– Стрельченко, я остаюсь!.. – крикнула Леля, направляясь к Отличнику.
Она тяжело рухнула рядом, молча обняла его и поцеловала мокрыми губами в ухо.
– А мы с вечера пьем, – сказала она. – Я уже такая косая…
– Я, между прочим, учусь, – холодно заметил Отличник.
– Фу, Отличничек. – Леля надула губы. – Ты как в семьсот десятой жить начал, так сразу таким занудой стал…
– Ну, я ведь не держу тебя… – Отличник пожал плечами.
– Ладно-ладно, – примирительно прошептала Леля, прижимаясь к нему большой, мягкой грудью и поглаживая по щеке. – В последнее время все так изменилось… Нам ведь раньше вместе было хорошо?
– Очень, – согласился Отличник.
– А пойдем ко мне, – предложила Леля. – Там у Стрельченко еще винище осталось, мы его выпьем, и нам опять будет хорошо.
– Ты же знаешь, что я не пойду. – Отличник усмехнулся. – А почему ты у Стрельченко живешь? Ты ведь жила у Лены Медведевой.
– Там Ванечка набедокурил, я и ушла. Стыдно.
– Тебе, Леля, все на свете стыдно, – печально сказал Отличник.
– Дура я, – согласилась Леля.
– Ну почему же дура? Нет, ты хорошая.
– А надо быть плохой, – убежденно сказала Леля.
– Почему? – удивился Отличник.
– Эх ты, почемучка… – Леля поцеловала его снова, и Отличник почувствовал прикосновение ее легких, как крылья бабочки, ресниц. – Я всегда думала: почему мне стыдно? Потому что ничего понять не могу, потому что я маленькая и гадкая? Так ведь понять все никто не может, разве что гений какой… А я ведь не гений, но за его работу хваталась. Вот и стыдно, что не на свое место лезла. Ведь на самом деле я просто лягушка и мне там быть положено, куда меня загоняют. А я считала, что это слишком низко, не по рангу… Поэтому я так устала, Отличничек, поэтому меня никто не любит.
– Ванька тебя любит…
– Он бутылку да себя любимого любит, а на остальное плюет.
– Зачем так жестоко?
– Ну а что он мне даст? Разве он сделает меня лучше?
– Кто ж тебя сделает, кроме тебя самой?
– Ты-ы… – пропела Леля.
– Ну-у, Леля, это опять старые песни.
– Ты меня не любишь, – быстро сказала Леля.
– Я же говорил, что люблю.
– Это не так говорят. Наверное, это вообще не говорят. Без слов бывает видно… Вот ты бы смог простить меня за все-все?
– Наверное, да, – подумав, сказал Отличник. – Да. Я тебя за душу твою люблю, а поступки ведь не только от нее зависят. А даже если только от нее, не всегда добро получается.
– Но как же жить тогда?
– Прощать. – Отличник пожал плечами. – А что еще можно придумать? Если не прощать, так надо выставить в окно пулемет и строчить без разбору. Или с крыши спрыгнуть.
– Нет, – Леля покачала головой, – я не спрыгну. Для этого я слишком люблю шоколадные конфеты. Ну а если я сделаю что-нибудь очень-очень гадкое, ты сможешь меня простить?
– Мне, честно говоря, не верится, что ты можешь сделать что-нибудь в этом роде, – улыбнулся Отличник. – Но я бы попытался простить. Быть может, у меня и не получилось бы, но я бы попытался.
– Ну, тогда пойдем к Стрельченко в комнату.
– Зачем?
– Переспим.
– А я не хочу, Леля, – помолчав, тяжело сказал Отличник.
– А я хочу. Сделай это ради меня.
– Но ведь от этого ни тепло, ни холодно. Что тебе это даст? В наших отношениях это ничего не изменит.
– Я знаю, что не изменит. Но это нужно для меня, понимаешь, лично для меня. Вовсе не для тебя.
– Прости, Лелечка, но я все-таки тебя не понимаю…
– Ну и что. Ты поверь, что мне это надо. Если ты не можешь поверить, то как же ты сможешь простить?
– Но зачем это тебе?..
– Я не хочу быть маленькой и гадкой.
– Я даже не знаю, что делать… – Отличник совсем растерялся. – Ты все это серьезно, Лелечка?
– А разве с крыши в шутку прыгают?
Отличник долго молчал, размышляя. Леля сильно растревожила его. Он испугался за свою любовь к Серафиме – вынесет ли она такое испытание? Сможет ли он промолчать? Сможет ли рассказать Серафиме все? Сможет ли жить дальше с таким грузом на совести? И сможет ли Серафима простить его?
Но с другой стороны, Отличник боялся и за Лелю. Что у нее на уме? Что с ней происходит? Если она и вправду любит его, то ему, наверное, нужно выполнить ее просьбу. Он сейчас не судья. Он ничего не понимает в этих делах. Он полюбил по-настоящему в первый раз и вообще еще ни разу не спал с женщиной – черт их разберет, что с ними после этого делается?
– Только ты мне не ври, Леля, – с болью и даже с ненавистью сказал он. – Я тебе верю. Если тебе очень это надо, то пусть будет.
Леля сидела молча и неподвижно, потом опустила голову и беззвучно заплакала. Отличник смотрел на нее, но не утешал, даже не прикасался к ней. Леля плакала, но не навзрыд, как тогда, после самоубийства, не облегчая душу, а, наоборот, словно сдерживая ее для чего-то, словно в предчувствии.
