Глава 13. Конец — делу…
Человеческая армия строилась в боевые порядки. Дараг наблюдал за этим действом достаточно равнодушно. На поле царил обычный для хруртов бардак. С точки зрения гнома, люди были весьма взбалмошным и неорганизованным народом. За последние дни он много раз видел подтверждения этому. Вот и сейчас несколько сотен бойцов терпеливо дожидались, пока их командиры — высокомерный граф и имперский легат — решат, кто же займет удобный склон во второй линии. На самом деле, особой роли высота не играла, ибо Токигор выбрал на бой наступательную тактику. Спор шел лишь о том, кто раньше попадет под гномьи секиры. Дараг не слышал, о чем говорили люди, но был готов голову отдать на отсечение, что истинную причину так никто и не назвал, пряча страх за высокопарными фразами о стратегии и всеобщей пользе.
И это императорская армия! Дараг отвернулся, его не интересовало, кто же выиграл этот нелепый спор и проживет на полчаса дольше. Он ни минуты не сомневался в том, что этот сброд, лишь по хруртскому недомыслию именуемый армией, рассыплется, как песок под ударом кирки, когда на него навалятся отряды гномов и эльфов. И что с того, что император смог привести с собой аж семьдесят тысяч солдат? Протащил через полстраны десять полновесных легионов, собрал подвернувшихся под руку вассалов и даже согнал пару городских ополчений. А недавно обратился за помощью и к Церкви.
Подкрепления до сих пор шли к восточной границе, но больше ждать было нельзя. Гильвейра находилась под боком. Армия Добра и Света продвигалась гораздо быстрее, чем рассчитывали Токигор и Алэйра. И если бы она просто маршировала через имперские города и веси. Так ведь нет! О, даже если бы войско Гильвейры грабило и убивало всех, кто попадался на пути, то императорский сон был бы так же крепок, как и всегда. Но происходило то, от чего Токигор все последние ночи просыпался в холодном поту, пугая синяками под глазами придворных и даже хладнокровного гнома. Армия Гильвейры увеличивалась…
— Послушай, морда галайская, — обратился Дараг к сидящему неподалеку шруку, отвлекшись от неприятных мыслей, — тот Первожрец и вправду твой отец?
— Не мой, а Вайса, — недовольным голосом ответил Спигр. — Мы все-таки не одно и то же. Или ты соскучился по моему прежнему вместилищу? Что, гном, надоело просыпаться в сухих портках?
— Ты же сейчас почти таким же стал, — возразил Дараг, разглядывая вырванный с корнем цветочек.
Теперь он знал, как выглядят нарциссы, а потому не задавал глупых вопросов. Задумчиво пожевав синенький колокольчик, гном выплюнул его и запил сомнительное кушанье водой из фляги.
— Такой, да не совсем, — пробормотал Спигр, отодвигаясь от обслюнявленных останков цветка. — Больше одного полного превращения я не выдержу…
Когда тело Вайса Гулиндиса, ведомое волей и разумом шрука, выскочило в центр императорского шатра и на мгновение застыло перед Первожрецом, Дараг ждал чего угодно. Истеричных выкриков, мордобоя или даже заблеванной рясы Уирика. Гном сразу припомнил все те глотки и глоточки, которыми шрук пил вино на пустой желудок. В таком состоянии даже гном способен на многое, а уж одержимый демоном вонючий хрурт — тем более. Но того, что выкинул на деле Спигр, Дараг не мог представить и в самых бредовых фантазиях. Сколько тектянита ни вдохни, сколько шрук-травы ни сжуй — все пропадет без толку…
Шрук бухнулся перед Первожрецом на колени.
— Благослови, святой… — Спигр выдержал паузу, сделав вид, что потерял дар речи от собственной наглости, но собрался с силами и закончил: — Отец!
