Правда, сегодня ей показалось, что он бил немного слабее, но, скорее всего, это просто казалось, потому что к концу урока ее кожа перестала чувствовать что бы то ни было, а в глазах стоял сплошной кровавый туман, за которым она не видела ничего, кроме равнодушных синих глаз, изучающих ее сквозь узкую прорезь холодно прищуренных век. В результате урок затянулся далеко за полночь, маг снова добился, чтобы ученица трупом рухнула на пол. Потом какое-то время смотрел на то, как тщетно она пытается подняться, чтобы продолжить, а затем с сожалением в голосе констатировал, что ожидал гораздо большего, и быстро ушел, бросив напоследок равнодушное:
- Свободна.
А она снова осталась лежать на полу в полуобморочном состоянии, сквозь гул в ушах даже не услышав, как грохнула дверь, и не почувствовала, как жалобно плачет прижавшийся к ее щеке метаморф.
Глава 19
С этого момента ее жизнь превратилась в кошмар. Каждое утро - как мучительная пытка. Каждое движение - как великий подвиг. А каждое произнесенное слово - будто выдавленное наружу палачом признание, вырванное под угрозой прижигания каленым железом.
Просыпаясь под звуки гонга, Айра со стоном сползала с постели, пачкая слезами подушку, какое-то время обессиленно лежала на ковре, отыскивая по крупицам мужество, требующееся на то, чтобы просто подняться. Затем с мучительным криком отрывала себя от пола и еще долго сидела, содрогаясь от болезненных спазмов, закрыв глаза и не замечая, как безостановочно катятся по лицу невольные слезы.
Боль стала ее постоянной спутницей в эти дни. С болью она пробуждалась, с болью же закрывала глаза. Боль сопровождала ее каждый миг, каждое мгновение, не утихая ни на секунду. Долгая, выматывающая, беспрестанно и безжалостно терзающая каждую клеточку тела... боль, от которой некуда было деться и некуда сбежать. Казалось, она - как немилосердный враг, все грызла и грызла изнутри, впивалась острыми зубами в мышцы, сверлила кости, давила на глаза, мучительно стучалась в затылке. Она ломала все тело так, как не смог бы это сделать ни один палач. Стягивала жилы, крутила суставы, выворачивала наизнанку нутро и отзывалась мучительным эхом всякий раз, когда Айра просто смотрела, двигалась или говорила. Порой от нее перехватывало дыхание. Порой в горле застывал тугой ком, сводило пальцы, крючило ноги. Иногда на глаза сами собой наворачивались слезы, а бывали моменты, когда она могла только лежать на полу и тихо выть, поджимая к груди изуродованные руки.
Викран дер Соллен стал ее живым кошмаром. Он вызывал ее каждый день, требуя раз за разом повторять заученные упражнения. Он жестко ограничивал ее движения, молниеносными ударами палки поправляя стойки. Он по полчаса измывался, пока она с трудом делала разминку, но к ее окончанию Айра искреннее жалела, что не умерла еще вчера, потому что жестокий маг не пощадил ее ни разу. Он словно забывал, что вчера уже бил по тем же самым местам, что и сегодня, с одинаковой жестокостью тыкая палкой в ногу или в мягкий живот. Он ни на миг не медлил с наказанием, если она хоть на волосок отступала от нужного ему действия, и самым простым способом наказывал за каждую ошибку - да так, что девушка с трудом могла дышать. Когда же заканчивалась разминка, и наступало время настоящей тренировки, Айра едва могла двигаться. С трудом переставляла одеревеневшие от бесконечных побоев ноги, едва держала в руках безумно тяжелую рапиру, но и выронить ее не могла, потому что один раз уже узнала, что бывает с учеником, оставшимся один на один со строгим учителем безоружным.
В тот день маг избил ее так, что девушка с трудом дышала. В глазах снова плавали кровавые круги, в ушах ревела и шумела кровь, конечности казались будто свинцом налиты, во рту до самого утра стоял привкус крови, а живот буквально разрывался от лютой боли, к которой, как она думала, уже успела немного привыкнуть.
Айра не знала, как бы она выжила, если бы не Целебный Круг и не Исцеляющая Сеть Агла. Они работали день и ночь, напрямую подпитываясь от Источника Марсо, они по каплям отдавали измученной девушке его силу, они беспрестанно сочились готовой к использованию магией, но вся она без остатка уходила лишь на то, чтобы немного приглушить безумную боль, от которой девушка едва не сходила с ума.
Едва отдышавшись и дождавшись, пока соседки по этажу стремглав умчатся на улицу, Айра находила в себе силы, чтобы открыть заговоренную дверь, кое-как проползти по коридору и ненадолго спуститься в подвал. Она уже знала, что туда ведут ровно двадцать четыре ступени, на каждой из которых ей приходилось подолгу останавливаться и собираться с силами, чтобы сделать новый шаг. Целых двадцать четыре проклятых ступени, на которые потом приходилось забираться уже снизу вверх. И эта пытка была пострашнее, чем жалкие издевательства Грэя Асграйва. Намного, намного страшнее. Но ее приходилось терпеть каждый мучительно долгий день. С тем, чтобы потом каким-то образом одеться, вдеть ноги в старые растоптанные башмаки, потому что ни во что иное распухшие от ударов и нагрузок пальцы просто не влезали. Затем утереть градом катящиеся слезы, выпить для храбрости немного воды из Источника, добросовестно приносимой Кером. А затем снова собраться с силами и одолеть еще один немыслимо трудный подвиг - спуститься по лестнице на улицу и вовремя добраться до учебной комнаты.
