Львов встретился с Чижевским на своем излюбленном месте — на скамейке Тверского бульвара. Они проговорили всего минут пятнадцать и расстались вполне довольные друг другом. Чижевский был удовлетворен, ЧТО Герасим Герасимович оказался именно тем самым старым волком, который и впрямь был способен оказать решающее влияние на принятие многих важных решений, в том числе и щекотливого решения, касавшегося судьбы смотрящего России. А Львову понравилось то, с каким неподдельным пиететом отзывался о нем, со слов Игнатова, этот бывший полковник ГРУ. Ну и разумеется, понравилась Герасиму Герасимовичу семизначная цифра, которую упомянул на прощание Чижевский, обмолвившись о вознаграждении лично Львову в случае благоприятного для Игнатова исхода этого дела.
Герасим Герасимович раскрыл толстенную и невероятно потрепанную записную книжку, пролистал ее, открыл на букве М и быстро нашел нужный телефон.
— Николай Николаевич? Львов Герасим Герасимович…
Они встретились в бильярдном клубе, в котором несколько месяцев назад Львов предпринял осторожную, но не удавшуюся попытку поговорить с Игнатовым о перспективах его делового сотрудничества с новыми влиятельными людьми. Тот давний разговор состоялся по прямой просьбе Меркуленко, о чем Герасим Герасимович, разумеется, ни словом тогда не обмолвился Игнатову.
— Значит, теперь он сам к нам пришел? — не в силах скрыть торжествующей улыбки, произнес Николай Николаевич.
— Ну я бы так не сказал, — поднял седые брови Львов. — Он же не в курсе того, с кем я буду о нем говорить в Москве. Он знает только то, что я имею возможность оказывать влияние на очень влиятельных людей! — Он усмехнулся своему удачному каламбуру. — На вас, Николай Николаевич.
Меркуленко добродушно рассмеялся:
— Ну уж, скажете тоже! Мы люди маленькие!
— В России большие дела всегда вершат маленькие люди, — без тени иронии заметил Герасим Герасимович, доставая из старинного серебряного портсигара тонкую сигарку. Он раскурил ее, выпустил струйку ароматного сизого дыма и продолжал: — Так вот, Игнатов оказался, мягко говоря, в глупом положении. Уж не знаю, как так получилось, но, с одной стороны, он одержал очень важную для себя победу — нашел украденный общак.
— Он успел перевести деньги из Нассау? — быстро спросил Меркуленко.
— Не знаю, — пожал плечами старик. — Мне это не известно. Но во всяком случае, я уверен, что коли Игнатов настиг вора, то без добычи он от него не ушел.
— А что вор?
— Алик Сапрыкин утонул, — просто сказал Львов, скроив скорбную гримасу. — Но продолжу про Игнатова. Итак, он сумел так или иначе вернуть воровскую казну, которую сам в свое время увел на офшорные счета, в том числе и через концерн «Госснабвооружение». Но тут официальная машина вдруг сработала как никогда эффективно, и его арестовали в Америке по ордеру Интерпола, не сегодня-завтра Игнатова депортируют в Лихтенштейн, а в тамошнем суде уже пару недель пылится запрос нашей Генеральной прокуратуры, и эти самые многострадальные и с таким трудом добытые Игнатовым средства проходят в этом запросе как «грязные деньги», заработанные на нелегальной торговле оружием, причем «грязные деньги», отмытые через банки Андорры, Нассау и Лихтенштейна. Учитывая разгоревшуюся в Западной Европе оголтелую кампанию борьбы с отмыванием денег и принимая во внимание очень детальный запрос нашей прокуратуры, можно предположить, что господину Игнатову грозит минимум двадцать лет в лихтенштейнской тюрьме. Даже если допустить, что он сможет нанять лучших в мире адвокатов и они скостят ему срок вдвое, — это все равно получается десять лет.
— Ну а нам-то что? — вяло отреагировал Меркуленко.
— Как что? — вскричал искренне изумленный Львов так, что сигарка выпала у него изо рта. — Как что? Игнатов будет десять лет торчать в лихтенштейнской одиночке — и все эти десять лет пять миллиардов долларов будут болтаться неизвестно где, перетекая с одного счета на другой по всему миру, будут работать на кого угодно, будут приносить прибыль предприятиям Игнатова, разбросанным на трех континентах, в то время как эти миллиарды могли бы работать в России!!!
Меркуленко погрузился в долгое молчание.
— Мысль интересная, — наконец выдавил он. — Мысль и в самом деле очень интересная. Над этим стоит подумать. — Он опять надолго замолчал. — А он-то согласится… поделиться?
Герасим Герасимович чуть не подпрыгнул на стуле.
— Так, милый вы мой, я-то зачем вас позвал сюда? Это же его инициатива! Он в безвыходном положении!
— В безвыходном положении? — переспросил Меркуленко и широко улыбнулся. По всему было видно, что он уже принял окончательное решение. Единственно правильное решение.
