Общага-на-Крови — страница 2 из 41

– Отличник, – велела она, – скажи честно: ты меня любишь?

– Конечно люблю, – серьезно ответил Отличник.

– А как я могу узнать, правда ли это?

– Поверить, – подумав, сказал Отличник.

– Нет… – недоверчиво сказала Нелли. – Таких уже не бывает.

– Он же есть, – улыбнувшись, возразила Леля.

– А кого ты больше любишь, меня или Лельку?

– Это глупый вопрос, Неля.

– Давай поженимся, а? – внезапно предложила Нелли.

– Мы и так всегда будем вместе, – уверенно возразил Отличник.

– Нет. Всего-то через год и я, и эта корова, и Симаков с Каминским получим дипломы и разъедемся, а ты будешь учиться здесь еще три года.

– Но вы будете ездить в гости ко мне, а я – к вам.

– Чепуха. Мы все забудем друг друга. А так я буду тебя любить и дальше.

– А как же Игорь, Неломка? – ехидно спросила Леля.

– С ним я буду изменять Отличнику.

– Может, Нелечка, тогда лучше выйти замуж за Игоря и изменять ему с Отличником?

– Нет, – поразмыслив, не согласилась Нелли. – Отличник на такое не пойдет.

– Неля, ты бы сменила тему, – предложил Отличник.

Нелли закрыла ему рот ладонью.

– Отличник! – официально заявила она. – Заткнись и слушай. Я – женщина, которая старше и умнее тебя во много раз. Я буду учить тебя жить, чтобы ты не погиб. А ты будешь делать все, как я скажу.

– Нам, Нелечка, нельзя учить Отличника, – возразила Леля. – Мы развращенные, а он чистый.

– Ну… Леля… – весь поджался и скривился Отличник.

Нелли захохотала, схватила Отличника за щеки и поцеловала.

– Скажи, Отличник, – весело предложила она, – ты что, и вправду веришь, что мы хорошие?

– Дура ты, Караванова! – яростно стирая помаду, сказал красный Отличник. – Убирайся давай с моих колен!..

– Ну чего в нас хорошего? – допытывалась Нелли.

– Отстань!

– Я знаю: ты понимаешь, что каждому из нас кажется, будто в нем есть что-то хорошее и важное для всех. Но неужели ты веришь, что так на самом деле?

– Знаешь, как ты мне надоела? – с досадой сказал Отличник. – Шла бы поскорей на свою консультацию, а то опять выгонят за опоздание.

– А может, и вправду есть?.. – робко предположила Леля.

– Просто он один в это верит, вот ты в него и влюбилась.

– Ну какая же ты противная, Нелечка!.. – сконфузилась Леля.

– Тс-с-с!.. Тихо! – вдруг шепотом закричал Отличник. – Тихо вы!.. Кажется, Ботва пришла!

Все разом замолчали. В блоке кто-то стучал в чью-то дверь. Леля потихоньку приоткрыла свою дверь и глянула в щелку.

– Ботова к вам… – оглянувшись, прошептала она Отличнику.


Ольга Васильевна Ботова была комендантом общежития. Кличка у нее была Ботва. Маленькая, толстая, дряблая, с близко поставленными глазами, неизменно одетая в синий тренировочный костюм, она и вправду чем-то напоминала ботву – завядшую, бесформенной кучей выброшенную за ненужностью.

Уверенным шагом она вошла в блок и забарабанила в дверь двести четырнадцатой комнаты, где жили Отличник, Игорь и Ванька.

В блоке было четыре комнаты, объединенные узким П-образным коридорчиком. Здесь находились умывалка и туалет. Стены были покрашены глухо-сизой, пластилиновой краской. Они словно бы покрылись гусиной кожей от того, что краска была с мусором и плохо размешана. Дурно оструганные косяки словно зудели махрами задравшейся, нерасчесанной древесины. Пол покрывала желто-оранжевая банная плитка.

Постучав, Ботова сразу открыла дверь и вошла.

– … и еще спите! – донесся до двести двенадцатой ее громкий голос. – Ну-ка давайте вставайте! Все уже на занятиях!

– Доброе утро, Ольга Васильевна, – едва слышно Отличнику ответил Игорь. – У нас ведь сессия, свободный день…

– Знаю я ваш свободный день!.. Почему у вас в комнате электрочайник? Запрещается ведь держать электроприборы в комнате!

– Электрочайником, Ольга Васильевна, крайне затруднительно сжечь кирпичное здание.

– Ну, не знаю, не знаю, Игорек… Симаков, ну-ка подъем!

Ответа Ваньки слышно не было. Если даже он и проснулся, то все равно притворялся спящим.

– Симаков! Из пушки не разбудить засранца… Ну ничего, он мне еще поклонится в ножки. Бегаешь тут за ним, как не знаю за кем, по-хорошему относишься… «Не буду, Ольга Васильевна, больше не повторится!» Вам веришь, а вы мне подлите!

– А что он опять натворил, Ольга Васильевна?

– Ну, что-что… До пяти утра спать не давал, орал матерные песни на черной лестнице, в двери чужие, паразит, ломился, бутылки из окна кидал. Еще неизвестно, кто на вашем этаже балконную дверь разбил – тоже он, наверное. Где он пил-то вчера? С тобой? Или с этими вашими девками из двести двенадцатой?

– Нет, Ольга Васильевна. И мы, и девушки вчера рано спать легли. Да и Иван вроде бы часа в два пришел.

– Уж ты бы мне не врал, Игорек, дружка своего не покрывал бы. Мне ведь про него уже все рассказали. Ты так ему и передай, что завтра у нас студсовет и будем ставить вопрос о выселении Симакова из общежития. Чтобы в семь часов вся комната ваша в читалке была. Я, Игорек, тебя лично попрошу, чтобы ты привел Симакова. А сегодня пускай он под окном стекло от бутылок подметает.