Руки его тем временем вцепились в рукава Уирика, а правая так даже скользнула внутрь. На мгновение два жреца застыли, уподобившись статуям. Глава Церкви Плачущего потрясенно смотрел на стоявшего на коленях человека, а тот настойчиво шарил в левом рукаве Первожреца. На мгновение рукав вздулся, словно… словно… бесстрашный гном покрылся холодным потом… словно рука Спигра перестала быть человеческой.
Лицо Уирика скривилось от боли. Он произнес положенное благословение, от которого шрука затрясло, как больного падучей. Рука выскользнула обратно — на обычных человеческих ногтях Дараг заметил следы крови — Спигр истово поблагодарил Первожреца и, с трудом переставляя ноги, вернулся на свое место. Там он, чтобы не упасть, вцепился в плечо Окерома. И — о чудо! — безухий магистр не решился разжать пальцы пьяного и измотанного жреца, а придержал его свободной рукой. Так они и простояли до самого конца, обнявшись, как братья.
А Жос Уирик, к удивлению Токигора Второго, стал неожиданно сговорчивым. Да, жрецы помогут армии в бою, да, он предоставит три тысячи Испытующих, да, командовать ими будет император, да, Первожрец отказывается от десятины с богатых заливных лугов под столицей… На этом Токигор взял себя в руки. Мрачное лицо согласного на все Уирика не сулило ему ничего хорошего. Немножко подумав, император вернул Церкви луга и сверх того добавил медные копи на юге, которые вот уже полвека приносили одни убытки.
Вежливо поблагодарив властелина, Первожрец попросил разрешения откланяться. И, получив его, тут же покинул шатер, зажимая отяжелевший от крови рукав. Пара капель успела просочиться сквозь плотную ткань и упала на ковер. Тот оказался темным, а потому никто, кроме Дарага, этого не заметил. Все были слишком потрясены произошедшим. Уж чего-чего, а полной капитуляции от Первожреца не ждал никто. Лишь Альвейн, увидев падающие алые капельки, испытующе посмотрел на Спигра, но тот не смог ответить даже взглядом. Шрук находился на грани обморока…
— Я думал, ты вообще превращаться не можешь, — сказал Дараг. — Ты же говорил, что Вайс этот как-то убил свою нечеловеческую сущность.
— Недавно я вспомнил, как все это было на самом деле, — задумчиво произнес шрук. — Они лишь разорвали связи между двумя его половинками. Он потерял ключ от замка и не горел желанием снова его искать.
— А ты как умудрился?
— Когда я "уходил" из предыдущего тела, которое принадлежало полноценному, так сказать, мурху, то забрал с собой кое-что. Это сложно описать словами, но со временем я смог подобрать отмычку, способную отомкнуть запоры и добраться до звериной части Вайса. Боюсь, ее хватит лишь на один раз.
— Что же тогда было в шатре императора? — любопытство так и лезло из Дарага.
Раньше у него просто не было времени, чтобы толком порасспросить шрука. Вместе с Альвейном они рассказывали хруртам об оружии, подготовке и тактике своих народов. Вернее, рассказывал, в основном, Дараг. Эльф же большое внимание уделил имперским магам, показывая им новые заклинания и способы работы с магией. Сердце гнома кровью обливалось, когда он выдавал людям самые сокровенные тайны подгорных воинов. Понятно, что сейчас это необходимо, что это знание поможет хруртам продержаться дольше в бою с воинством Гильвейры, позволит выкроить драгоценные минуты… Но Дараг думал и о будущем: знание из головы не выбьешь, и все то, о чем гном поведал людям, они смогут использовать и потом. И кто знает, как в дальнейшем сложатся отношения двух народов…
— Всего-навсего рука, — откликнулся Спигр. — Я показал ему, что его сын вроде как жив и способен превращаться. И он выбрал власть. Как и всегда, — с непривычной горечью в голосе произнес шрук. — Как жрец, он должен был разоблачить меня и отправить на костер. А потом взяться и за императора, который, как выяснилось, покровительствовал богопротивному мурху. Закончив со всеми делами, он должен был бы отказаться от сана. Ведь он оказался плохим проводником семени Плачущего, а значит, на нем нет благословения бога. Но он понял мое сообщение правильно. На наше счастье…
— Ты не выглядишь слишком довольным, — сказал Дараг.
