Самые обычные подарки. Шерстяные носки для нас с Джозефом. И шерстяные рубашки. Новые джинсы. Новые ботинки. Новый складной нож «Барлоу» для меня, новый охотничий нож «Бак» для Джозефа[8]. Книги – тоже неплохо, если не считать того, что Джозефу достался «Уолден», который выглядел так же скучно, как шерстяные носки[9].
Когда с подарками было покончено и мы снова уселись за стол, Джозеф раскрыл «Уолдена» (вероятно, из вежливости), но отец сказал:
– Джозеф, мне кажется, для тебя есть еще кое-что.
Джозеф посмотрел на него.
Отец указал на елку.
Под ангелом Джозефа висел конверт.
Джозеф встал, снял его с ветки и медленно открыл. Развернул листок бумаги и прочел. Сначала про себя, потом еще раз вслух:
– «Мы поможем».
– Поможем в чем? – не понял я.
– Мы позвоним завтра миссис Страуд и попробуем договориться о встрече, – объяснила мне мама.
Тогда я понял.
Но думаю, что Джозеф сразу догадался, о чем речь.
Положил листок обратно. Засунул конверт между страницами «Уолдена». И, похоже, готов был заплакать, почти как преподобный Баллу. Я не шучу.
Джозеф подошел к маме, и они обнялись, и он прислонился к ней – совсем как к Рози.
Затем отец подошел сзади и погладил его по спине.
Рождество – время чудес, сами знаете. Возможно, иногда они бывают большими и шумными, но я лично никогда не видел такого. Думаю, что большинство чудес настолько малы и настолько тихи, что их легко не заметить.
Но это чудо я не пропустил. Когда рука отца коснулась спины Джозефа, Джозеф, не позволявший никому прикасаться к себе, даже не вздрогнул.
шесть
ВСЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ КАНИКУЛЫ было ужасно холодно. По утрам двадцать три, даже двадцать пять мороза, а днем, когда теплело до минус семнадцати, начинал валить снег. Мы с Джозефом брались за лопаты и день напролет разгребали, разгребали и разгребали снег: расчищали двор, дорожки и хлева, сугробы становились все выше и выше. Каждый день после Рождества выпадало все больше снега. И когда мы вышли во двор в первый день нового года, слой свежего снега был сантиметров десять, и нам снова пришлось чистить дорожки. Мы уже почти закончили, и я совершал финальный бросок, как вдруг сзади мне на спину обрушилась целая снежная лавина, я повернулся и схлопотал еще, прямо в грудь и в лицо, а Джозеф смеялся.
Джозеф смеялся.
В шестой раз. По-настоящему, а не типа того.
Ну что прикажете делать? Я набрал полную лопату убранного снега и швырнул в него – и промазал. Зачерпнул еще одну, гнался за ним чуть ли не до Большого хлева (Джозеф прямо сгибался пополам от хохота) и на этот раз попал ему точно в спину. Джозеф, конечно, швырялся в ответ, но и я… В общем, вы поняли, кончилось это тем, что пришлось расчищать все по новой: и двор, и коровник.
Мы немного опоздали на дойку, и коровы здорово на нас сердились. Далия нарочно наступила мне на ногу. (Случайно коровы так не делают.)
Но Джозеф впервые затеял игру.
И рассмеялся.
Ради этого можно и потерпеть рассерженную корову. Ужин в тот вечер был что надо: курица с морковью и сладким картофелем, хлебный пудинг с домашним ванильным мороженым и домашний шоколадный соус. Мы все смеялись по поводу снега, и как он заваливал нас всю неделю, и как завтра будем его разгребать, и может, даже не один раз.
А Джозеф затеял игру!
Но вдруг зазвонил телефон, и сразу же все остановилось.
С самого Рождества родители ждали звонка по поводу встречи с Юпитер.
Джозеф тоже.
Он вскочил и замер. Его стул упал. Джозеф наклонился его поднять, но не отрывал взгляда от мамы. А она смотрела на Джозефа.
Потом встала из-за стола и подошла к телефону.
Это не была миссис Страуд. И речь шла не о Юпитер.
Это был отец Джозефа.
– Здравствуйте, мистер Брук, – сказала мама.
Джозеф попятился к стене.
Мама долго слушала. И все больше мрачнела.
– Не думаю, что это возможно.
И снова долго слушала.
– А миссис Страуд в курсе дела? Мы не допустим этого, пока не… Хорошо, – сказала она. – Не раньше четырех часов. Да, четырех.
И после очередной паузы:
– Хорошо. Если так решили. Да, он как раз здесь. Думаю, вы можете с ним поговорить.
Мама обернулась к Джозефу и протянула трубку. Джозеф отошел от стены и взял телефон:
– Да.
Мама села за стол.
– Отец Джозефа нанял адвоката, – объяснила нам она.
– Окей, – отвечал в трубку Джозеф.
– Он каким-то образом получил право на посещение. Не знаю как, ведь… – Она взглянула на меня и осеклась. – В общем, он сказал, что приедет в понедельник повидаться с сыном.
– Сначала нам нужно поговорить с миссис Страуд, – сказал отец.
– Нормально, – сказал Джозеф.
– Обязательно поговорим, – сказала мама.
– Нормально, – сказал Джозеф. – Нет, – сказал в трубку Джозеф. – Окей, окей.
Джозеф повесил трубку и сел.
– С тобой все в порядке? – спросил отец.
Джозеф кивнул.