– Помилосердствуйте, Ольга Васильевна! – взмолился Игорь. – Вы же доброй души человек! Не выгоняйте его, я лично за ним следить буду! А сессия скоро закончится, и он уедет на практику!

– Добрая-то я добрая, Игорек, но на все добра не хватит. Сколько его терпеть можно? Раз ему сказали, два, три – ничего не понимает! Ну и пусть катится, такие нам не нужны! Вы за него уже сколько раз заступались? И до сих пор не поняли, какое это говно? Хватит, выгоним, и без права поселения на будущий год. Пусть тогда где хочет, там и живет – на вокзале, на помойке, меня это не касается. И все, больше не уговаривай меня.

Ботова подумала.

– Да, вот еще, – вспомнила она. – Ты, Игорек, сейчас, как встанешь, ничем не занят?

– Учиться буду.

– Ну… Тогда ты приди ко мне, поможешь мне замок на чердак навесить, а то плотника сегодня нет и Ринат на работе. Там только петлю починить надо. Придешь?

– Конечно, обязательно приду. Только зря вы, Ольга Ва…

– Все-все, ничего не слышу! – перебила она. – Я уже ухожу!

Подслушивавшая Леля проворно закрыла дверь. По блоку прошлепали тапки Ботвы.

– Сука, – сказала Нелли.

– Ну как так можно?.. – страдальчески спросила Леля.

Нелли встала, взяла массажную щетку и, глядя в зеркало на стене, начала причесываться. Потом бросила щетку на кровать и выдвинула ногой из-под шкафа босоножки.

– Ладно, – холодно сказала она. – Пойду я на консультацию, а то и вправду опоздаю.


– Разозлилась, – печально пояснила Леля, когда Нелли вышла. – Она думает, что Ботва любит Игоря, и ей неприятно, что Игорь будет с ней общаться.

– Мне кажется, что комендантша и действительно того… – Отличник неуверенно замолчал, ожидающе глядя на Лелю.

– Всем так кажется. – Леля отломила кусочек коржика. – Игорь говорит, что она еще с первого курса его домогается. Вообще говорят, что она тут чуть ли не с половиной парней перетрахалась.

– А Ванька что? – перевел разговор Отличник. – Выгонят его?

– Да вряд ли, конечно. – Леля достала ложку из стакана и начала обводить ею квадраты на клеенке, покрывающей стол. – Игорь за него заступится, да и Ваня ведь дружит с Ринатом, мужем Ботовой, и с Гапоновым… Если кого-то выселяют, то в конечном счете решает студсовет, а не комендантша, а Гапонов – председатель студсовета. Да и кого выселяют на сессии? Все равно все скоро разъедутся на практику.

– Почему же ты такая грустная стала, Леля?

– Просто не люблю всего этого… Ване придется с этими ублюдками связываться – с Гапоновым, с Ринатом, Игорю – с Ботвой, Нелечка будет злиться… Да и вообще… Страшно, когда тебя могут вот так раз – и выбросить на улицу, а жить негде и не на что…

Отличнику стало душно. Он поднялся из-за стола и повернулся к окну. Солнце ослепило его. «Оттолкнуться коленями – и туда… – подумал он. – Чтобы не успеть поверить во все это, чтобы еще счастливым…»

Сзади подошла Леля и погладила его по затылку.

– Отличничек, – прошептала она. – Ну что ты? Все будет хорошо. Ведь нас не разлучит какая-то Ботва…

Она усадила Отличника на койку, сама села рядом и надолго замолчала.

– О чем ты думаешь? – наконец спросил Отличник.

– Я хочу понять, почему Ванька пьянствует, – медленно сказала Леля. – Мне кажется, это ему и удовольствия-то большого не доставляет… Меня пугает, что он, когда пьяный, всех будить бросается, кричит, в двери ломится, даже к чужим.

– Он нас с Игорем всегда поднимает, когда пьяный приходит, – подтвердил Отличник. – Просит, чтобы мы дежурили, потому что боится во сне проблеваться и задохнуться.

– Сколько я с ним ни пила, его никогда не тошнило, – заметила Леля. – И мне страшно, Отличничек, когда он пьяный… Он сам не знает, куда злость свою девать, и бегает, всех будит, буянит или еще дальше напивается. И страшно, и жалко его, ты не представляешь, как жалко. – Леля глядела в глаза Отличнику. – Ведь он совсем не злой, просто ни капельки. Он мягкий, добрый, веселый, умный. Умные ведь не бывают злыми – только жестокими.

– Почему же тогда он злой?

– Мне кажется, что это не злость, а отчаяние. Он от отчаяния кажется злым. И гудит от отчаяния.

– А откуда у него это отчаяние? Леля пожала плечами.

– Мне кажется, что ему просто страшно быть наедине с собой. Мучает его что-то… – Она отвела взгляд от Отличника. – Он вечно выделывается и выдает себя за другого. Раньше он в приличной компании пил – с нами, с Игорем, со Стрельченками, с Мишей Беловым, с Бумагиным, и все было нормально. А с третьего курса начал бухать с какими-то идиотами типа Гапонова, Рината или Геперозова – вот тогда и пошел буянить. А почему? Что случилось?

– И ты считаешь, что это оттого, что он себя боится?

– Что-то и страшное, и жалкое у него на душе, и он боится думать об этом, изгоняет все мысли. Но что с ним может быть? Это, понимаешь, не чего-то там плохое, ужасное, вроде как он зарезал кого, а, наоборот, что-то хорошее, чистое, что у него отняли…