ПИСЬМА ПЕРЕСТАЛИ ПРИХОДИТЬ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ТОГО, КАК МОЯ МАТЬ НАКОНЕЦ РЕШИЛА, ЧТО ХВАТИТ С НЕЕ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВ, И РЕШИЛА ПОДАТЬ НА РАЗВОД.
Даже когда он уже передвигался в основном на инвалидном кресле, отец находил способы, как поймать ее. Обычно он поджидал в одной из комнат, а когда она заходила, перегораживал дверь своей коляской и продолжал издевательства.
Отец яростно сопротивлялся разводу, он был решительно настроен любой ценой удержать контроль над матерью. Он не хотел отпускать ее на свободу, где она могла бы рассказать всем о его прошлом, и никак не мог позволить ей получить доступ к трем миллионам долларов, которые он накопил за долгие годы работы его компании по производству пластиковых изделий. Он даже отказался оплачивать расходы по уходу за Эвелин, когда ту пришлось поместить в специальный дом престарелых с постоянным присмотром. Вместо этого он переехал в Лас-Вегас, купил дом за наличные деньги и рассовал оставшиеся средства по банкам в США, Канаде и на Каймановых островах. Он кричал, что не заплатит ни гроша «своих денег» за ее лечение и уход, забывая при этом, что он заработал эти «свои деньги» лишь благодаря тому, что всю жизнь заставлял нас работать на него бесплатно.
– Однажды я поехала навестить маму в больнице, – рассказывала Тереза много лет спустя. – Она чувствовала себя лучше, чем обычно, и я вывела ее на прогулку. Внезапно она вырвалась и спряталась за ближайшим деревом. Я побежала за ней и спросила, в чем дело. Она ответила, что увидела самого Сатану: «Дьявол снова здесь!»
Я посмотрела в сторону, куда она показывала, и увидела мужчину, который был очень похож на Чарльза.
Как-то вечером я сидел дома и работал, когда раздался звонок от моей тетки. Она сказала, что Чарльз выложил на нескольких сайтах, посвященных Холокосту, свои воспоминания о войне, которые я когда-то записывал под его диктовку. Я ответил ей, что мне все равно, как он там поступил с теми записями сорокалетней давности, которые были сделаны только потому, что он требовал.
Но немного позже, движимый извращенным любопытством, я все же загуглил ключевые слова, которые вывели меня на несколько сайтов, на страницах которых он выложил свою историю под названием «Каникулы, которые так хочется забыть»[94]. Ее еще можно было найти в интернете в 2018 году. Сам документ был все таким же никудышным и изобилующим лишними деталями, как и первая его версия, которую я набрал на печатной машинке, когда еще учился в старших классах. Я уже решил было закрыть страницу, но наткнулся на отрывок о бойне в Вишнево. Некоторые части текста были изменены отцом, но основная часть осталась прежней.
«Во дворе выстроились 60 или 70 человек, некоторые были одеты, тогда как другие были только в нижнем белье. Их плотным кольцом окружали немецкие солдаты из СС и полицейские. Я не мог попасть на двор из-за того, что там происходило, и поэтому ждал на улице напротив. Через несколько минут появилась группа из еще двадцати пяти евреев, которые несли лопаты, их привели под охраной из гетто и построили на улице Вильно, метрах в двадцати от гмины. Эсэсовцы отдали приказ, и колонна двинулась вверх по улице и сделала поворот направо, присоединившись к другим, кто тоже не понимал, что происходит. Так что я пошел за ними на некотором расстоянии. Люди прошли мимо православной церкви, а потом повернули по дороге направо, по направлению к еврейскому кладбищу.
Я пересек поле, спрятался в старом бункере времен первой мировой войны напротив кладбища и стал ждать. Когда через несколько минут пришла колонна евреев, эсэсовцы стали оттеснять евреев к траншее, которая была выкопана ранее. Раздались крики, я не мог различить, что именно они говорили, но понял, что людям приказали выстроиться вдоль вырытых ям. Некоторые двигались медленно и безропотно, другие сопротивлялись, и их силой подталкивали к ямам. После этого последовала команда. Пистолеты и винтовки громко палили, пронзая штиль. Заключенные медленно оседали и падали в открытые ямы.
Сидя в бункере, в котором я спрятался, я ясно видел, что некоторые еще были живы, но команда уже была готова закидывать их землей, чтобы они задохнулись и умерли».
Я также нашел рассказ отца о том, как соседи предупредили Софию о том, что ей лучше уехать, так как ее могли принять за пособницу нацистов: «Партизаны считали, что мать была на стороне фашистов, потому что она работала на станции и готовила еду для немецких солдат».
Даже в детстве я не понимал того, о чем здесь было написано. Немцы заставляли множество гражданских лиц (и евреев, и всех остальных) работать на заводах и фермах, но их никто не считал коллаборационистами, ведь все понимали, что отказ обычно заканчивался пулей в лоб. Коллаборационисты же добровольно сотрудничали с нацистами, по собственной воле. Так почему же семью Чарльза принимали за коллаборационистов, если у них не было другого выбора?
