечного горизонта.
Как бы то ни было, я отправился туда, куда меня пригласили. Лиз уже стояла в очереди у кинотеатра, на платье она накинула тяжелое пальто с бахромой. Вечер был теплым и приятным, и пальто казалось совсем не к месту, но это была моя первая встреча с миром фанатов Рокки Хоррора, где царили фетиш и чулки на подвязки, так что мне пришлось немного поколесить по паре кругов ада моей социальной неприспособленности, перед тем как наконец решился спросить ее об этом напрямую.