– Очень просто – построже, – сказал верующий.
– Вы поясните свою мысль, – сказал поп.
– А что такое мысль? – спросил верующий.
– Мысль, – ответил поп, – это когда я думаю.
– А когда я думаю? – спросил верующий.
– Это тоже мысль, – ответил поп.
– Слово новое, – сказал верующий, – до сих пор не слыхал. Наверное, советского происхождения.
– Советского, – ответил поп, – впрочем, не знаю. Возможно, и не советского. Нет, скорее всего, советского.
– Вы не виляйте, – сказал верующий, – отвечайте прямо: советского или не советского?
– Советского, – ответил, чтобы отвязаться, поп.
– Я так и знал, что советского, – сказал верующий.
– Что же вы мыслили? – спросил поп.
– Ничего, – ответил верующий. – Раз советского, значит, не хочу и не буду, – сказал он.
– И мы тоже, – ответили остальные верующие. – Раз советское. Значит, не хотим и не будем.
– Что же вы не будете, – спросил поп, – мыслить не будете?
– Не будем, – сказали верующие.
– Почему же? – спросил поп. – До сих пор вы думали и до революции думали, а сейчас не хотите.
– Не хотим, – сказали верующие, – потому что новое, советское название. А мы не хотим. Одним словом, не желаем.
– Так вы по-старому думайте, если не хотите по-новому, – уговаривал поп. – Кроме того, название новое, а предмет старый, – сказал он.
– Это только коммунисты и неверующие отделяют слова от понятия, – возразили верующие. – Вы сами нам говорили. А мы, верующие, не коммунисты и названия от предмета не отделяем. Раз название новое, значит, и предмет новый. А мы нового не хотим. Одним словом, не желаем.
– Кто вам сказал, что название новое? – спросил поп.
– Вы, – отвечали верующие.
– Разве? – сказал поп и сделал удивленное лицо. – Значит, я ошибся. Оно старое.
– Мы не верим, – сказали верующие.
– А вы верующие? – спросил поп.
– Верующие, – сказали верующие.
– Раз верующие, значит, должны верить, – сказал поп.
– Должны, – сказали верующие, – да не можем. Вы сейчас так, а потом иначе. Требуем доказательств, – сказали они.
– Отлично, – сказал поп и принес доказательство – старую газету.
– Видите газету? – сказал поп. – Она называется «Мысль».
– Видим, – ответили верующие, – но вдруг она советская?
– Нет, не советская, – сказал поп, – видите, старый стиль. И буква «ять» есть, и твердый знак, где ему полагается. Теперь верите?
– Верим, – сказали верующие.
– Теперь думаете? – спросил поп.
– Думаем, – сказали верующие.
– Тогда высказывайтесь, – сказал поп, – выражайте свою мысль.
– А «выражайте», – спросил один верующий, – это не советское слово?
– Нет, не советское, – сказал поп. И, отыскав его в старой газете, показал.
– Думайте, думайте, – сказал поп.
– А мне тоже думать? – спросила вдруг появившаяся тень барина.
– И вы думайте, – разрешил поп.
– У меня есть маленькое дополнение, – сказала тень барина. – Вы кончаете свое послание: Матрена Крынкина. По-моему, так не пишется. Нужно кончать «Целую ручки», «Жму пальцы» или как-нибудь иначе. В противном случае послание получается сухим и невежливым. А вежливость – долг каждого вежливого человека. Пишите: «Целую ручки».
– Так это же заявление, – возразил поп.
– От этого дело не меняется, – спорила тень. – Пишите, как я советую. Я знаю, что я советую.
– Но теперь так не пишут, – сказал поп, – теперь пишут по-новому.
– По-новому! – закричали верующие. – Мы вот тебе покажем по-новому, мы не хотим по-новому. Мы хотим по-старому. Пиши, как барин сказал. Он худому не научит.
– Целую ручки? – спросил поп.
– Целую ручки, – ответили верующие.