– Ты меня прости, – утираясь обеими руками, вдруг глухо и решительно сказала она. – Я поняла, что ты сможешь простить меня… И еще я поняла, что я и вправду тварь.
Она вскочила и почти побежала к выходу. Отличник остолбенел. Только через минуту он понял, почему Леля так неожиданно сбежала, ничего не объяснив: в окошко читалки со смехом и криками полезла компания Вадика Стрельченко, которую Леля заметила издалека.
Серафима сдала какой-то экзамен и на ночь уехала к подружке. Прознав об этом, Игорь напросился к Отличнику ночевать. Отличник был рад и ждал его до темноты, но Игорь не явился. Тогда Отличник плюнул и лег спать, но едва он заснул, Игорь пришел. Несмотря на все усилия, поднять Отличника он не смог и с горя сам полез в постель. Он долго ворочался и все же заговорил:
– Как, Отличник, непривычно спать в той кроватке?
– Я всегда сплю в этой кроватке, – сонно ответил Отличник.
– А, значит, Фимочка к тебе приходит?
– Не приходит. Ты же мне так и не дал урока…
– Мой юный друг, нельзя же во всем полагаться на старших! Ведь впоследствии ты можешь начать страдать от укусов на локтях.
– Ну и что, – односложно отвечал дремлющий Отличник.
– А почему, собственно, будь так любезен меня просветить, ты держишь себя в такой изуверской строгости?
– Нету у меня твоей хватки в этом деле, вот и держу…
– Кажется, в твоей реплике содержится упрек?
– Ничего в ней не содержится…
– Тогда я искренне сожалею о тебе. Секс с красивой и любимой девушкой – это божественно!
– Возможно… Только я не обожествляю секс.
– Напрасно, мой юный друг. В последние дни я часто погружался в размышления над этим предметом и заключил, что я, оказывается, действительно обожествляю его.
– Мне все равно не понять…
– Отчего же не понять? Я ведь имею в виду не технику и оттенки наслаждения, а, так сказать, философию.
– Ну и в чем она?
– Я, как человек, в душе стремящийся к добру и свободе, но не имеющий достаточной мудрости, чтобы обрести их внутри себя и тем удовлетвориться, а также обремененный гедонистическим сложением своей натуры, склонен считать секс единственным верным способом достижения людьми вышеупомянутых добра и свободы, то есть так называемого счастья. Секс ясен как божий день и не отягощен побочными эффектами. Пользуясь им, счастья может добиться каждый, не причиняя вреда окружающим.
– Например, изнасиловать…
– Фу, гадкий мальчишка. Мы с тобой не договорились о терминах. Секс – это взаимоотношения при наличии желания и доброй воли у обоих партнеров. Если хотя бы у одной стороны нет желания, то это не секс, а разврат. А если нет доброй воли, то это насилие.
– Ну, понятно… – вяло сказал Отличник говорливому Игорю.
– Так вот, секс приносит радость, доставляет удовольствие, укрепляет физически и психически. Для него не существует рас, национальностей, религий, идеологий, границ, профессий, титулов и состояний. Он делает человека самим собой, и в нем человек бывает таким, каким он будет разве что перед лицом бога на Страшном суде. То есть секс приближает человека к истине и одновременно делает счастливым без ущерба для прочих людей.
– Я думал, мир спасет любовь, а оказывается – секс…
– Напрасно иронизируете, молодой человек. Во-первых, секс и любовь при всем том, что они внешне похожи и неплохо сочетаются, вещи разные, как, например, лед и пар. Любовь – это форма отношения, и зачастую она способствует самоизоляции. Секс же – форма взаимоотношения, и он объединяет людей. Ну а во-вторых, любовь не может спасти человечество, потому что она инфернальна.
– Что значит «инфернальна»?..
– Под инфернальностью я понимаю такую двойственность явления, при которой в нем в том или ином виде присутствует зло. Секс же лишен инфернальности. Так что любовь спасти мир не может. Хотя бы потому, что она его таким и породила. Ведь даже наше общество со всей присущей ему бесчеловечностью порождено любовью.
– То есть как это?
– Ну-у, мой юный и необразованный собеседник!.. Надо читать труды классиков. Но поскольку сейчас это сделать затруднительно, то я, чрезвычайно утрируя, растолкую тебе. Человеческое стадо стало обществом, когда наши праотцы решили разобраться, кому с какой женщиной спать, чтобы дети рождались нормальные и получали в наследство мамонтовые шкуры и каменные топоры именно от тех, кто и сподобился их зачать. Стадо разработало для этого законы и стало обществом. С течением времени и накоплением барахла законы эти все разрастались, пока не включили в себя абсолютно все сферы жизни, даже проезд в общественном транспорте. Но изначальная причина их возникновения – любовь. Секс же, в свою очередь, дает человеку его истинную, природную свободу, ибо подразумевает просто удовольствие, а не рождение детей. Следовательно, он пренебрегает всеми законами, а иногда и открыто аннулирует их.
– А любовь куда – на помойку?
– Зачем так жестоко? Одно другому не мешает. Секс и любовь – это как портрет и человек, с которого этот портрет написан. Любовь – жизнь, секс – искусство.