неимоверно захотелось жить, жить, жить в этом мире, любить его, верить ему.
Ликование Отличника было так велико, что даже когда он, спускаясь по стремянке с чердака, увидел на лестничной клетке сидевшего и курившего Рината Ботова, ни одно дурное воспоминание не шевельнулось в груди. Отличник ссыпался по лестницам и побежал в двести четырнадцатую комнату.
Здесь спали Леля и Ванька. Леля лежала на кровати Игоря, закутавшись с головой, и Отличник даже не сразу понял, что это она. Его кровать была заправлена с чисто женским изяществом. Отличник ничуть не хотел спать, был бодр и свеж, энергия переполняла его. Стараясь не звенеть, Отличник собрал со стола грязную посуду и с удовольствием вымыл ее. Потом он ногой с хрустом умял мусор в ведре и решил слетать до помойки.
Общага просыпалась, когда он шел по коридорам. За дверями трещали будильники, шлепали босые ноги, звякали чайники. В блоках шумели краны, и там умывались, фыркали и охали. Отличник спустился в вестибюль и вежливо поздоровался с бабкой Юлькой на вахте. Бабка Юлька только что заступила на дежурство и зевала.
Мусорные контейнеры стояли в дальнем углу асфальтовой площадки за углом. Площадку по диагонали надвое разделяла ровная линия тени от общаги. Под стеной была серебристая синева, дальше – серебристое сияние. Отличник яростно вывалил мусор в ящик и еще поколотил кулаком в донышко ведра. Когда он развернулся и пошел обратно, диагональ тени на асфальте была пересечена вертикальным силуэтом. Улыбаясь и жмурясь, Отличник поднял голову, чтобы рассмотреть, кто это стоит на крыше. В тот же момент девочка, к которой ночью ломился Ринат – а на крыше была именно она, – сделала шаг через парапет и полетела вниз.
И Отличник взмахнул руками, выпустив ведро, которое с грохотом покатилось по асфальту. Тело Отличника изогнулось, словно пыталось избежать страшного удара, словно Отличник хотел поймать эту девочку и бережно поставить на ноги. Но она летела вниз, а окна общаги летели вверх мимо нее. И Отличник успел представить, как дугой качнулся ее позвоночник, когда она сделала свой шаг. И в маленькой дуге, которую описала ее голова, уходя за грань крыши в невесомость, и в огромной дуге, что описал ее взгляд, уже были все дуги мироздания – меридианы, мосты, радуги, Млечные Пути. Но она все равно летела вниз, слишком поздно почувствовав, что сейчас начнется смерть, и желтые, как вечность, кирпичи общажной стены ручьем струились в зенит. Тогда от страха она скорчилась в воздухе, закрыв лицо руками, но все равно, пусть даже ничком и молча, молча, молча, все равно падала, пока асфальт, разрастающийся под ней, не распростерся во всю вселенную и она, как живой метеорит, не ударила в него своим телом.
Она была одета в какую-то легкую блузку и юбку, на ногах – полосатые носки и тапочки, в волосах – заколка. Воздух растрепал ее блузку, сбил набок юбочку, сорвал одну тапку, дыбом поднял волосы. Она упала все в той же позе – с закрытым руками лицом, ничком, чуть подогнув колени. Она ударилась об асфальт, и нижняя половина тела, выгнувшись в талии, подлетела обратно вверх и снова упала, а верхняя – голова, плечи, руки, грудь – словно приклеилась к асфальту и не вздрогнула. Девочка осталась лежать рядом с двумя мокрыми следами от автомобильных колес под высокой стеной общаги.