Потом я вспомнил, как мой отец описывал девочек-евреек, которые работали на Софию, словно рабы. Работали не с ней, а на нее, то есть в ее подчинении. А еще была военная форма, которую Чарльзу подарили немецкие солдаты, которых он считал своими друзьями. Он всю жизнь хранил эту форму, и она была в прекрасном состоянии, но другим членам семьи при этом врал, что давно уже выкинул ее.
Это могло значить только то, что форма была ему очень и очень дорога и имела для него особенное значение.
А что, если угроза быть убитыми партизанами возникла вовсе не из-за недопонимания с их стороны? А если они на самом деле были коллаборационистами? Вряд ли в мире существует более убедительное доказательство того, что ты поддерживаешь не ту сторону, чем гордая демонстрация специально сшитой для тебя нацистской формы. Вполне логично, что, учитывая это обстоятельство, у местных жителей зародились сомнения.
Это также объясняло и то, что моя бабка всегда так нервничала, когда разговор заходил о ее отношениях с немцами, которые управляли железнодорожной станцией.
Она настаивала на том, что они разговаривали только на общие темы, а с офицерами СС, которые регулярно появлялись в округе для уничтожения «нежелательных элементов», вообще никогда не имела дела. Бабка всегда говорила, что они были в подчиненном положении и трудились как рабы на галерах, и добавляла, что им никогда не разрешали уходить далеко за территорию станции. Послушав ее, можно было решить, что они жили разве чуть лучше, чем тюремные заключенные, вечно голодали и носили одну и ту же истрепанную одежду годами.
Но все эти рассказы сильно отличались от того, что я видел на фотографиях, развешанных на стенах в бабкиной квартире. На этих снимках бабка была одета в явно дорогую одежду и обувь и под ручку прогуливалась с немецкими офицерами в магазинах, где явно что-то с ними покупала. Как же так получилось, что я не обращал внимания на эти фотографии и не нашел разницы между тем, что видел на них, и тем, что рассказывал отец? Они ведь все это время были у меня под носом.
В его рассказе неизменной осталась ключевая часть, в которой он описывал, как наблюдал за расстрелом евреев из «старого бункера времен первой мировой войны».
«Из бункера, в котором я прятался, я ясно видел, как…»
Мы всегда принимали этот рассказ таким, каким он был, других источников просто не было. Но теперь вся история была в интернете, где тут же появились свидетельства других очевидцев, в которых события в Вишнево и массовое убийство евреев описывались совсем иначе. Например, вот что писал об этом Шломо Елишкевич:
«В тот месяц немцы убивали чуть ли не каждый день.
Однажды они собрали тридцать восемь евреев и отвели их на еврейское кладбище. Среди этих людей были Яков-Хирш Елишкевич и его сын Абрам Биньямин, а также Хирше Роговин, Айзик Роговин и многие другие. Немцы заставили их вырыть большую траншею. Когда они закончили копать, их всех загнали в траншею и расстреляли из пулемета, который был установлен на холме поблизости, на крыше старого немецкого бункера времен Первой мировой войны.
После этого жертв засыпали землей. Свидетели утверждали, что еще целых три дня земля продолжала шевелиться, потому что некоторые из расстрелянных были еще живы».
Я прочитал эту фразу, и у меня кровь застыла в жилах:
«Пулемет был установлен на холме поблизости, на крыше старого немецкого бункера времен Первой мировой войны».
Я просмотрел комментарии и нашел один, который принадлежал моему отцу. Он писал, что все было не так:
«Еще одно неточное воспоминание, в котором пишут, что евреи, которые погибли на кладбище в Вишнево, были убиты из пулемета, установленного на крыше старого бункера. Это неправда. Это было бы невозможно сделать с бункера. Все произошло непосредственно на кладбище, а я наблюдал за всеми событиями именно из бункера в тот день».
Я обнаружил еще одну страницу с заметками отца, которые он случайно загрузил на сайт, когда отвечал на частные письма, которые он, видимо, получал от тех людей, что выжили в той мясорубке[95]. Один из ответов был адресован женщине по имени Двора Гелберг, которая писала, что «все жертвы были евреями и были убиты нацистами и коллаборационистами из местных». (Выделено мной.) Ее письма отцу я не нашел, но могу предположить, что она тоже упоминала о пулемете на крыше старого бункера. Это было ясно из ответного письма отца:
«То, что я помню и что навечно останется в моей памяти, это люди, убиваемые на кладбище, пока я смотрел из немецкого бункера времен 1й мировой войны, который находился напротив кладбища. Там не было пулемета на крыше бункера, только я, с широко открытыми глазами».
Итак, отец утверждал, что пулемета на бункере не было.
Однако многие выжившие настаивали на обратном и писали, что пулемет стоял именно там и именно оттуда стреляли по толпе евреев.
Отец говорил, что их семью подозревали в сотрудничестве с нацистами.