Поп придет сюда и узнает себя, но поп не придет сюда. Кулаки придут сюда и узнают себя, но они сюда не придут. Сюда придут колхозники, единоличники – бедняки и середняки и узнают тех, кого им нужно узнать.
Ребята закончили работу, и вот они смотрят на нее и хохочут. Над этими святыми, над этим богом, над этими кулаками. Сегодня смеются они, завтра будут смеяться все.
Но смеются не все, а только кулаки. Толпа кулацких парней ночью врывается в клуб.
Они ломают двери и окна, рубят стены топором, строгают рубанком и то, что не успели соскоблить, замазывают смолой.
Они пишут смолой слово на стене во всю стену. Слово из трех букв.
И вот они смотрят на свою работу и хохочут.
Глава десятая
– Это не слух, – говорят одни. – Это правда.
– Нет, это не правда, – возражают другие. – Это слух.
– А что это за слух? – спрашивают третьи. – Что это за правда?
– Это не правда, – возражают одни. – Это слух.
– Нет, это не слух, – возражают другие. – Это правда.
– Это факт, – подтверждают четвертые. – Мы знаем.
– А что это за факт? – спрашивают пятые. – Что вы знаете?
– Нет, не мы, – говорят четвертые, – мы не знаем. А знают они. Знают другие.
– Нет, не другие, – говорят другие, – другие не знают. А знают третьи. Вот третьи – те знают.
– А где же третьи? – говорят третьи. – Мы не знаем.
– Мы не третьи, – говорят третьи. – Мы не знаем.
– А где же кулак? – спрашивают четвертые. – Кулак знает.
– Я не кулак, – говорит подкулачник. – А я знаю.
И достает слух из-под полы. Все приближаются и осматривают слух. Некоторые ощупывают, другие, недоверчивые, пробуют слух на язык.
– Но это не может быть, – возражают одни, – у нас земля!
– Это не может быть, – возражают другие, – у нас машины!
– А плевать им на землю, – возражает подкулачник. – Плевать на машины. Земля – не принцип, – говорит подкулачник. – Плевать на машины. Земля не принцип, – говорит подкулачник. – Принцип не машины. Они организуют свой. Им дороже принцип. Организуют свой. Возможно, уже организовали.
Приближается Молодцев.
– А вы не слышали, – обращаются к нему одни. – Вы не слыхали?
– Открылся новый колхоз, – говорят другие. – Поп во главе колхоза.
– И все классы, – прерывают третьи. – Кулаки, бедняки, середняки.
– Все классы, – подтверждают четвертые. – Даже батраки. Все классы.
– Вот так колхоз! – говорит товарищ Молодцев. – Что это за колхоз? – и смеется.
– Вы смеетесь, – говорят одни. – А нужно плакать. Поп во главе колхоза, а вы смеетесь.
– Это факт, – говорят другие. – Вы не смейтесь.
– Где же факт? – говорит товарищ Молодцев. – Покажите мне этот кулацкий колхоз. Его поля? Его огороды?
– И в самом деле, – соглашаются все. – Его не видать.
– Что такое конспиративный? – говорит подкулачник. – Я не знаю. Он конспиративный, – говорит подкулачник. – Я знаю.
– Колхоз в подполье, – смеется Молодцев. – Это остроумно. Что же они, и пшеницу сеют в подполье? – спрашивает он.
– Сеют, – отвечают подкулачники.
Но организаторы «конспиративного колхоза» еще ничего не знают. Они находятся еще в первоначальной стадии, стадии размышления.
Вот кулак Лука. Он сидит у окна, положив голову на руки, и мечтает. И вот его мечта – мечта деревенского мистика, и он видит колхоз таким, каким бы он хотел его видеть.
Пятнадцать членов его колхоза встают рано утром и замечают, что они встали с левой ноги.
– Мы встали с левой ноги, – говорят они.
– С левой? – спрашивает заведующий. – А у вас есть какие-нибудь доказательства?
– Есть, – отвечают пятнадцать человек, членов его колхоза. – Видите, пятнадцать ног стоят на полу, а пятнадцать лежит на кровати.
– Раз, два, четыре, восемь, одиннадцать, пятнадцать, – считает заведующий. – Пусть пятнадцать пойдут на работу, а пятнадцать останутся на кровати.
– Нас всего пятнадцать, – говорят пятнадцать человек.
– Как же пятнадцать, – говорит заведующий, – я насчитал тридцать.
– Это ног тридцать, – сказали пятнадцать членов, – а нас пятнадцать человек. У каждого человека по две ноги.
– По две ноги? – спросил заведующий и посмотрел на свои ноги. – Да, по две ноги. Я упустил из виду. Хорошо, пусть пятнадцать человек и тридцать ног останутся дома. Тем, кто встал с левой ноги, нельзя ходить на работу. Плохая примета.
Приходит на другой день заведующий со звонком, и колхозники, услыша звонок, просыпаются.
– Сегодня какой день? – спрашивают они.
– Вторник, – отвечает заведующий.
– Как вторник, – говорят ему колхозники, – когда сегодня понедельник.
– Нет, вторник, – говорит заведующий.
– Нет, понедельник.
– Да я же хорошо знаю, что вторник, – говорит заведующий.
– А мы хорошо знаем, что понедельник.
– Хорошо, – сказал заведующий, – принесите календарь, и вы увидите, что вторник.