Отличник постоял, мигая, открывая и закрывая рот, и медленно, как сквозь воду, двинулся к ней. При каждом шаге земля словно бы проваливалась под его ногами. Качаясь, он приблизился и опустился на колени. Глаза девочки были закрыты, губы сомкнуты, волосы облепили лоб и щеки. Голова, как крутое яйцо, упавшее со стола на пол, казалась плоской с той стороны, какой лежала на асфальте. Вокруг пестрели черные капельки. С правой стороны лба к правому виску бежала алая трещинка. Руки и ноги выглядели совершенно целыми, они были живые, незагорелые, свежие, теплые. Юбка задралась, обнажив ляжки и чистые белые трусики. Ноги были подогнуты так естественно, словно девочка лежала в своей постели.
Отличник трясущейся рукой коснулся ее мягкого плеча, будто хотел разбудить, но боялся этого. И вдруг веки девочки поползли вверх, оголяя пустые глазные яблоки, губы расклеились, и вместе с кровью с них сорвался кусочек зуба.
– М-мама… – прошептала девочка.
Часть вторая
Место самоубийства быстро обступила полуодетая толпа. На балконах до самого девятого этажа стояли зрители – девушки в запахнутых халатах поверх ночнушек, голые по пояс парни. Везде открывались окна, из них высовывались обнаженные плечи и лохматые головы. Взглянув, полуодетые люди из толпы уходили, чтобы через три минуты вернуться одетыми, и толпа постепенно обрастала одеждой. Гапонов в майке и трико суетился вокруг девочки. Он встал на колени, взглянул в ее открытые глаза без зрачков, поднес палец ко рту, желая, видимо, почувствовать дыхание. Возле головы девочки уже натекло много крови, такой яркой в это яркое утро, и два тонких ручейка хищно потянулись к ногам толпы от волос девочки, словно тени дьявольских рожек. Гапонов вскочил и, матерясь, стал расталкивать людей, освобождая пространство вокруг тела.
– Не подходи, лядь, разодись! – орал он. – До ментовки трогать нельзя! Отоди на два метра, блин, сказал же! Отоди, козел!..
Отличник тупо стоял в толпе, и тут Гапонов его увидел.
– Ты свидетель? – сразу спросил он.
– Чего? – с внезапной жуткой злобой вдруг ощерился Отличник.
– Как она прыгнула, – не замечая злобы, пояснил Гапонов.
– Я, – глухо сказал Отличник.
– Сама она или столкнули?
– Сама, – тщательно выговорил Отличник.
– Значит, самоубисво, – быстро сделал вывод Гапонов.
– Она хоть жива?.. – спрашивали из толпы.
– Помрет сечас! – яростно крикнул Гапонов. В чистом, просторном небе лучился солнечный свет, сиял по всей земле. Стояли дома. Проезжали машины. На остановке разгружался троллейбус. В липе чирикали воробьи. Толпа вполголоса гомонила, и Отличник слушал ее шум, не оглядываясь на говорящих.
«Что случилось?» – «Девчонка разбилась». – «Убили?..» – «Говорят, сама». – «Откуда?» – «Говорят, с крыши…» – «Девятый этаж…» – «Господи!» – «Все, покойница…» – «Вроде жива еще». – «Глаза хоть бы закрыли…» – «А чего лежит-то?..» – «Простыню надо…» – «Сказали, дышит еще». – «В сознании?..» – «Мамочка, она же с нашего курса!..» – «Убили?!» – «Нет, я ее не знала». – «С девятого этажа – это все, конец». – «Крови-то сколько…» – «Чего не поднимают?» – «Кто-то видел, как?..» – «Вроде кто-то видел…» – «„Скорую“ ждут, что ли?..» – «А позвонили?» –
«Она на третьем этаже жила…» – «С третьего этажа так разбилась?..» – «У нас в доме в прошлом году мужик с пятого этажа упал, и ни фига». – «Сама, что ли?..» – «Ментовка сейчас приедет». – «А как звали-то ее?» – «Вроде дышит еще…» – «Все равно умрет». – «Убиться и с первого этажа можно…» – «Господи, какая дурочка!..» – «Из-за чего она?» – «В этой общаге уже который случай…» – «А родители-то как?..» – «Боже мой!» – «Димка, я не могу смотреть…» – «Хоть бы юбку задернули…» – «Молоденькая еще…» – «Она из нашей общаги, да?» – «Если сама, было, значит, из-за чего…» – «Ментовку ждут, не велели трогать». – «Осторожно, по ногам как по асфальту!..» – «Давно это было-то?» – «Не знаю, что с родителями будет…»
Кто-то плакал в толпе. Отличника задели за локоть, и он оглянулся. Рядом стоял красный, страшный Ванька, а с ним – бледная Нелли в туго затянутом на поясе халате.
