— Вы в Москве, гражданин, прописаны еще с апреля месяца, неужели не было свободного часа, чтобы зайти? Порядок никто еще не отменял.
— Не понял, — Степан ловко выхватил паспорт и вызывающе посмотрел на старого кадровика. Кем еще мог быть этот странный человечек? И наверняка ведь приставлен от «кого надо». Специфика поведения, как говорится, «на лицо». Ох, сколько их еще в стране советской — всевозможных человеков с синдромом «вахтера». — Знаете, я тут никому и ничего не обязан. И общество у нас, заметьте, добровольное! Вам какое до него дело? Зарегистрировали и помалкивайте.
Старик в ответ на явное хамство обидчиво поджал губы, его голос остался таким же монотонным, но глаза предательски загорелись.
— Молодой человек, во всем должен быть порядок. Раз вам сказали записаться в Озап, значит, так нужно государству.
И тут Холмогорцев не выдержал.
— Во первый, уважаемый, — наверное, только в русском языке это вполне пристойное слово можно интонацией сделать ругательным, — я вам не молодой человек, и вряд ли вы старше меня. Во-вторых, никакой обязаловки в нашем обществе нет и быть не может. Перечитайте еще раз его Устав. В-третьих, да кто вы такой, чтобы прикрываться интересами государства!
Кадровик буквально остолбенел и попытался что-то ответить, силясь найти во враз опустевших легких воздух, но Степан уже вышел за дверь. Через закрытые двери вдогонку глухо донеслось.
— Попаданцы херовы! Вы еще поплачете у меня! Развели, понимаешь, демократию!
Холмогорцев даже не заметил, что кого-то нечаянно толкнул в коридоре. Он уже повернулся, чтобы извиниться, как услышал хорошо знакомый голос.
— Степа, какими судьбами и чего такой злой?
Перед ним стоял Павел из Ярославского Центра. Его блондинистая шевелюра сейчас была приведена в относительный порядок, а на самом молодом человеке ладно сидел кремовый костюм двойка явно импортного производства.
— Извини, этот ваш, — Холмогорцев кивнул в сторону кабинета, — кого хочешь доведет!
— Ильич то? Старый кадр, а кадры тут решают все. Но ты прав. Больно много жалоб на него, но тут не нам решать.
— Чего так? Общество добровольное, а развели бериевскую богадельню! Мы им не дети малые!
— Степ, ты где живешь, не забыл? Где эти гаврики тебе более современных барбосов наберут? С кадрами сейчас конкретный затык. Да, кстати, сам чего сюда пришел?
— До хотел вот узнать, что тут и как. Как бы помощь Родине оказать в посильном.
— Понятно, — Павел широко улыбнулся. — Тогда тебе в двадцать пятый. Там Леонид Николаевич сидит, ну ты его видел в нашем Центре. Чиновник из областной администрации. Представляешь — человек нашел себя тут. Да не хмурься, он тебе абсолютно все по делу расскажет, что и как, и к кому. Пацан карьеру делает, старается изо всех сил. Умеет ведь работать, когда захочет.
Холмогорцеву оставалось в ответ только иронически хмыкнуть. Внезапно из-за угла появилась фигура в сером костюме.
— Павел Иванович, вас уже машина ждет, — «прикрепленный», а это по мнению Степана был именно он, показательно постучал по наручным часам. Павел огорченно пожал плечами, кивнув в сторону поджидавшего кэбиста.
— Извини, сам себе не принадлежу, бываю тут набегами. Кстати, как сам?
— В науке, учусь и работаю. Летом в археологической экспедиции был. Уже есть результаты.
— Правда? — лицо Павла вспыхнуло искренней радостью. — Это, знаешь, очень здорово, когда наши чего-то добиваются сами. Да, чуть не забыл. Тут же время от времени весьма интересные мероприятия бывают. Через две недели встреча с писателями из наших. Коля Истомин, второго не помню. Оба фантастику пишут. Знаешь?
— Конечно! Кто не знает Истомина. Он что — тоже тут?
— И не скучает, третью книгу пишет! — Павел обернулся на явно нервничающего «прикрепленного» и начал прощаться. — Извини, дела государственной важности. Других не делаем, рад был повидаться!
Вдохновленный встречей, Степан тут же устремился в двадцать пятый кабинет. Леонид Николаевич не то чтобы особо обрадовался старому знакомцу, но был показательно предупредителен и вежлив. Заодно вывалил кучу весьма полезной информации и вдогонку выдал несколько буклетов. Оказывается, здесь не в бирюльки играли, а делали много полезного. Раз в неделю самодеятельные концерты, где можно было услышать песни и стихи из будущего. На них, кстати, приходило много современников из этого времени и вскоре местный зал бывшего клуба станет явно маловат для подобных мероприятий. Говорят, что в прошлый раз здесь видели самого Высоцкого!
Время от времени проводились так называемые спор-туры, где любой попаданец мог сделать некое предложение, полезное для страны. Его тут же обсуждали и если оно проходило первый тур, то уже на втором с ним знакомились заинтересованные специалисты из министерств и ведомств. Не факт, что предложенное благосклонно примут, но в одно из компетентных ведомств обязательно уйдет копия. И об этом все специалисты отлично знали, поэтому старались работать ответственно.
«Добрым словом и пистолетом можно добиться большего, чем просто словом»
Уже около выхода глаза Степана внезапно наткнулись на прямую, как струна женскую спинку. Узкий плащ только подчеркивал талию, а туфельки на каблуках выгодно подавали очаровательные икры женщины. Холмогорцев прибавил шаг и услужливо распахнул перед дамой дверь. На него удивленно уставилось знакомое лицо. «Это я удачно зашел!»