Глава 41
Владислав лежал на койке в одиночной камере и смотрел в потолок. Он снова, как и несколько лет назад, находился в американской тюрьме. Но на этот раз с ним обращались подчеркнуто вежливо. Накануне с ним встретился какой-то чиновник по фамилии Колдуэлл — то ли из ведомства генерального прокурора, то ли из суда штата Нью-Йорк — и очень доходчиво объяснил, что у американского правосудия к нему никаких претензий нет. Однако претензии, и довольно серьезные, есть у небольшого европейского государства Лихтенштейн, которое две недели назад направило в Вашингтон официальный запрос с просьбой о задержании и принудительной экстрадиции господина Игнатова Владислава Геннадьевича. Варяг тотчас предъявил паспорт на имя Сучкова Сергея Петровича, но чиновник был непреклонен: он в свою очередь достал ксерокопию документа с грифом российской Генеральной прокуратуры и продемонстрировал ее Владиславу. Бумага, подписанная генерал-майором юстиции С А. Сергеевой, уведомляла все заинтересованные органы, что находящийся в настоящий момент за пределами России и объявленный в федеральный розыск Игнатов Владислав Геннадьевич пользуется украденными документами на имя Сучкова Сергея Петровича…
«Против лома нет приема», — невесело подумал Варяг. Такую бумагу могли сварганить скорее всего с подачи Урусова. Он обратил внимание на дату: 23 сентября. Совсем недавно. Странно, почему же все-таки генерал Урусов после таких долгих проволочек решил объявить в розыск и Сучкова? Значит, что-то у него лопнуло, значит, что-то не сработало… И он решил идти ва-банк. А может быть, генерал сам погорел — после того, как они с Сержантом разметали в клочья спецбригаду, посланную им в Нью-Йорк…
Перспектива оказаться депортированным в Лихтенштейн была малоприятной, мягко говоря. С Лихтенштейном и впрямь были связаны многие финансовые операции, проводившиеся Варягом не только по линии «Госснабвооружения», но и по другим каналам. В частности, через офшорные банки Лихтенштейна он проводил деньги для своих европейских компаний. Там наверняка накопилось немало «улик» об Игнатове. И теперь его влиятельные враги в Москве решили нанести ему самый чувствительный удар… После предварительной беседы с вежливым мистером Колдуэллом Варяг уяснил, что власти Лихтенштейна действовали в полном соответствии с международными правовыми нормами и уставом Интерпола и что суд над господином Игнатовым — Сучковым состоится, скорее всего, именно в Лихтенштейне и там ему светит от пятнадцати до двадцати лет.
Положение было крайне серьезным. Серьезнее некуда… Поэтому, воспользовавшись священным в США правом одного телефонного звонка после ареста, Варяг позвонил не своему нью-йоркскому адвокату Джерому Вайлю, а Николаю Валерьяновичу Чижевскому, потому что понял: если кто-то и сможет вырвать его из объятий американского… вернее, лихтенштейнского правосудия, так это люди в Москве — и далеко не адвокаты…
Международный разговор длился положенные две минуты, и за эти короткие минуты Варяг успел сказать главное — Чижевскому надо связаться с Герасимом Герасимовичем Львовым и в беседе с глазу на глаз сказать ему, что он, Владислав Игнатов, согласен сделать то, что Герасим Герасимович как-то весной за бильярдом уже предлагал ему сделать…
И вот теперь он лежал на американских нарах и считал минуты и часы, дожидаясь ответного звонка из Москвы. Времени было очень мало. Суд состоялся вчера, длился всего полчаса, и судья автоматом вынес приговор об экстрадиции. Адвокат Джером Вайль посоветовал Владиславу не вступать с судьей ни в какие дискуссии, потому что убедить в чем-либо американских судей невозможно, тем более что речь шла о чисто техническом решении — об экстрадиции российского гражданина по запросу российских же органов правосудия.
Ожидая завтрашнего путешествия в Лихтенштейн, Варяг молил госпожу удачу о милосердии. Больше всего его мучила мысль о том, что после долгой и кровавой, но все же успешно завершившейся охоты за похитителем обща-ка его ожидает страшный финал. Сколько раз за эти несколько недель он уходил от беды, играя в кошки-мышки с судьбой, но она мстила ему жестоко и больно, отняв у него несчастную Лену, причинив ужасные страдания беззащитному дорогому существу, дочке Лизе. Но он победил и на этот раз — неужели все его усилия, терзания и потери оказались напрасны? От пятнадцати до двадцати лет в тюрьме… Самые уважаемые российские законные воры так и сидели — по двадцать, по тридцать лет… Он лично встречал таких, как, например, Заки Зайдулла по кличке Мулла, с которым познакомился в Североуральской колонии у Александра Беспалого и который оттянул без малого шесть десятилетий за решеткой. Сев впервые в девятнадцать, Мулла так и провел всю свою длинную жизнь на зонах, там снискав почет и уважение зеков. Но удел Муллы отнюдь не мог устроить Варяга. Все-таки сейчас времена коренным образом изменились. И коронованные воры завоевывают себе славу не большими тюремными сроками, а большими делами. Ни в американской, ни в российской, ни тем более в лихтенштейнской тюрьме Варяг сидеть не был намерен. Ни двадцать лет, ни даже года.
Громыхнул замок, и показавшийся в дверях тучный негр-охранник просипел: «Вас к телефону, мистер». Варяг пружинисто поднялся с койки и поспешил следом за охранником. Они прошли несколько отсеков и вышли в центральный коридор. В конце коридора, под лестницей, стоял столик с заветным телефоном. То, что его подозвали не к телефону-автомату, обрадовало Варяга. Значит, звонок не местный, от Вайля, а международный. И это действительно был Чижевский.