— Плевать! — огрызнулся шрук. — И на то, как я выгляжу. И на него! И на тебя!
— Плевать? И потому ты не называешь его по имени?
— Отстань от меня, гном! Иначе я потрачу превращение прямо сейчас, чтобы убить одного надоедливого недомерка! — заорал Спигр, вскакивая на ноги.
— Успокойся ты… морда галайская, — миролюбиво предложил Дараг. — А напился ты для того, чтобы Первожрец тебя не раскусил?
— Если бы, — буркнул шрук, усаживаясь обратно, и надолго замолк.
— Все готово! — бодро сказал подошедший Альвейн. — Чего вы такие мрачные? Сегодня все закончится!
— Шел бы ты, эльф… — пробормотал шрук, отворачиваясь.
— Я уже все сделал. Войска готовы. И маги. Уверен, они покажут себя во всей красе, если жрецы им позволят. Священников несколько тысяч нагнали. И обычных, и Испытующих. Так что Гильвейра вряд ли кого-то сможет переманить. Ее армия уже на подходе, кстати. Скорее всего, она сходу развернет ее в боевой порядок и попытается решить дело переговорами. У нее ничего не выйдет и начнется собственно битва.
— Скорей бы уж, — заявил Дараг, любовно поглаживая лезвие секиры. — А потом домой, эх…
— Да, домой, — с неопределенной интонацией протянул шрук.
— Спигр, ты уверен, что сможешь превратиться? — в голосе Альвейна послышалось недоверие. — Может, нам лучше вместо тебя орка взять? А то больше троих я до Гильвейры вряд ли незаметно довести смогу. Жаль, что у меня только одно сердце многоножки…
— Попроси гнома, пусть еще позовет, — предложил шрук.
— Вот еще, — откликнулся Дараг.
— Сейчас можешь звать сколько угодно, — заявил Спигр. — Здесь столько жрецов, что Огнозг сюда и таракана не просунет. Обычного. И от магов теперь толку будет немного.
— А Гильвейра? — спросил гном.
— Не знаю, — пожал плечами Вайса шрук. — Ту силу, что находится теперь внутри нее, она, пожалуй, сможет использовать. Это все, что я могу сказать.
— Плохо, — подытожил Альвейн. — Гильвейра сейчас — самый сильный маг из тех, кого я знаю. Сладить с ней будет нелегко. Хорошо еще, что поцелуй тогда не дали закончить. Надеюсь, Огнозг не довел дело до конца. Иначе мы все дружно присягнем ей и пойдем резать жрецов.
— Вряд ли, — сказал Спигр. — Такие обряды надо сразу до конца доводить. Потом поздно.
— Все равно нелегко придется, — заявил эльф.
— Справимся, — пообещал шрук. — Ты нас доведи до нее, а там мы потрудимся на славу. Верно, гном?
— Верно, морда галайская, — без энтузиазма откликнулся Дараг.
Рука гнома сама нащупала колбочку с тектяшруком, выскальзывающую из потных ладоней. Столько приключений пришлось на его долю, а хрупкое стекло выдержало и битвы, и падения, и купание в болоте. Подгорный воин мрачно посмотрел на темное небо.
У Альвейна — последний внешний источник силы, у Спигра, ставшего опять мурхом — последнее превращение, а у него, Дарага — последняя скляночка с зельем. Неужели знак?
