Никса сердито засопела, но увеличиваться в размерах прекратила, возвышаясь над измученной хозяйкой почти на высоту человеческого роста. На большее у ослабленного метаморфа просто не хватило сил, но он был готов попробовать даже сейчас. Любым путем. Даже без сил, с трудом сохраняя облик крупного зверя - он был готов бороться и умирать. На все готов, лишь бы избавить хозяйку от этого кошмара.
Айра со всхлипом прижалась к жесткой лапе.
- Нет, Кер! Пожалуйста, пойми: я не хочу, чтобы ты умирал! Я не справлюсь... не выживу без тебя... я не вынесу, если с тобой что-то случится... пожалуйста, остановись. Умоляю: не трогай ЕГО! Пока еще не трогай!
Она вдруг вскинула голову и, глядя в пылающие ненавистью глаза, торопливо зашептала:
- Пусть научит нас, Кер. Пусть научит тому, что знает. Пусть думает, что мы сдались, и считает, что сломал нас. Пусть... пусть думает что угодно! Мне все равно. Но это - только на время. Лишь на то время, пока мы не сможем окончательно слиться и стать единым целым! Тогда он уже не сможет нас подчинить. Как в тот раз, в лесу... помнишь? Тогда у нас почти получилось. Тогда мы почти сумели... нам просто не хватило опыта и сил. Тогда было слишком рано. Но скоро это изменится, и ты станешь мной, а я буду тобой. Навсегда. До самой смерти. И уж этому он не сможет помешать. Мы не покажем ему свою боль. Не дадим даже повода сомневаться. Ничем не насторожим и не позволим заподозрить, что сливаемся. Ты будешь смотреть на него через меня. Я стану следить за ним через тебя. Всегда вместе. Всегда с двух сторон, чтобы он не смог застать нас врасплох. Мы усилим защиту на двери. Мы встроим в твою Сеть исцеляющие заклятия, чтобы быстрее восстанавливаться. Мы узнаем у Марсо, как слиться так, чтобы этого никто не заметил. Я научусь всему, чему только можно. Я узнаю, что для этого нужно. Я справлюсь. Клянусь тебе, что выдержу. И вот тогда... когда мы станем едины... нам больше не нужно будет его бояться...
У никсы странно дрогнули жвалы.
- Пожалуйста, Кер, - со слезами на глазах посмотрела на метаморфа Айра. - Пожалуйста... потерпи.
И только тогда он, наконец, сдался: обреченно вздохнув, начал стремительно уменьшаться в размерах, вновь обзавелся пушистой серой шерсткой, избавился от жуткого вида жвал, снова стал мягким, теплым и тихо урчащим. Сперва перекинулся в волка, затем - в енота, после этого - в ласку и с жалобным писком прыгнул на руки хозяйки.
- Спасибо, мой хороший, - сглотнула слезы девушка. - Спасибо, что понял. Я никому тебя не отдам. Никому не позволю тебя обидеть. Ты спас мне жизнь в Занде, сберег мое сердце, охранял его целых семь лет, и я никогда этого не забуду. Я люблю тебя, Кер. Я очень тебя люблю. И я не хочу, чтобы ты снова умирал.
Метаморф горестно заскулил, но не протестовал, когда она крепко прижала его к груди. Только тоскливо вздохнул и обнял мягкими лапками за шею.
На урок по Практической магии Айра снова пришла самой последней. Но не потому, что заблудилась в коридорах или вспомнила свои прошлые ошибки, а по той причине, что не хотела, чтобы девочки в подвале видели ее искалеченное тело.
Дождавшись, пока коридор опустеет, а настойчивый стук в дверь, сопровождаемый удивленным голосом Лиры, прекратится, Айра оделась, с трудом управляясь с застежками платья сведенными от боли пальцами. Затем осторожно выглянула за дверь, торопливо огляделась, но убедилась, что подруги уже умчались, очевидно посчитав, что соседка просто встала раньше них, и никем не замеченная спустилась вниз.
Стоя возле большого зеркала, где так любила вертеться модница Лизка, она надолго застыла, изучая многочисленные кровоподтеки, усеявшие ее кожу с ног до головы. Там действительно не было живого места - безжалостный маг не пощадил ее, и теперь повсюду жутковатыми разводами плыли багровые синяки, расчерчивая тело причудливыми линиями. Да так плотно, что даже Кер не сдержался и тихонько завыл, только сейчас понимая, насколько же хозяйке пришлось вчера тяжело.
А вот сама Айра молчала.
Едва вытерев слезы, она недвижимо стояла у зеркала и со странным выражением рассматривала свою изувеченную кожу. Стояла долго, изучала себя очень внимательно. Так, словно старалась запомнить каждый синяк, каждую отметину и каждую капельку крови, надолго запечатлевшуюся на ее светлой коже. А их было много... очень много. Под ними не было пустого пространства. Нигде. От горла до самых пяток. Только лицо бездушный мучитель почему-то пожалел, да грудь почти не тронул, однако, скорее всего, лишь по той причине, что не хотел, чтобы кто-то знал, КАК она начала свое обучение.
Айра стояла и долго молчала, вспоминая каждый удар, оставивший на ее теле такие страшные следы. Вспоминала голос наставника, которым комментировалась каждая ее ошибка. Его безразличное лицо. Холодную усмешку на губах, с которой он следил за тем, как она пытается подняться. Резкие окрики, когда ей казалось, что сил больше нет, но от болезненного эха в ушах каждый раз приходилось со стоном делать очередное усилие и все-таки поднимать потяжелевшую рапиру.