«Кто нашел-то?..» – «Да она еще живая!..» – «Хоть поднять бы, на койку…» – «И живем не по-людски, и дохнем так же…» – «Несчастная любовь, возраст такой…» – «Дурочка, боже мой, какая дурочка!» – «Давно ментов-то ждут?» – «Не подходите, нельзя!» – «Вдребезги вся…» – «Родители с ума сойдут…» – «Она с первого курса, я ее видел». – «Зачем тут „скорая“? Тут уже в морг надо». – «А глаза-то закатились…» – «С девятого этажа? Из окна, что ли? С балкона? С крыши?» – «Общага вонючая…» – «Да ведь это не просто – так сделать-то…» – «Я на вступительных с ней за одной партой сидела…» – «Ребята, а почему она?..» – «Холодно тут».
– Отличник, – услышал Отличник шепот Нелли.
«Нельзя же так, в конце концов… О других думать надо… Мать есть, отец…» – «Умерла уже вроде…» – «Чего не едут-то?»
– Ты так не делай никогда, – попросила Нелли. Отличник не ответил. Сзади протолкался Игорь и остановился, глядя на девочку и приобняв Нелли за плечи.
«Жить бы да жить еще…» – «Не могу я понять этих самоубийц…» – «Да почему она?..» – «Вот так все будут стоять и пялиться, как мы сейчас…» – «Тошнит меня от крови…» – «Ничего, симпатичная была».
Игорь вдруг шагнул вперед.
– Не трогай! – кинулся к нему Гапонов, но Игорь уже нагнулся над телом девочки и одернул на ней юбку, закрывая трусики.
«Хоть один умный человек…» – «Гапону бы рыло разбить…» – «Чего не едут так долго?» – «Еще жива до сих пор?..» – «Все равно не спасти…» – «Родители повесятся…» – «Тысячу раз ее видел, а знать бы…» – «Не стоило из-за любви…» – «Жизнь такая достала, вот и прыгнула…» – «Нет, я так не смогу…» – «В кровь не наступи, дура». – «Уж скорей бы ее убирали…» – «Ладно, пошли». – «Там Ринат Ботов вход на крышу стережет, говорит, чтобы следы не затоптали…» – «На фиг ему следы?» – «Что одна была… Что никто ее не толкал…» – «Умереть тоже уметь надо… Не так же, честное слово!» – «Да убили ее! По пьяни изнасиловали – и в окно!» – «Пора, Ленка, время уже, опоздаем…» – «Как в цирке…» – «Интересно, что она думала в тот момент?..» – «А ведь час назад жива была…»
Отличник почувствовал, как Нелли взяла его ладонь в свои руки, и снова оглянулся. Нелли расширенными глазами смотрела куда-то вверх, на общагу. Отличник тоже поднял голову, увидел лица в раскрытых окнах, людей на балконах, среди которых мелькнула Леля, и стену из желтого, как вечность, кирпича.
– Общага-на-Крови, – тихо и внятно произнесла Нелли.
Отличник медленно подошел к двери своей комнаты и вдруг понял, что он не может сейчас зайти туда, не может разговаривать с Игорем или Ванькой. Он постоял, тяжело шевеля мыслями, развернулся и постучал в дверь двести двенадцатой.