ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ ДЖО СТРАЖИНСКИ ПЫТАЛСЯ СТАТЬ СУПЕРМЕНОМ. А ТЕПЕРЬ ПРИШЛА ОЧЕРЕДЬ СУПЕРМЕНУ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ДЖО СТРАЖИНСКИ.
Для меня Супермен всегда был маяком надежды, я всю жизнь пытался стать похожим на него. Именно благодаря Супермену я думал о себе как о «чужестранце из далеких миров», который пытается вписаться в мир людей, которые для него такие же чужаки. Если я возьмусь за эту работу, то она позволит мне сделать полный круг. Мои представления о морали, мои ценности и огромная часть моей личности были основаны именно на нем. А теперь я сам буду создавать Супермена на основе собственных представлений и убеждений.
Всю свою жизнь Джо Стражински пытался стать Суперменом. А теперь пришла очередь Супермену превратиться в Джо Стражински[92].
Возьмусь я или нет?
Конечно, возьмусь.
Я сразу же принялся за работу, полностью заполнив свое время чтением лимитированных серих о «Чудо-Женщине», «Отважных и смелых» (The Brave and the Bold) и ежемесячным изданием «Супермена». Одной из самых личных историй в регулярных выпусках о Супермене был рассказ о маленьком мальчике, который ждет Супермена, чтобы тот спас его от грубого и жестокого отца. На обложке выпуска был нарисован этот маленький мальчик в костюме Супермена, он молча смотрел на читателей, все его лицо было в ушибах, а под глазом красовался черный фингал. У меня нет слов, чтобы выразить, что я чувствовал, когда смотрел на эту маленькую копию самого себя на обложке комикса про любимого Супермена.
Когда я писал этот графический роман, то все время мысленно возвращался назад, ко времени, которое провел в Ванкувере во время работы над «Иеремией». Каждую среду я отправлялся в центр города в магазин комиксов на Гранвиль-стрит, где можно было встретить множество сбежавших из дома подростков и молодых людей лет двадцати. Многие из них приезжали в город в поисках новых возможностей, которые так и не появлялись, а другие выглядели просто беспомощными и потерянными. Иногда кто-то из них заходил в магазин, чтобы хоть как-то скрасить тяжелую реальность жизни на улице. Они сдвигали назад свои мокрые от дождя капюшоны и медленно передвигались вдоль полок с книгами комиксов в ярких, цветастых обложках в поисках чего-либо, что могло подсказать им, как жить дальше. Они доходили до конца книжных рядов, а потом с выражением разочарования на лицах уходили из магазина, так и не найдя того, чего им так хотелось найти.
Я хотел написать что-нибудь именно для таких ребят.
Вот, например, Кларк Кент приезжает в Метрополис, он полон мечтаний и амбициозных планов, у него сверхъестественные способности, но он не знает, как правильно ими пользоваться. Этот молодой человек хоть и всесилен, но удивительно одинок и потерян. Вместо еще одной банальной истории о том, что он может сделать, мне захотелось написать о попытках Кларка разобраться в самом себе, в том, кто он, где его место и кем хочет стать.
Мой репортерский опыт помог изобразить газету «Дэйли Планет» более реалистичной. Я вложил слова, когда-то сказанные Норманом Корвином, в уста Перри Уайта, который пытался помочь своим репортерам отточить свое мастерство. Лоис стала не просто девушкой, которой суждено было попасть под обаяние Супермена, а серьезной журналисткой, а Джим Олсен превратился в бедового настырного фоторепортера, каким и приходится быть каждому, кто хочет сделать удачный снимок в самый удачный момент в реальной жизни. Со времен работы над «Подменой» я никогда не работал так много и так продуктивно, но книга о Супермене стоила того.
Он заслуживал этого. Через несколько месяцев книга с иллюстрациями Шейна Дэвиса была готова к доставке в магазины. Мне оставалось только надеяться, что читателям она понравится.
Книга комиксов «Супермен: Земля-1» появилась в продаже в 2010 году и заняла первое место в списке лучших графических романов в твердой обложке в газете New York Times. Книга держалась в списке бестселлеров целых тридцать две недели. Следующие два тома тоже попали в число лучших. Но самым знаменательным было то, что из года в год длинные очереди читателей выстраивались у магазинов, где я подписывал купленные ими книги. «Я никогда не читал о Супермене, пока не увидел „Землю-1“. Это тот Супермен, который мне нужен, он мой. Знаете, очень хочется быть похожим на него хоть немного».
Очень хочется быть похожим на него хоть немного? О да, мне это знакомо.
Я большую часть своей жизни пытался стать таким же, как Супермен, хоть и знал, что этой моей мечте никогда не суждено было сбыться. Я никогда не смог бы летать и изменять траектории летевших в меня пуль, никогда не смог бы бегать быстрее поезда, сгибать стальные прутья голыми руками или перепрыгивать через высокие дома. В этом плане все мои амбиции были с самого начала обречены на фиаско.
