А завуч Кантон говорил о пропусках школы, обязанностях, прогулах, соответствии ожиданиям, «кем ты себя возомнил», «правила существуют для всех» и тому подобное.
Мы снова начали ходить в школу пешком, так как Джозеф совершенно не хотел слушать еще и мистера Хаскелла в автобусе. Отец сказал, что это нормально.
А вот о ком Джозеф готов был слушать всегда, так это о Юпитер, и библиотекарша сдержала обещание: она писала каждую неделю. До конца января и весь февраль в основном по понедельникам приходили письма. Иногда Джозеф зачитывал нам что-нибудь из них или показывал новую фотографию. Он постоянно держал их при себе. Отец сказал, что это тоже абсолютно нормально.
И знаете что? Теперь по ночам Джозеф не вспоминал во сне о Стоун-Маунтине.
Утром мы шли в школу в темноте, но когда возвращались, было еще светло и уже не так холодно. У старой Первой конгрегациональной церкви мы играли в снежки, и Джозеф прятался за табличкой «Проезд закрыт», а иногда мы просто кидали снежки в колокол. Дома шла подготовка к варке кленового сиропа, и мы спустили с чердака сарая кадки, краны и шланги и все это перемыли. Мы кололи дрова – у Джозефа это здорово получалось – и складывали их у сарая, где варят сироп. А в Малом хлеву беспокоился Квинт Серторий. Наверное, догадывался, что скоро придет пора тащить сани по лесу. Конь так застоялся за зиму, что был готов на все, только бы выйти на волю.
В школе многое изменилось. Джозеф больше не проходил офисную практику, а занимался с мистером д’Ални тригонометрией. Честно. Тригонометрией. Ведь его выдвинули на апрельскую олимпиаду по математике.
Тренер Свитек поручил Джозефу проводить занятия с командой ребят, которые готовились к апрельским соревнованиям по легкой атлетике. Джозеф тренировал их в прыжках в высоту, в длину и даже в прыжках с шестом и делал это так здорово, что никто не жаловался, что их тренирует какой-то там школьник. Вот только завучу Кантону это вряд ли нравилось. Однажды он заявился на урок и многозначительно ткнул в сторону Джозефа, который показывал Джону Уоллу и Дэнни Нэйшенсу (все они были в наушниках), как правильно складывать маты для прыжков в высоту. И тренер Свитек тогда сказал завучу пару слов, которые класс не должен был бы слышать, и мистер Кантон быстренько удалился.
Интересно, может, эти слова должен был услышать Джозеф?
МИССИС ХЭЛЛОУЭЙ на литературе часто вызывала Джозефа к доске и однажды, заметив, как он читает «Уолдена», спросила, нравится ли ему эта книга. Джозеф ответил, что читает ее уже второй раз. Тогда миссис Хэллоуэй спросила, читал ли он ее любимую книгу Торо «Неделя на реках Конкорд и Мерримак»[13].
– Неделя на чем? – не понял Джозеф, и после урока они вместе пошли в библиотеку и взяли эту книгу.
Вы же знаете учителей. Если взять почитать их любимую книгу, они ваши навеки.
На третьей неделе февраля, в понедельник, Джозеф получил очередное письмо от библиотекарши, и по тому, как он его читал, было понятно, что все хорошо. Потом мы вместе с отцом вышли в лес и просверлили для сбора сока тридцать шесть кленов.
– Ведра наполнятся очень быстро, – сказал отец. – Не знаю, как мы раньше без тебя справлялись, Джозеф.
Отец так просто это сказал. Между делом. Но Джозеф впился в него взглядом.
– Думаешь, завтра осилим еще пару дюжин? – спросил отец.
– Когда-нибудь и Юпитер будет нам помогать, – сказал Джозеф.
Отец очень внимательно посмотрел на Джозефа и кивнул:
– Конечно будет.
– Правда?
– Пойдемте-ка домой.
В тот вечер после ужина родители сразу ушли к себе. И долго там сидели, что-то обсуждали и вроде даже кому-то звонили.
– Я рассказывал тебе, как мы впервые танцевали с Мэдди? – сказал Джозеф.
– Да, – сказал я.
– Как это было здорово?
– Помню.
– Правда здорово. – Он посмотрел в сторону родительской комнаты и пошел в хлев к Рози, улыбаясь по-настоящему.
Не знаю, в который раз, – я уже сбился со счета.
По ночам все еще было холодно, зато днем становилось теплее и теплее. Сок тек как никогда, мы приносили каждый день по нескольку ведер. Отец радовался. А мы все таскали, и таскали, и таскали эти ведра. Домой из школы мы возвращались чуть ли не бегом! Джозеф шутил, что ради такого дела он почти готов ехать на школьном автобусе – почти, но не совсем. И всю дорогу мы мчались в лучах заката. Нам стало казаться, что так всегда было и так всегда будет. Пока однажды, прибежав домой, мы не увидели у хлева новенький белый фургон. Ни внутри, ни рядом никого не было. Джозеф замедлил ход, остановился, посмотрел на меня и сказал:
– Джеки, иди в Большой хлев.
– Зачем?
– Просто иди, ладно?
Джозеф отдал мне свои книги, снова посмотрел на фургон и вошел в дом.
Я зашел в хлев, положил все книги на ящик с зерном и подошел к Рози почесать крестец, хотя она бы предпочла, чтобы это сделал Джозеф.
Потом просто стоял и ждал.
Потом почесал крестец Далии. Ей-то все равно, кто ее чешет, – она просто продолжает жевать.