— Степа? Степка Холмогорцев!
На шее Валя Галызина, конечно, у него не повисла, но крепко обняла. Модный наряд и прическа, косметика на лице. Валентина уже не была той плюнувшей на себя дурнушкой и выглядела вполне успешной молодой женщиной. Но Степан успел заметить на её лице некую мимолетно проскользнувшую тень.
— Ты как здесь?
— По делам заходила. Ну а ты? — Степан невольно засмотрелся на простоватое, но отчего-то бесконечно милое личико и пропустил вопрос. — Степка, але! Ты как будто не здесь, да и я не картина, чтобы меня так внимательно рассматривать.
— Извини, Валя. Давно не виделись, вот воспоминания всякие нахлынули. Неплохо мы все-таки в Центре жили. Сейчас вспоминается, как будто на студенческой картошке побывал или в пионерлагере. Сюда пришел познакомиться с местными реалиями.
— И как?
— Кое-кого уже увидел. Обязательно через две недели посещу одно мероприятие. Хочется вживую увидеть любимого писателя.
— Да, — Галызина отвернулась, делая вид, что рассматривает витрину, — в Озэпе нередко проходят интересные встречи. Даже местные знаменитости наведываются.
— Ты часто здесь бываешь? Так, подожди, — Степан остановился, — ты же за городом жила. Специально приезжаешь?
— Да нет, — Валентина смотрела куда-то вниз, пряча глаза, — я нынче тут сейчас неподалеку живу. Подожди расспрашивать, здесь буфет неплохой, давай там поговорим.
Холмогорцев с удивлением наблюдал, как Валентина заказала себя пятьдесят коньяку, бутерброд с бужениной и кофе.
— Бери кофе, здесь отлично варят.
— Тогда уж и коньяк. Не тебе же одной напиваться?
Понемногу разговорились, Холмогорцев рассказал о своих успехах и делах Надежды. Галызина поначалу отмалчивалась, но затем после еще «пятьдесят» оттаяла и разговорилась.
— Знаешь, Степа, я, конечно, и раньше частенько сталкивалась с мужским шовинизмом, но отчего-то подумала, что здесь…
— Все будет не так?
Холмогорцеву нравилось наблюдать за лицом Вали. Оно жило собственной мимолетной жизнью и успевало за несколько секунд выразить такую гамму эмоций, что не каждому профессиональному актеру было под силу. Это завораживало и покоряло. Про Валин грудной, пробирающий до мурашек голос лучше было и не вспоминать.
— Все случилось банальнейшим образом. Главный Проекта, как и его заместители не считали меня стоящей себя. Мои данные и наработки попросту забрали, себе выписали премии. Мне пообещали в некотором…будущем возможное повышение. Сволочи! — Галызина ожесточенно уставилась на пустую рюмку. — Степ, пошли ко мне. Не хочу больше коньяка, хочу шампанского, у меня как раз есть бутылка.
Что-то в её голосе заставило Степана позабыть обо всем и иди за ней следом, как кролик за удавом. Он успел только мимоходом глянуть на часы. «Еще полно времени!»
Общежитие больше смахивало на служебную гостиницу. На каждом этаже дежурные, горничные. Элегантно выглядящая дама неопределённого возраста попыталась было затормозить их, но Галызина предупредительно подняла руку и холодно бросила:
— Это с работы! — чуть позже, возле двери в конце коридора, она негромко добавила. — Старая стерва, у самой жизни нет, так к чужим цепляется.
Степан понятливо усмехнулся. Обычное дело в советских гостиницах. Вместе можно селить или семейных, или однополых. Вот раздолье для гомиков!
Номер был невелик, но уютен, имелся даже собственный холодильник и чайник. Валентина быстрым движением скинула плащ и туфли, двигаясь к небольшому шкафчику.
— Степ, открывай шампунь, я достану фужеры. Не смогла их там оставить. На мои деньги куплены. Да к черту все!
Они молча пригубили холодный, искрящийся пузырьками напиток Московского завода шампанского, а затем уставились друг на друга. Холмогорцев не мог оторвать глаз от изящной шеи молодой женщины, потом его взгляд невольно упал на обнаженные ключицы и внезапно нахлынули воспоминания. Где-то там ниже точат ярко-розовые сосцы на маленьких девичьих грудках, расположены невероятно упругие, приятные на ощупь полушария ягодиц, мускулистые, изумительно крепкие ноги. В той до жути тесной подсобке заниматься любовью могли только атлетично развитые люди.
Степан даже не заметил, как схватил левой рукой её за талию и притянул к себе. В голове полыхнуло яростным пожаром, губы обожгло южным зноем, в голове закружились «вертолеты». Черт возьми, это безумное Провидение точно вкачало в них излишек гормонов. Затем была разбросанная везде одежда и совершенно безумные скачки на диване. Кама-Сутра отдыхала!
Ни Степан, ни Валентин нисколько не потеряли физическое формы, поэтому смогли сполна изощриться в сексуальном спринте. Бедное произведение отечественной мебельной промышленности скрипело, стонало, впрочем, ахали и стонали об участника «забега». Степан поддерживал на весу маленькую и тонкую женщину, он ему помогала своей развитой мускулатурой. Это поистине было настоящим безумием! Оргазм застал Степана врасплох, буквально ослепив звериным неистовством. Он зарычал как метущийся от страсти тигр, ощущая неистовый восторг и изрыгая из себя «нектар любви», ощутив на спине острые женские коготки. Его любовница все еще дергалась в неистовых конвульсиях, закатив глаза и громко стеная от сладострастного пика наслаждений.