Но после того как я целые три книги прожил в голове Кларка Кента, когда мы оба смотрели друг на друга и молчаливо вопрошали, что же было первым, яйцо или курица, я наконец понял, что вовсе необязательно становиться Суперменом, нужно просто быть им в нужный момент, день за днем, по собственному выбору.
Я БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ СВОЕЙ ЖИЗНИ ПЫТАЛСЯ СТАТЬ ТАКИМ ЖЕ, КАК СУПЕРМЕН, ХОТЬ И ЗНАЛ, ЧТО ЭТОЙ МОЕЙ МЕЧТЕ НИКОГДА НЕ СУЖДЕНО БЫЛО СБЫТЬСЯ.
Быть добрым, уметь принимать серьезные решения, помогать нуждающимся в помощи, стоять за правду, стараться давать людям надежду, быть настойчивым… Все эти качества Супермена были для меня гораздо важнее, чем его способность видеть сквозь стены. Потому что все это может делать каждый человек на Земле. Мы все можем быть Суперменом в каждый момент нашей жизни.
Мы просто должны хотеть сделать этот выбор.
И это все, большего и не надо. И в этом весь секрет.
Вот только мне пришлось прожить целую жизнь, чтобы понять это.
Глава 33Докопаться до истины
В течение долгих десяти лет темная энергия моей семьи продолжала бурлить где-то глубоко под землей, вырываясь наружу выбросами длинных сумбурных писем отца, написанных матерью под диктовку, в которых он из раза в раз излагал тщательно продуманные оправдания своему поведению. Ниже я привожу цитату из одного такого письма (в полной версии – тринадцать страниц рукописного текста):
«…твой отец – выходец из России, он унаследовал от этой страны все беды, буйства и несчастья, и все это потому, что целых две тысячи лет Белой Россией[93] правили другие страны, и она не видела ничего, кроме войн и разрухи, из-за которых люди стали такими».
Немного ниже: «Он ничего не может с собой сделать, ибо он продукт своего времени и своей страны и для того места, откуда он родом, он ведет себя совершенно нормально».
Перевод: «Ты должен винить не его, во всем виноваты две тысячи лет бесконечных войн, которые вели задолго до его рождения в стране, где он никогда не жил и в которой случайно застрял в отрочестве на семь лет, а всю остальную жизнь прожил в США».
«Да, он пьет, но так живут все в местах, откуда он родом. Они пьют во время и после еды, чтобы хоть как-то облегчить свою жизнь, ведь они работают и день, и ночь, не зная отдыха, и получают за свой труд копейки, их жизнь очень тяжела. У них электричество появилось всего лишь пару лет назад, а в любой деревне только у двух-трех семей есть холодильники или ледники, или хотя бы телефоны. Чего уж говорить об автомобилях».
Какое отношение пьянство отца имело к электричеству и автомобилям в деревнях за тысячи миль от него?
Об этом можно было только гадать. Алкоголики и абьюзеры всегда пытаются найти рациональное объяснение своему поведению.
Это не моя вина. У меня не было выбора.
Да, это твоя вина, да, это твой выбор – вот что мне всегда хотелось крикнуть ему в лицо, но вынужден был молчать, чтобы не навредить остальным членам семьи.
Ты мог бы стать совсем другим и выбрать иной путь.
Слова «у меня не было выбора» – худшее из возможных проявлений трусости, потому что с твоей точки зрения они дают тебе право унижать других и прятаться за собственным прошлым, где, как тебе кажется, тебя никто не достанет. Если наше прошлое определяет наше настоящее, то в таком случае я должен был превратиться в самую страшную сволочь на этой планете, в чудовище, и все потому, что ты был моим отцом на протяжении двадцати с небольшим лет. Но я выбрал другой путь, и если ты считаешь, что мы все пребываем в плену у прошлого, что мы должны поступать со всеми так же, как когда-то поступали с нами, со всей жестокостью и зверством, отныне и во веки веков, аминь, то мой собственный выбор полностью разрушает твою теорию жалкого ублюдка, расиста, женоненавистника, пьяницы и огромного куска дерьма.
Письма перестали приходить только после того, как моя мать наконец решила, что хватит с нее издевательств, и решила подать на развод. Это было одно из ее последних решений, которые она приняла до того, как болезнь Альцгеймера стала разрушать нейронные связи в ее мозге.
– Чарльз регулярно избивал ее до самого конца, – говорила мне моя сестра Тереза немного позже. – Даже в последние три или четыре года, когда они еще жили вместе. Они были уже стариками, но это его не останавливало. На самом деле он стал бить ее даже чаще.
Из-за артрита в спине она сгибалась при ходьбе, и это приводило его в бешенство. (Он, конечно же, и подумать не мог, что это могло как-то быть связано с тем, что он избил ее сразу после того, как она вернулась домой из больницы после серьезной операции на позвоночнике.) С каждым днем она слабела и становилась медлительнее, она не могла уже работать так, как раньше, и это бесило отца. Он тоже стал медлительным и уже не мог догнать ее, чтобы избить, как раньше, но проявил садистскую изобретательность и использовал ремни и цепи, чтобы можно было достать ее на расстоянии.