Еще постоял, подождал.
Подошел посидеть на ящике с зерном.
И тут я услышал крик моего отца:
– Нет! – И еще раз: – Нет!
Тогда я не вытерпел.
Я ворвался на кухню через секунду и увидел.
Мама стоит, обхватив Джозефа сзади руками за плечи.
Лицо Джозефа все мокрое от слез.
Мой отец заслоняет собой их обоих.
Отец Джозефа стоял так близко к двери, что я едва в него не врезался.
И в его руке – я успел заметить – блеснул синим пистолет.
Отец Джозефа сгреб меня за грудки и притянул к себе. Мой кинулся было вперед, но отец Джозефа резко дернул меня и крикнул:
– Стоять!
И мой отец замер.
Я чувствовал неприятный запах пота и тошнотворно сладкого спиртного.
– Вот теперь будет другой разговор, – проговорил он.
Никто ему не ответил.
– Вот теперь другой разговор, – повторил он и повернулся к моему отцу: – А то как же. Мне нужен мой парень, всего-то, – Брук тряхнул меня, – как тебе – твой.
– Мы оба хотим добра для наших детей, – сказал мой отец, стараясь говорить спокойно, но я видел, чего это ему стоило. – Мы оба хотим как лучше. Но не таким же способом.
– Тут я решаю, каким.
Вдруг Джозеф закричал что есть мочи:
– Ты продал ее! Ты, черт возьми, продал ее!
– Просто подписал выгодное соглашение, – сказал отец Джозефа. – И тебе бы ее все равно не отдали. А нам был нужен новый фургон. Я не такой дурак и святоша, как эти, – он кивнул на родителей.
Джозеф снова закричал. Диким криком без слов. Словно что-то разорвалось у него глубоко внутри, так он кричал на своего отца.
Джозеф вдруг вырвался из маминых рук и бросился к нам, но мой отец его перехватил.
Джозеф бился, кричал и плакал и потом осел на пол, а мой отец удерживал его.
Когда Джозеф перестал всхлипывать и затих, его отец спросил:
– Ну что, кончил истерику?
Джозеф посмотрел на него.
– Садись в фургон.
Джозеф встал. Мой отец удержал его за руку.
– В фургон, – повторил Брук.
Отец загородил собой Джозефа.
– Ты сам сядешь в свой фургон. Ты отпустишь моего сына и сам сядешь в свой фургон. И закончишь это представление.
Но Брук сжал мое плечо еще сильней.
– Думаешь, ты здесь командуешь? – сказал он и ткнул мне под ребра пистолетом.
Мама вскрикнула.
А я чуть не описался.
– Отдай мне моего сына, и мы уедем.
– И как далеко, по-твоему, ты уедешь? Пятнадцать километров? Двадцать? Может быть, до самой границы штата, но и там тебя поймают. Твой фургон легко обнаружить.
– Тогда, пожалуй, я возьму обоих, – сказал Брук. – Так пойдет? Заберу своего, а твой будет для подстраховки.
– Нет, – сказал Джозеф. – Не надо. Папа, я иду. Пойдем.
Джозеф вышел из-за спины моего отца.
– Пойдем, папа. Оставь его здесь. Давай, оставляем и уходим.
Хватка отца Джозефа немного ослабла.
Джозеф медленно приблизился.
– Пойдем, – тихо повторил он.
Я почувствовал, что пистолет больше не давит мне под ребра.
Джозеф оттащил меня за руку от Брука.
– Пойдем, папа, пойдем.
И подтолкнул меня к моему отцу.
И Джозеф – Джозеф! – сам взял своего отца за руку:
– Идем!
Дверь за ними закрылась.
Мой отец сразу кинулся к телефону, мама – ко мне.
А я смотрел в окно, как Джозеф и его отец садятся в фургон. Дверь захлопнулась, фургон развернулся и умчался прочь. Джозеф успел оглянуться, увидеть меня – и исчез.
МЫ МОЖЕМ только предполагать, что случилось после.
Отец Джозефа гнал машину что есть мочи и не справился с управлением.
Мистер Кантон выезжал из школы и уже собирался повернуть у старой Первой конгрегациональной церкви, когда увидел летящий прямо на него белый фургон.
Кантон резко затормозил, и его машину вынесло по наледи на середину дороги.
Фургон отца Джозефа врезался в машину Кантона, та вылетела через насыпь и ударилась боком о деревья, но, к счастью, не покатилась кувырком под гору. А фургон перед церковью резко свернул и, снеся знак «Проезд закрыт», вылетел на мост через Аллайанс.
Они не проехали и половины.
Прогнившие балки рухнули, фургон провалился между ними, потом ушел под лед и исчез.
Когда мистер Кантон выбрался из машины и подбежал к мосту, он ничего уже не разглядел в черной воде.
Как и полиция потом.
Никто ничего больше не разглядел.
ДВА ДНЯ фургон не могли достать из реки.
Меня отец к реке не пустил, а сам пошел.
Отец рассказал, что открыл замерзшую дверь со стороны Джозефа мистер Кантон.
Ну а вынес Джозефа из фургона он сам, на своих руках.
Больше ничего не рассказал.
ОТПЕВАЛИ Джозефа на третий день.
Пришел мистер д’Ални. Мистер Кантон. Миссис Хэллоуэй. Тренер Свитек, который все время плакал.
Мои мама и папа.
Библиотекарша, она сидела сзади.
Пастор Гринлиф из баптистской церкви под Льюистоном.