«Целую ручки, – приписал поп, – Матрена Крынкина».
И, боясь других подобных же дополнений, ловко закрыл собрание, спросив:
– Принято?
– Принято, – сказали верующие, подняв каждый по руке, но с тремя сложенными для креста пальцами, чтобы отличаться от советского собрания.
– Аминь, – сказал поп и закрыл на замок дверь церкви.
Аминь.
Глава одиннадцатая
Собрание ячейки ВКП(б) под жужжание пчел, совещание среди цветов, на ходу, и доклад передвигающегося докладчика, переходящего от улья к улью. На повестке сегодня – пчелы. И это собрание походит на обыкновенное собрание не больше, чем работа в поле на описание работы. Здесь теория сопровождается практикой. Они переплетаются, и никто не знает, где кончается теория и где начинается практика. Теория и практика едины. И слова сопровождаются делом, так что трудно отделить слова от дела. И слово и дело едины. Молодцев делает доклад. Он мало говорит, много показывает и еще больше делает. Кажется, что он не говорит, а работает, так он говорит. И собравшиеся не только слушают и спорят, они помогают ему. Это собрание напоминает субботник.
– Итак, о пчелах, – говорит Молодцев, – те из вас, которые изучали историю, помнят, что наши предки славяне наибольший доход получали от разведения пчел. Они платили дань медом, торговали медом и воском, жили медом, короче говоря, они были пчеловоды прежде всего, а все остальное потом… Очевидно, дело не только в количестве пчел, но в качестве пчел и умении, квалификации пчеловодов. У нас нет еще этого умения. Но мы учимся, и мы – научимся. У нас очень плохие породы пчел. Нам нужно заменить плохие породы хорошими. Как мы улучшали породу скота, так же мы должны улучшить пчел. Даже не так, а еще интенсивнее, потому что пчела выгоднее коровы…
Хохот прерывает его.
– Молодцев, ври, да не завирайся.
– Я не вру.
– Пчела дает меду больше, чем корова молока. Так по-твоему? Ври! Ври!
– Товарищи, вы его не поняли, – заступился кто-то за Молодцева. – Он не врет, а шутит. Чтобы развеселить нас, рассказал нам маленький анекдот.
– Это не анекдот!
– Ха-ха! А что же? Или в самом деле пчела выгоднее коровы?
– Товарищи, к порядку. Вы испугаете пчел, – продолжает Молодцев. – Слово принадлежит мне. И вот я говорю, пчела выгоднее коровы. Тише! Тише! Посмеялись, и довольно. Это не анекдот и не шутка. Это факт. Я вовсе не хочу сказать, что одна пчела выгоднее одной коровы. Вы понимаете меня слишком буквально. Я говорю, что улей выгоднее коровы и даже коня. Корова стоит двести, триста рублей, и никакая корова, сколько бы ее ни кормили, не окупит себя в год, то есть не даст в год молока на триста рублей. Только конь, и то в редких случаях, если его эксплуатировать, как эксплуатировали вас кулаки, если заставить его работать до седьмого пота, он окупит себя, но не больше. Он не даст прибыли. Что же мы видим с ульем? Улей, который стоит сто-полтораста рублей, при умелом уходе и при улучшенной породе пчел может дать меда на триста рублей, то есть не только окупит себя, но и даст еще сто процентов прибыли. Согласитесь сами, что пчеловодство – одна из самых выгодных статей нашего хозяйства. Значит ли это, что мы должны забросить остальные отрасли нашего хозяйства, забросить наших коров, свиней, кур и заняться одним пчеловодством? Это было бы абсурдом. Но мы должны, не бросая, а улучшая другие отрасли, обратить сугубое внимание всего колхоза на пчел. Очень возможно, что некоторые из вас обвинят меня в делячестве, в том, что я забочусь только о собственной выгоде, выгоде нашего колхоза, и не беру во внимание интересы хозяйства всей страны. Нужно ли нашей стране пчеловодство? Нужно. Уверен, что при широком внимании колхозников и советской общественности мы сможем развить пчеловодство в сравнительно короткое время. Теперь, как я мыслю улучшение породы пчел? А вот как… но прежде о недостатках нашей пчелы и о достоинствах кавказской, которой я и предлагаю заменить нашу. Вам всем хорошо известно, что пчела добывает нектар, из которого и получается мед, при помощи хоботка. Чем длиннее хоботок пчелы, тем больше меду она им достанет. Нужно сказать прямо: хоботок наших пчел очень мал. Хоботок кавказской пчелы значительно длиннее. И кавказская пчела дает меду в два раза больше, чем наша. Мое предложение сводится к следующему: заменить наших пчел кавказской породой. Для этого нужно заменить только маток. Средства у нас имеются. В крайнем случае можно будет взять кредит. Дело только в нас. Высказывайтесь.
