— А вот и Марианночка вернулась, можно начинать. — Он прикрывает глаза и замирает.
Настя придвигается к краю стула, готовая вскочить и бежать, но Матвей снова ловит ее взгляд и снова выдыхает, глядя ей в глаза. Тихо. Тихо.
— Мне придется начать издалека, вы не против?
— Нисколько, — выдавливает из себя Настя, почти не открывая рта.
— Ростик, начинай уже, у ребят наверняка полно дел. — Марианна нетерпеливо отстукивает ногтями по столу. — Они молодожены, у них есть чем заняться. Кстати, я поздравляю вас.
Преподавательница одаривает Настю одной из своих долгих нечитаемых улыбок. Она не знает, ничего не знает про Артура, проносится у Насти в голове, и она улыбается в ответ.
— Спасибо.
— Настенька, вы ведь читали Барченко?
Настя кивает.
— Писатель-эзотерик, расстрелян. Я начинала читать его книгу про Индию, но, к сожалению, не успела дочитать.
— Которую из них?
— «Из мрака», — с улыбкой произносит Марианна, проводя подушечкой пальца по экрану телефона, так что он сразу пробуждается.
Что она делает, проверяет время? Или звонки? Настя ерзает на стуле.
— Так вот, я начну с него. Помимо писательства он был… кем-то вроде ученого. Точнее сказать, он начал с книг, а потом перешел к поискам чего-то большего, ответов на вопросы, которые возникли у него как у, скажем так, философа. И, не найдя этих ответов в мире науки традиционной, он углубился в пограничные области.
— Пограничные между чем и чем? — сглотнув, спрашивает Настя, затем оглядывает комнату и замечает в дальнем углу тикающие часы, звук которых вместе с тихим и монотонным голосом Ростислава делает ее голову мутной, а веки — тяжелыми.
— Между философией, психологией и эзотерикой, скажем так. И сделал себе довольно блестящее имя. Знаете ли, в те годы — речь про двадцатые прошлого столетия — многим были интересны способности человеческого разума и древние знания забытых народов. Барченко был фаворитом у некоторых сотрудников НКВД, весьма высокопоставленных. Был у них там такой особенный отдел, который, собственно, и командировал его на Север, за полярный круг.
При этих словах у Насти тут же напрягаются желваки. Так вот к чему это все. Но как они могли узнать? Она сменила имя, она уехала, она другой человек.
— Так вот, поехал он туда не просто так, а после того, как до Москвы стали доходить истории о странном явлении, которое происходило по большей части с приезжими, но и с местными тоже бывало. Мерячение.
Профессорский муж снова замирает и сверлит Настю своими маленькими бесцветными глазками, ожидая реакции, но это слово не значит для нее ровным счетом ничего.
— Это что-то вроде помешательства, но… контролируемого по большей части и кратковременного. Шаман совершает ритуал, и присутствующие начинают повторять за ним движения и звуки, не в силах преодолеть его волю. Иными словами, контроль над массовым сознанием. Это один способ, но есть и другой, когда все случается само по себе, без шаманов…
— Ростик, смотри, молодой человек уже задремал! Хватит страшилок, право же, — перебивает его Марианна. — А то ты так дойдешь до рассказов про северное сияние, которое уводит людей к Полярной звезде.
Она цокает языком, он поправляет очки.
— Так вот, Барченко так и не нашел ответ на вопрос о том, откуда это мерячение берется. По крайней мере, если и нашел, то его открытие не стало достоянием общественности. Молодчики в НКВД хотели использовать его для массовой промывки мозгов и, кто ж их знает, может, и использовали вовсю, этого нам никогда не выяснить. Все, что Барченко привез с собой из своей долгой экспедиции, утрачено. А видел он там многое и слышал тоже. Но в тридцать седьмом году и его, и товарища, простите за каламбур, из НКВД, который ему оказывал покровительство, обвинили в измене родине, принадлежности к тайному обществу и расстреляли. Что стало с шаманами, которых они привезли из Заполярья, и с протоколами их многочасовых допросов и экспериментов, тоже остается загадкой. Но мерячение никуда не делось. Знаете ли, я еще был студентом, когда поехал с друзьями в Кировск, на лыжах кататься. Дело было зимой, разумеется, раз на лыжах. Я шел домой и… просто исчез. Я не помню ничего — ни где был, ни что делал; мне повезло, что меня нашел лесник. Все, что осталось в голове, — это отсветы Авроры Бореалис. И все. Если бы не лесник… Он-то мне и рассказал про мерячение.
Он прерывается, откашливается, прижав ладонь к горлу, и делает большой глоток успевшего уже остыть чая. От напряжения Настя цепляется пальцами за край стола, до белизны в костяшках.
— Так бывает от мерячения? Провалы в памяти?
— Так было со мной.
— А при чем тут я?
— О, Настенька, вы — редкая удача. Находка. Алмаз. Дело в том, что я… мы с коллегами в Институте мозга ведем исследования этого феномена. Но для этого нам нужны люди оттуда, из-за полярного круга, чтобы сравнить результаты нашей фокус-группы с вашими показателями. Узнать, что в вас особенного. Особенно у тех, кто вырос в том регионе, где родились вы.