– Джозеф, если ты не хочешь…
Джозеф поднялся.
– Пойду проверю Рози, – сказал он. – Кажется, я забыл подложить ей сена.
– Мы ее покормили, – сказал я.
– Я просто проверю.
Когда Джозеф выходил, в дверь ворвался холодный ветер.
Этот холодный ветер оставался с нами, пока мы ждали, когда Джозеф вернется в дом. Ветер оставался с нами и после того, как Джозеф вернулся, до конца той ночи. Или до конца рождественских каникул. А Джозеф снова забыл об играх. Мы не говорили о приезде его отца. Но было такое чувство, как во сне, когда на тебя надвигается что-то страшное, а ты абсолютно бессилен и только надеешься, что успеешь проснуться до того, как оно тебя накроет.
Иногда успеваешь.
В понедельник Джозеф ждал меня после школы. Высоко в голубом небе витало несколько облачков, и температура была выше десяти градусов мороза, считай, оттепель. Джозеф сказал, что пойдет домой пешком, я сказал, что пойду с ним, и он не сказал, чтобы я не валял дурака. Запахнули поплотнее куртки и пошли. Когда нас обгонял автобус, Эрни Хапфер, Джон Уолл и Дэнни Нэйшенс глазели на нас в своих наушниках, и Эрни Хапфер качал головой, будто и вправду я веду себя как придурок.
У старой церкви мы подзадержались: стали метать в колокол снежками. Звук, конечно, не такой, как от хорошего удара камнем. Но мы с Джозефом нашвырялись от души. Потом кидали снежки в Аллайанс через сломанные перила моста. А потом Джозеф замерз, а я сказал, что я еще нет, но он сказал, что нам лучше пойти, и мы пошли.
Мы вернулись домой после четырех часов.
У ворот стоял фургон с надписью «Брук. Сантехсервис».
И легковушка с надписью «Штат Мэн. Департамент здравоохранения и социальных служб».
Мы вошли в дом, я первым.
Там стояли мои родители. Стояла миссис Страуд. И сидел отец Джозефа.
– Привет, котяра, – кивнул он.
– Привет, – сказал Джозеф.
Не глядя ни на кого, Джозеф прошел через кухню и положил рюкзак на стойку.
– Чтобы увидеть родного сына, теперь уже нужен юрист, – ухмыльнулся мистер Брук. – Но я раздобыл одного в конце концов. Хор-рошего.
– Окей, – сказал Джозеф.
Мистер Брук поднялся:
– Пойдем поговорим.
Джозеф кивнул.
– Гостиная в вашем распоряжении, – предложил отец. – Поговорите там.
– Я возьму сына покататься.
– Нет, – возразила миссис Страуд. – Вы останетесь здесь, в этом доме.
– Черта с два!
Миссис Страуд стала набирать номер на своем телефоне.
– Тогда я немедленно прекращаю этот визит, мистер Брук. Выбирайте. – Она занесла палец над последней цифрой и выразительно посмотрела на него.
Брук оглянулся на миссис Страуд, потом подошел к Джозефу и подтолкнул его в спину в сторону гостиной.
Когда Брук дотронулся до Джозефа, знаете, что произошло?
Джозеф вздрогнул.
Но все равно пошел вместе с отцом в гостиную.
Миссис Страуд убрала телефон обратно в сумочку.
– Жаль, что так получилось. Правда жаль. Я пыталась отговорить его от этой затеи, но у него в самом деле хороший юрист. Да какой там «хороший»! Дотошный и наглый. И, к сожалению, именно такие добиваются своего.
– Что ему нужно? – спросил отец.
Миссис Страуд покачала головой:
– Думаю, дело в деньгах.
– Он здесь из-за денег?
– Он не дает никому согласия на удочерение Юпитер, – сказала миссис Страуд. – Его юрист утверждает, что по закону опекун девочки – отец Джозефа. Поскольку несовершеннолетний Джозеф не имел законного права подписывать отказ от родительских прав. Судя по всему, мистер Брук не подпишет отказ, пока не получит крупный чек от родителей Мэдлин. Конечно, письменных доказательств нет, но все знают, что он ждет именно этого.
Отец встал.
– Значит, Джозеф…
– Юрист мистера Брука все продумал наперед. Они хотят продемонстрировать сильную родительскую привязанность отца Джозефа к своему сыну и, соответственно, к своей внучке.
– А девочка?
– Удочерение пока в подвешенном состоянии. Родители Мэдлин предпочли бы забыть все и жить дальше, но хотят, чтобы малышку удочерили хорошие люди. А пока мистер Брук не подпишет отказ (или не прекратит свои проволочки), этого не произойдет. Никто не возьмет ребенка, если удочерение может быть оспорено в судебном порядке.
– Голос Джозефа не в счет?
– Он несовершеннолетний, – сказала миссис Страуд.
Отец и мать переглянулись. Потом они посмотрели в сторону гостиной: оттуда доносился только голос мистера Брука.
– Джек, – сказал отец, – может, пойдешь доить? Не стоит ждать, пока Джозеф…
– Ладно, – согласился я.
В Большом хлеву было тепло, пахло сеном, старым деревом, кожей и коровами – все как обычно. Рози, когда я проходил мимо, только глянула на меня и сразу опустила глаза. Похоже, расстроилась, что это я, а не Джозеф. Поэтому я начал с Далии, прислонился к ее боку и слушал, как струйки молока стекают в ведро.