– Дай-ка мне, – берет слово Жеребцов, – я против. Не доверяю пчеле. Кавказская или не кавказская. Очередное увлечение товарища Молодцева, и вот та корова, которая была вчера коровой и давала столько-то молока, сегодня уже не корова, а черт знает что, хуже пчелы. Откуда взял товарищ Молодцев, что пчеловодство выгоднее всего, где вычитал про эту кавказскую пчелу, известно одному Молодцеву. Где же корень этой пчелы? А корень ее вот где. Задумал товарищ Молодцев улучшить породу рогатого скота. Правильно. Поднял на ноги весь колхоз, не давал всем спать. Агитировал. Уговаривал. «Только с улучшением нашего скота мы сможем поднять наше хозяйство». Улучшим скот единоличников и тем вовлечем их в колхоз. И вот собираются средства и покупается племенной бык. И этим все ограничивается. Бык стоит день. Стоит два. Стоит неделю. Аккуратно ест. Аккуратно пьет. И этим ограничивается деятельность быка. Хорошо. Посылают быка на пастбище. Ходит бык с нашими коровами, ходит, прогуливается, аккуратно ест, аккуратно пьет. И этим ограничивается деятельность быка. Ест и пьет, и только. А нет того, чтобы этот бык позаботился об улучшении потомства. Потому что этот бык ведет монашеский образ жизни. Ест и пьет – и только. И нет у этого быка никакого интереса к коровам. Он не смотрит на них, не говоря уже о другом. Ест, пьет, и только. Хорошо. Стали задумываться наши колхозники, стали наблюдать за быком, стали печалиться, ночи не спать, думать. И думают они, отчего бычок не глядит на коров, ест, пьет, и только. И пришли к выводу: отдыхает. Устал. Должно быть, до нас много поработал. Вот и набирается сил. Ждут день, другой. Проходит неделя, другая, прошел месяц. А бык аккуратно ест, аккуратно пьет, и этим ограничивается деятельность быка. Отчего бы так, думают наши колхозники, бык с виду как бык, обыкновенный бычок. Подрос. И знака кастрации не заметно. Стало быть, не кастрированный. Отчего же он только ест и пьет и не исполняет свои обязанности? Думают, думают. Делать нечего, приходят к одному выводу – болен. Едут за ветеринаром. И пока едут, бык аккуратно пьет и вдруг подыхает. Аккуратной такой смертью, без крика, без шума, без всего. Приезжает ветеринар, посмотрел на мертвого бычка и говорит: «Да он у вас давно болен. Что же вы раньше ко мне не обратились?» Стало быть, давно, решили колхозники, а купили его недавно. Кто же его купил? А купил его товарищ Молодцев. Стало быть, пропали наши колхозные денежки. Пропали, и черт с ними. Не в деньгах дело и не в быке. И не за то мы обвиняем товарища Молодцева, что бык издох и что он купил его. Мы обвиняем его в том, что он часто увлекается и, не докончив одного дела, принимается за другое. И что же, не прошло и часа со смерти этого злополучного быка, не успели его похоронить, как М