Викран дер Соллен не пожалел ее вчера. Он не пожалеет ее и дальше. Он не погнушался ее ударить. Ему все равно, насколько больно ей было. Ему безразлично, что сегодня она едва поднялась с постели. И он не остановится, пока не сломает ее окончательно.
Вчера у него почти получилось этого добиться. Вчера, измученно лежа на холодном полу, Айра была уже готова сдаться. На все была готова, чтобы он только прекратил ее избивать. Вчера она бы даже взмолилась о пощаде, но, к несчастью, во рту пересохло так, что наружу вырвался лишь жалкий всхлип, который он, кажется, тоже не услышал. А если и услышал, то не подал виду. И не остановился даже тогда, когда по ее щекам покатились горькие слезы. Только унизив и доведя до полубессознательного состояния, только вдавив ее в пол и заставив сдавленно охнуть, только тогда, когда она не смогла больше пошевелиться, он, наконец, сжалился и ушел. Но даже это сделал так, что хотелось при следующей встрече лишь плюнуть ему в лицо и громко крикнуть: "хочешь убить?! ну, давай!"
В ее глазах неожиданно проступила и окрепла странная решимость.
"Я выдержу, - с неестественным спокойствием подумала девушка, поняв, что не позволит себя сломать. - Я все выдержу. Я смогу. Я сумею. Я закрою свою ненависть на ключ в самой дальней комнате, какая только найдется, чтобы он никогда этого не почувствовал. Я не дам ей вырваться на волю. Я не дам ей сбить меня с толку. Я велю ей уснуть и не позволю проснуться до тех пор, пока не настанет время. А до этого я буду молчать. До этого я сделаю все, что он велит. Я встану на колени, если он захочет. Я не отвечу, если он ударит меня снова. Я буду лишь тенью той Айры, что была раньше. И я никогда не покажу ему своей боли, потому что она ему тоже не принадлежит".
Айра пристально всмотрелась в свое окаменевшее лицо и, словно убедившись, что оно не подведет, медленно заставила угаснуть в глазах отчетливый лиловый блеск Занда. Теперь они стали обычными. Теперь они стали просто серыми. А если и просматривалась в радужках прежняя голубизна, то так неясно, что это казалось наваждением. Теперь ее глаза словно выцвели, помертвели, стали пустыми и безжизненными. Теперь эта пустота словно отделила ее от остального мира, поставив между ней и Викраном дер Солленом невидимую преграду. Теперь он никогда туда не заглянет и никогда туда не войдет. Чтобы ни случилось, чтобы он ни сделал, он не увидит и не найдет здесь ничего, что хотел бы. Да, он холоден, пуст. Он жесток. Он тлен. Он мертв. Он не умеет чувствовать. Он потерял себя в бесконечных войнах. И она, чтобы выжить, станет такой же. Она умрет, как делала это тысячи раз во снах. Она не скажет ему больше ни единого лишнего слова. Ни мольбы, ни просьбы, ни стона. Ничего. Она застынет в вечности, как вмороженный в лед зверь. Она оставит в этом льду свои чувства. Она тоже станет холодной и бесстрастной, чтобы уравнять силы.
И это будет война. Молчаливая, напряженная, смертоносная и кровавая война, в которой будут лишь два участника: он и она. Та самая война, в которой не бывает победителей. Потому что он никогда не станет для нее учителем. Она никогда не назовет его своим наставником, не будет испытывать к нему ничего, кроме холодной ненависти. Но он этого даже не почувствует.
Да. Это будет бой. Долгий, утомительный, изнемогающий и тяжелый. Бесконечно долгий бой под красивым названием "ученичество". Викран дер Соллен вчера наглядно это доказал. Он все сделал, чтобы его ученица это хорошо осознала. Чтобы не ждала снисхождения и пощады. Чтобы не думала, что хоть в чем-то для нее сделают исключение. Чтобы боялась, дрожала ночами, просыпалась в бреду и даже не помышляла воспротивиться. А если и рискнула бы вдруг от отчаяния, то была готова встретить новый удар, от которого уже не оправится.
Он избрал своим оружием боль и страх. Он сильнее. Опытнее. Быстрее и гораздо лучше владеет магией. С ним не сравнится никто. Он не проигрывал ни разу. И он знает это, а потому заранее празднует победу. Однако ее оружием станет вовсе не сила, потому что он все равно сильнее и сопротивляться открыто - бесполезно. Нет. Вчера Айра это хорошо поняла. Поэтому она не станет пытаться бороться мечом. Не станет кричать или жалобно плакать. Не станет упорствовать, пытаясь доказать, что сильнее. Потому что знает: именно тогда она проиграет. И, значит, ее оружием станет то, чего он совсем не ждет. Особенно после того, что сделал. Ее оружием станет... покорность. Смирение. Повиновение. Такое, что даже радость испытывать от него он не сможет, потому что есть смысл глумиться лишь над тем, кто еще пытается бороться и на что-то надеяться. А измываться над трупом бесполезно: когда не видишь, что делаешь больно, это не приносит никакого удовлетворения. И пусть так будет для него. Снаружи. На поверхности. Тогда как в самой глубине... там, куда он никогда не достанет... останется крохотная, маленькая, надежно запертая дверка, за которой будет в неприкосновенности храниться ее истинная суть.