— Но почему вы решили, что я оттуда?
— Марианна подсмотрела ваши данные в университетском досье. Ваше место рождения, если быть точным. Вы ведь знаете, что этого поселка, где вы родились, больше не существует? Что его убрали с карт после того, как закрыли завод? Что он теперь призрак?
— А зачем вы вообще полезли в мое досье? — огрызается Настя, игнорируя его вопросы.
— Это Марианна. Ее идея. — Ростислав смущенно улыбается.
— Это было почти случайно, Настя. — Преподавательница облокачивается на локти и сдвигается чуть вперед, к центру стола, так что свет лампы над ней падает прямо на ее лицо, делая его пугающим и уродливым. — Что-то в том, как вы говорили, заставило меня задуматься, что вы не из этих мест. И я посмотрела. Увидела название поселка, а потом подумала про ваши волосы, и скулы, и глаза. Вы похожи на них, на коренных жителей тех земель, про которых ходят легенды.
Настя закрывает лицо руками.
— Ну что вы, Настенька, что вы. Это прекрасно. Вы особенная, не такая как все. Мы просто хотим узнать, в чем именно ваша особенность, как вы отличаетесь. Сколько вам было, когда вы уехали оттуда?
— Четырнадцать.
— Ваши родители оба из поселка?
— Мать — да; отца я не видела никогда.
— А ваша мама — может быть, в ней было что-то особенное?
Настя вспоминает мать, как она подолгу стояла, приложив ладонь к шершавой верхушке камня, как говорила на непонятном языке, как будто отвечала кому-то.
— Нет. Ничего особенного. Совершенно заурядная скучная женщина.
Щеки Насти вспыхивают; глаза ее, обычно бесцветные, начинают блистать.
— У меня есть вопрос.
— Пожалуйста. — Ростислав услужливо улыбается.
— Может быть, вы знаете, что вот это значит?
Она берет блокнот и ручку из-под рук профессорского мужа, листает в поисках чистой страницы и рисует, снова и снова вдавливая ручку в бумагу до скрипа. Пологая гора и черное солнце, встающее над верхушкой.
— Что это? — спрашивает она, через стол протянув блокнот обратно.
Головы Ростислава и Марианны склоняются над блокнотом, они похожи сейчас на двухголовое чудовище. И чудовище качает головами, глядя на нее с сожалением.
— Нет, это что-то совершенно непонятное, — хмыкнув, заключает преподавательница. — Это не похоже на клинопись или руны. Где вы это видели?
— Я… я не знаю. Я просто рисую это всегда, и я думала, может быть, это что-то значит. Мне кажется, я видела этот знак когда-то давно, в детстве.
— Может быть, это рисовала ваша мать?
— При чем здесь моя мать? — Настя снова цепляется пальцами за краешек стола.
— Обычно в племенах знания передаются в семьях, от отца к сыну, от матери к дочери, — произносит Марианна, участливо глядя Насте в лицо поверх очков. — Она могла научить вас чему-то, что не знаем мы. Что еще раз доказывает, что мы сделали совершенно правильный выбор, когда связались с вами. Когда бы вы готовы были приступить?
— Но я… я не из племени. Я просто…
— Оплата хорошая, исследования спонсируются частными фондами. Но на это будет нужно время. Вам страшно? Ну что вы, нечего бояться. Это всего лишь магнитно-резонансные томограммы и еще пара тестов, не более того. Может быть, гипноз. Мы увезем вас из города в наш исследовательский центр в области, это займет недели две или около того.
Матвей поднимается с кресла и как будто бы идет к ней, но потом сворачивает, словно передумывает в последний момент, и направляется к дверям в прихожую. Ни один из хозяев даже не поднимает на него взгляд, глаза обоих голов чудовища устремлены на Настю.
— А документы нужны будут? Я тут недавно… потеряла паспорт.
— Я не думаю. Все ваши необходимые данные у нас уже есть.
— Хорошо.
— Вы согласны?
— Согласна, — произносит Настя, пытаясь поймать глаза Матвея, но кресло оказывается пустым.
— А ваша мать — она жива? — после паузы спрашивает Ростислав.
Настя качает головой. Марианна что-то записывает у себя в телефоне, сдвинув брови.
— Как жаль. Как жаль. В любом случае вам следует поговорить с родственниками: может быть, кто-то знает больше об истории вашей семьи. Очень мало осталось людей, у которых можно проследить род. Регион вымирает.
Настя думает о родне — три надгробья на трех разных кладбищах.
Матвей возвращается в комнату; половица тихонько скрипит под его ногами, сиамские коты танцуют возле него, пытаясь дотянуться до его пальцев своими бархатными черными лапами. Он садится обратно в кресло, сложив локти и колени, как насекомое. Один из котов прыгает на спинку кресла и трется ухом о его темноволосую голову.
— Надо же, какая любовь, — умильно улыбается Марианна. — Обычно они ведут себя как маленькие убийцы.
На мгновение все в комнате молча наблюдают за тем, как кот, мурлыкая, пытается устроиться у Матвея на плече, как вдруг полумрак комнаты освещают синие и красные всполохи. Следом за ними воздух пронизывает звук сирены.