Они приносят календарь и показывают на понедельник.
– Вот видите, видите, – говорят они, – мы же вам говорили.
– Да, теперь я вижу, – говорит заведующий. – Понедельник. Плохая примета. Оставайтесь дома. Можно на работу не ходить. – И они остаются дома.
Приходит на третий день заведующий со звонком, и колхозники, услыша звонок, просыпаются.
– Сегодня какое число? – спрашивают они.
– Двенадцатое, – отвечает заведующий.
– Как же двенадцатое, – говорят ему колхозники, – когда сегодня тринадцатое.
– Нет, двенадцатое, – говорит заведующий.
– Нет, тринадцатое.
– Да я же хорошо знаю, что двенадцатое, – говорит заведующий.
– Мы хорошо знаем, что тринадцатое.
– Хорошо, – сказал заведующий, – принесите календарь, и вы увидите, что двенадцатое.
Колхозники приносят календарь и, незаметно оторвав одну страницу, показывают на тринадцатое число.
– Вот видите, видите, – говорят они, – мы же вам говорили.
– Вижу, – соглашается заведующий, – но вчера был понедельник, следовательно, сегодня вторник, а по-вашему выходит – среда.
– Нет, вчера был вторник, а не понедельник, – сказали колхозники, – а сегодня среда.
– Да вы сами говорили, что понедельник, – сказал заведующий, – значит, вчера я был прав.
– А как же на работу? – спрашивают колхозники.
– На работу не ходить, – говорит заведующий. – Как же можно. Сегодня тринадцатое число.
Но вот в городах начинается жилищное строительство и в деревнях жилищное строительство.
– Нам тоже нужно начать жилищное строительство, – говорит заведующий и берет в руки топор.
– А что такое жилищное? – спрашивают некоторые.
– Что такое строительство? Жилищное, – говорит заведующий, – это от слова «жилище», имени существительного, а строительство, – говорит заведующий, – это от слова «строить», глагола неопределенного наклонения.
– Как же оно существительное, – спрашивают колхозники, – когда оно еще не существует.
– Оно существует, – говорит заведующий, – везде существует.
– Но у нас не существует, – говорят ему колхозники, – значит, оно не существительное.
– Это верно, – соглашается заведующий.
– А потом, что за неопределенное наклонение? – говорят колхозники. – Нужно строить так, чтобы оно было определенное и без наклонения, а прямо.
– Прямо, – согласился заведующий, – ну, давайте строить. Вот топоры.
– Вот топоры, – сказали колхозники и взяли топоры, каждый по топору. – Давайте строить.
– А как строить, – спросил заведующий, – всем вместе или каждый в отдельности?
– Каждый в отдельности, – сказали колхозники.
– Нет, все вместе, – спорил заведующий.
– И все вместе, – согласились колхозники, – и каждый в отдельности.
И они начали строить все вместе и каждый в отдельности.
Но вдруг заведующий спохватился:
– План, – вспомнил он, – мы забыли про план. Сначала нужно выработать план, а потом строить. Нельзя строить дом без плана.
– Нельзя, – согласились колхозники, – сперва нужно выработать план.
И вот они разрабатывают план, все вместе и каждый в отдельности. И план готов.
– Теперь можно строить, – говорят они, берут топоры и начинают строить все вместе и каждый в отдельности, строго придерживаясь плана.
Они строят все вместе дом и каждый по одному дому, и все дома как один, потому что план один.
В каждом доме четыре окна выходят на улицу, четыре во двор. В палисаднике растут четыре тополя. Двор делится на четыре части: на скотскую, вторую, скотскую и четвертую. В скотской расположены: хлев, скирды сена и хлев, во второй: дрова, сараи, амбары, дрова в скотской, скирды сена, хлев, скирды сена, в четвертой амбары, дрова, сарай, амбары. В каждом доме четыре комнаты: спальня, гостиная, кухня, спальня. Четыре печки. В доме четыре стены, четыре потолка: в каждой комнате по потолку. Четыре комода. Четыре стола. Четыре дивана. Кругом четыре! Сегодня четыре – мистическое число колхоза. В доме четыре стула, в буфете четыре стакана, четыре картины висят на стенах. Но в каждом доме должна жить семья в четыре человека. Ни больше ни меньше: четыре. И в той семье, где больше четырех, лишних прогоняют вон. А в той семье, где меньше четырех, недостающих принимают со стороны. И у каждого из четырех человек всего по четыре. У мужа по четыре сапога, у жены четыре платья, у сына четыре ружья, у дочери четыре куклы. Четыре, четыре и четыре. Но вдруг колхозники вспоминают об уборной. Четыре уборные в одной квартире – это слишком много. Но они не хотят разбивать число. До сих пор везде было четыре. Они думают все вместе и каждый в отдельности, но ничего не могут выдумать. Придется дом построить без уборной. Это первая неудача. За ней появляются другие. Они вспоминают о самоваре. Четыре самовара – это слишком много. И вот они начинают пересматривать свой план. В доме четыре стула. Придут гости, негде будет сесть хозяевам. Они не знают, что делать. Придется выбрать другое число: два, три, десять. Но дом состоит из четырех стен. Из трех нельзя. Из двух нельзя. Из десяти нельзя. И вот дома исчезают на глазах у них. Исчезает строительство.