— Моя мать была шлюхой.
Зара вздрогнула, но больше ничем не выдала потрясения.
— Должно быть, у нее была трудная жизнь.
Томас помолчал секунду, а потом слова полились будто бы против его воли.
— Мать забеременела в пятнадцать лет. Семья осудила ее, она сбежала в город и покатилась по наклонной. К сожалению, меня она оставила расти в глухой итальянской деревне, где такие ошибки молодости никто не забывал и не прощал.
— Она оставила тебя? — Зара представила женщину, которая сама была еще ребенком. — С твоим отцом?
— Черт знает, кем он был. — Томас с горечью отмахнулся от ее предположения. — Скорее всего, деревенский парень, который испугался взять на себя ответственность. Меня воспитывал дед, отец матери.
— Разве он не должен был защищать тебя? — Зара чувствовала за словами Томаса страдание. Годы и годы боли.
— Это он разлучил нас с матерью. Когда мне было четыре, она приехала вместе со мной в родной дом, надеясь, что ей позволят остаться. Дед согласился взять меня на воспитание, а ее выгнал. Он был строгим, но применял силу, только когда хотел наказать за проступок. Гораздо чаще меня били на улице трусливые мальчишки, которые нападали либо толпой на одного, либо на маленьких и слабых.
— Они сделали тебя изгоем?
— Конечно.
Зара не могла поверить, что в деревне не было никого, кто любил Томаса. Неудивительно, что изоляция вошла в привычку.
— Ты простил мать за то, что она тебя бросила? Зара знала, что поступок матери Томаса можно понять с рациональной точки зрения, но с эмоциональной с ним невозможно было примириться. Она сама все еще переживала и гибель родителей, и равнодушие дяди.
— Моя мать сделала выбор. По сути, у нее не было выбора.
— Ты виделся с ней с тех пор?
Его молчание сказало Заре все, что она хотела знать. К глазам подступали слезы от мысли о маленьком мальчике, вынужденном в одиночку сносить враждебность маленькой общины. И о его матери, которая считала это лучшим, что может сделать для сына.
— Не плачь по мне, Зара. Я не страдаю из-за того, что осталось в далеком прошлом.
Зара сомневалась, что подобные воспоминания когда-либо перестают причинять боль.
— И что ты сделал?
— Сбежал. В пятнадцать лет решил, что с меня хватит. Отправился сначала в Милан, потом поколесил по Европе и в конце концов добрался до Лондона.
— Тебе не было страшно?
— Было. Все время. Страшно не знать, когда в следующий раз выпадет шанс поесть или поспать под крышей. Но это лишь добавляло мне энергии, стремления обязательно попасть туда, куда я решил. Так что, мой маленький психоаналитик, можно сказать, что по жизни мною движет потребность чувствовать уверенность в завтрашнем дне.
— Финансовую?
— А какую еще? — Томас покачал головой и улыбнулся, словно удивлялся ее наивности. Улыбка вышла неприятной. — Любовь быстро выдыхается, если тебе нечего есть и негде спать. Она не может никого накормить или обогреть. Чтобы выжить, нужны деньги.
— И это все, что тебе нужно?
— Я не согласен, что за деньги можно купить что угодно. Но лично мне они дают все необходимое.
Зара не могла согласиться. Дядя обеспечил ее едой и жильем, но не любовью. То, что вышло, трудно было назвать жизнью. Хотя физически она не голодала, эмоциональная пустота оставила в ее душе глубокие раны.
— Ты купил себе крепость с высокими стенами, — саркастически заметила Зара.
— Укрытие от посторонних глаз, — поправил ее Томас. — Пространство. Время.
Заре стало бы смешно, если бы не было так грустно.
— У тебя нет времени. Ты только и делаешь, что работаешь.
— Работа — смысл моей жизни. И я не собираюсь за это извиняться.
Зара не ждала извинений, она понимала, насколько важны карьера, самореализация, дело жизни. Просто ей не верилось, что можно быть счастливым, имея только это.
— Никакой золотой середины?
— Я люблю работать, каждый день принимать новый вызов. Это то, что поднимает меня из постели по утрам.
— В жизни есть столько интересных вещей помимо работы. Нет никакой необходимости изолировать себя от них.
— Теперь ты эксперт?
— Вообще-то да. Уехав к дяде, я не сумела сохранить связь с друзьями, которые могли мне помочь раньше, чем у меня опустились руки от тоски и одиночества. Я потеряла всякую уверенность в себе. Сейчас она понемногу возвращается, и снова я ее ни за что не потеряю.
— Кто отнял у тебя самоуважение? Твой муж?
Зара понимала, что сама напросилась, когда полезла с советами, как Томасу следует организовать его жизнь. Он задал ей вопрос, на который она не могла ответить.
— Почему ты вышла за него, если он не хотел с тобой спать?
— Это был единственный способ решить проблему.
— Какую? — Томас выглядел заинтригованным. — Он что, был гомосексуалистом и не хотел в этом признаваться?
Настал подходящий момент рассказать Томасу все, но Зару опять охватил мучительный стыд за свою слабость.
— Это было нужно мне, не ему…
— Не хочешь говорить об этом? — Он погладил подушечкой большого пальца ее ладонь. — Ты же задавала мне личные вопросы.