Всего за неделю Айра наизусть выучила, сколько ступенек ведет в то или иное помещение, сколько шагов и сколько поворотов ей надо одолеть, чтобы дойти из комнаты до бассейна, от бассейна до улицы, от улицы до главного корпуса, и от одного класса до другого. По утрам это здорово выручало, потому что брести приходилось почти на ощупь, вслепую, поскольку зрение все время туманилось, ноги подкашивались, в коленях поселилась противная дрожь, а времени ждать, пока подействует вода из Ключа, у нее просто не было.
Лишь к тому моменту, когда Айра доползала до парты, становилось немного полегче. Тогда она уже могла говорить, могла дышать, могла даже слабо улыбаться на шутки одноклассников, которые искренне считали, что это взрослеющий метаморф сделал ее похожей на бледного упыря. И могла даже сдерживать крик, если кто-то неосторожно задевал ее плечом по пути в столовую.
От опросов, разумеется, никто ее не избавил. Однако то ли она действительно выглядела так ужасно, то ли преподаватели о чем-то догадывались, то ли внешний вид Кера наводил их на какие-то мысли, но почему-то вопросы в ее сторону именно в это время резко сократились. Так, бывало, что лер де Сигон прицепится к какому-то пустяку, или господин Огэ вдруг заинтересуется какой-нибудь глупостью, с которой даже слабый первокурсник справится. Бывало, лер ля Роже вдруг с азартом затеет свой любимый спор на тему истории формирования Четырех Королевств или причины отчуждения Занда... но все это как-то вяло, слабо и совсем ненастойчиво. Хотя, конечно, Айра ни в чем не была уверена - она жила, словно в дурном сне, из которого ее время от времени выдергивали в холодную реальность отрывистые фразы, чрезмерно громкий смех соседей по классу, болезненные, хоть и шутливые, тычки пополам с ехидными замечаниями, что, дескать, отличница-то наша чего-то потеряла интерес к учебе. Или же если приходилось сталкиваться с настырными виарами.
По этой причине она уже с первого дня перестала посещать столовую. За себя не волновалась - в саду у мадам Матиссы, от работы в котором ее тоже никто не освобождал, всегда было достаточно фруктов, чтобы утолить голод. Да и метаморф по-прежнему исправно таскал для нее все, что она просила. От жажды страдать тоже не приходилось - Марсо присылал все с тем же Кером столько воды, сколько она просила. Правда, сама стала появляться в Хранилище редко - только для того, чтобы отыскать и прочесть строго определенные книги: по Целительству или Травологии, чтобы составить себе укрепляющий эликсир; по Боевой магии, чтобы быть готовой ко всему; и, конечно, по искусству создания порталов. Особенно, долговременных. И, особенно, на большие расстояния. А еще уделяла пристальное внимание всему, что могло позволить держать сам факт открытия портала на территории Академии в совершеннейшей тайне.
Разумеется, полностью ее стремление сбежать от нелюдей реализовать не удалось: Дакрал уже на второй день заподозрил неладное и заявился с утра пораньше, лишь на пару секунд опередив Керга, прямо под двери девчачьего корпуса. Чем, надо признать, немало напугал его обитательниц. Айра, находясь в забытьи, правда, чуть не прошла мимо, но была тут же остановлена, приперта к стенке и буквально забросана тревожными вопросами. Причем на этот раз (о чудо!) и вамп, и виары были удивительно терпеливы к присутствию друг друга. И при этом отвратительно настойчивы.
Пришлось стискивать зубы и, помня о предупреждении дер Соллена, отговариваться тем, что у нее возникли проблемы с метаморфом. В связи с чем ей велено держаться подальше от других учеников и больше времени уделять сложному в обращении зверю, чтобы удержать свое над ним первенство. Да еще добавить, что это прямой приказ директора, который взял на вооружение его исполнительный ученик - Викран дер Соллен.
Как ожидалось, его имя произвело нужный эффект: нелюди разом отстали, но дружно напомнили, что к ним всегда можно обратиться за помощью. И лишь после этого оставили в покое.
Гораздо сложнее оказалось отделаться от Бриера: в ложь про учителя он ни за что бы не поверил, так что Айра, отчаянно вертясь под его пристальным взором, была вынуждена ссылаться на частые занятия, от которых просто не успевала отходить. О том, что дер Соллен терзает ее каждый день до поздней ночи, она не сказала. Но когда он, заподозрив неладное, вдруг схватил ее за руку, все же не смогла сдержать невольного стона и не сумела помешать ему задрать свой рукав, чтобы наглядно увидеть доказательства того, что занятия идут с удивительной регулярностью.
Завидев ее расцвеченную синяками кожу, Бриер просто оторопел, потому что кровоподтеки там сидели один на другом, перетекая из старого в свежий, накладываясь и переплетаясь друг с другом причудливыми багрово-сине-желтыми узорами. У него даже дар речи пропал, когда он попытался взглянуть на другую руку, но при этом неосторожно задел бок, а Айра сдавленно охнула и буквально согнулась пополам. После чего ее пришлось усаживать на скамейку и накладывать исцеляющее заклятие, чтобы от боли она не потеряла сознание. Жестокость учителя отчего-то поразила его настолько, что Бриер даже процедил сквозь зубы сдавленное ругательство, с хрустом сжал кулаки и поделился с измученной девушкой собственными силами, отдав столько, сколько позволяли их Щиты. После этого дождался, пока она отдышится и вытрет невольно выступившие слезы, с неподвижным лицом выслушал сбивчивую благодарность и, доведя ее до класса, быстро ушел, жутковато играя желваками на скулах. А после урока так же осторожно забрал, самолично довел до корпуса, помог подняться и клятвенно заверил, что с Иголочкой и Шипиком справится сегодня сам. А Листика даже едва не предложил выгулять в саду и лишь в последний момент, когда вспомнил, насколько подрос и как метко научился плеваться вредный цветок, благоразумно передумал.