— Прошу прощения за любопытство.
— Не надо. Я хочу знать о тебе больше. Ты самая интересная женщина, которую я встречал за последнее время.
— Мы оба знаем, что я — единственная женщина, которую ты встречал за последнее время.
— Какая разница? Расскажи мне.
— Это скучная история. С самого начала предполагалось, что мы женимся лишь на время.
— Но тебе он был небезразличен.
Зара почувствовала себя так, будто кто-то выпустил весь воздух из ее легких. Проницательность Томаса напугала ее.
— Он нравился мне больше, чем я ему. — Она покачала головой, увидев, что Томас нахмурился. — Нет, нет, он был хорошим человеком. Благородным.
— Почему был? Он умер?
«Почти», — подумала Зара.
— Просто перестал быть частью моей жизни, — сказала она вслух, решив, что эти несколько дней не считаются.
— Мне жаль. — Томас отпустил ее руку.
— Почему?
— Потому что это тебя печалит.
— Ох, кажется, я не выключила духовку, — соврала Зара, стремясь убраться с его глаз раньше, чем ее растревоженные чувства прольются слезами.
Глава 9
Томас позволил ей сбежать. Он видел, что глаза Зары полны слез, и не хотел расстраивать ее еще больше. Сам же укрылся в кабинете, настроенный хотя бы на время вернуть себе покой, личное пространство и одиночество. Но мысли о Заре продолжали преследовать Томаса, вызывая тупую боль в висках. Что это за настойчивое желание разузнать все об этой женщине? Он не должен был выпытывать ее секреты, ему с лихвой хватало своих, половину которых он только что непонятно зачем ей выболтал. Рассказал о матери, об обижавших его деревенских детях. Обо всем, что давно пережил и навсегда оставил в прошлом.
Чего он пытался добиться? Шокировать Зару в надежде, что это ее оттолкнет? Но вместо этого лишь подпустил ее ближе, оказался не способен отказать в доверии ее большим глазам, полным нежной заботы. Глядя на нее, Томас утратил власть над эмоциями и выплеснул обжигающую обиду, которая все эти годы тихо варилась где-то глубоко внутри. Что за глупец.
Но Заре тоже досталось от жизни, и это злило Томаса даже больше. Он не мог забыть, как сгустились тени в ее глазах, когда его вопросы стали слишком прямолинейными. Ее чувства не должны были волновать его, но волновали. И это тревожило Томаса сильнее всего. Их интрижка ничего не значила. Иначе нельзя. Он добился таких успехов не потому, что имел привычку отвлекаться или распыляться на других людей.
— Она сделала свой выбор, теперь тебе предстоит делать свой.
Откровенность его дедушки Джио граничила с жесткостью. Он прямо сказал Томасу, что мать отказалась от него, потому что недостаточно любила. И что отныне он может полагаться только на себя. Только через много лет Томас узнал, что мать умоляла позволить ей остаться с сыном. Джио остался непреклонен, а потом убедил мальчика, что она бросила его и сбежала.
— Так лучше для тебя, Томазо. Ты будешь здесь счастлив.
Томас помнил голос матери, последнее крепкое объятие. И злость, когда убедился, что она солгала.
Он не был счастлив. И да, до сих пор так и не простил мать. По ее вине Томас с четырех лет не знал ничего, кроме испытаний одиночеством и отверженностью. Никто не принимал его сторону в конфликтах с другими детьми. Ни одно его достижение не заслуживало похвалы — даже то, что он становился лучшим учеником класса каждый чертов год. Дед не прощал ему ни малейшего проступка. Однажды в пылу ссоры со старым мерзавцем Томас узнал, перед каким выбором Джио поставил его мать: отказаться от возможности растить собственного ребенка ради его безопасности или воспитывать его самой на улице. После этого Томас сбежал, надеясь отыскать ее. Но ничего не вышло.
Жизнь снова и снова учила Томаса Галло, что он может рассчитывать только на себя. И сейчас он боролся, чтобы преуспеть своими силами, потому что амнезия недопустимо ослабила его. Ему было необходимо победить ее.
Сконцентрироваться на работе Томасу удалось лишь через несколько очень долгих часов. Он почти вернул себе прежний покой, читая отчеты и изучая колебания рынка.
Ближе к вечеру его ушей коснулась музыка, доносившаяся из кухни. Наверняка Зара пекла очередной миллион пирожных. Томасу подумалось, что в таком темпе она скоро похоронит особняк со всеми обитателями под горой выпечки. В животе заурчало. Может быть, немного сладкого ему бы не повредило.
Томас посмотрел из окна на сады и покрытые снегом поля за стеной. Сквозь облака можно было разглядеть шпиль деревенской церкви. Местные жители наверняка радуются улучшению погоды, это обещает воскресному рынку наплыв покупателей со всей округи. Джаспер тоже сможет приехать и забрать Зару.
Внезапно Томаса посетила идея. Она не требовала особого труда и гарантировала ему прощальную улыбку Зары, последний взгляд на неотразимые ямочки на щеках. Томас взял телефон и пустил в ход порядком заржавевшие навыки личного общения.