Имперцы изготовились к бою. А напротив боевых порядков людей достраивались враги. Их было меньше, гораздо меньше, чем воинов Токигора. Это с одной стороны. А с другой — за время, проведенное армией Добра и Света на землях империи, ее ряды изрядно пополнились. И сейчас под командованием Гильвейры собралось двенадцать тысяч бойцов. Из них только половина была гномами и эльфами, закаленными в страшном горниле взаимного истребления, вторую часть составляли хрурты. Казалось бы, какой от них толк. Но точно такие же хрурты стояли и на другой стороне поля, которое еще не стало полем битвы. Многие воины Гильвейры были одеты в доспехи легионеров или щеголяли в цветах герцога Лонби.
С оружием в руках люди часто сходились друг с другом во время бесконечных междоусобиц, но сейчас-то им обещали сражение с нелюдью, проклятой самим Плачущим! А вместо этого втянули в очередную братоубийственную бойню. Моральный дух армии с трудом поддерживали лишь многочисленные жрецы. И если бы имперцам противостояли только выжившие воины Лонби, поддавшиеся чарам Гильвейры, да пошедшие за эльфийской королевой поселяне из пограничных деревень…
Немногочисленные уцелевшие разведчики, чудом избежавшие эльфийских стрел, клятвенно заверяли, что авангардом вражеской армии командует сам герцог Лонби. Старый герцог. Тот самый, который, по словам выжившего наследника, героически погиб на поле брани. А почему "по словам"? Перерубленное горло, явно доказывающее правоту нового герцога, ничуть не мешало старому ловко управляться с конем. И герцог был не единственным мертвецом в воинстве Гильвейры.
По армии бродили нелепые слухи, что все бойцы, с которыми им предстоит скрестить мечи в скорой битве, — ожившие трупы. Это заблуждение странным образом сочеталось в человеческих умах с ожиданием очередной междоусобной распри. Смесь получалась причудливая — почище, чем гнэльфы, пришло в голову Дарага неожиданное сравнение — если враги суть мертвяки, то и имперцы тоже. Хрурты подобную несообразность явно не осознавали, а может, просто немного торопили события. Впрочем, от таких размышлений и у самого гнома голова пошла кругом.
Так или иначе, но оживших трупов в армии Гильвейры было достаточно. Используя полученные от Паланиана-Огногза способности, она "уговорила" выступить на стороне воинства Добра и Света как собственных погибших бойцов, так и многих солдат герцога Лонби. Из тех, кого не слишком изуродовали секиры гномов. Безголовых воинов в армии Гильвейры разведчики не приметили.
Воображение Дарага нарисовало омерзительную картину: эльфийка наклоняется над окровавленным трупом, накрывает его искривленный от последнего крика рот своими серебряными губами и сливается с ним в страстном поцелуе. После чего воин встает и вступает в стройные ряды — с дисциплиной-то у нее явно все в порядке! — гномоэльфохруртского войска.
Когда Дараг, ожидая очередной порции колкостей, поделился фантазиями со шруком, Спигр неожиданно серьезно заявил:
— Думаю, ты прав, ведь Огнозг ритуал не закончил, так что голосом Гильвейре мертвых не поднять.
— Ты говоришь это так, словно оживление трупов — обычное дело! — возмущенно воскликнул гном.
— Сейчас — нет, — закатив покрасневшие человеческие глазки, ответил Спигр. — А вот веков этак… хотя ладно, ты до стольки считать наверняка не умеешь… сие и вправду не представляло серьезной задачи.
— Хм… А может и хорошо, что хрурты этого несуществующего бога придумали, — высказал неожиданно пришедшую в голову мысль Дараг.
— Может и хорошо, — шрук загадочно улыбнулся.
К счастью, общаться с мертвяками предстояло людям. Подходящая компания, подумалось Дарагу, они друг друга стоят. Их же странной троице предстоит иное дело — и если они не смогут его выполнить, то армия Добра и Света, увеличившись за счет "примкнувших" врагов — живых или мертвых — покатится дальше несокрушимым валом. И никто не сможет ее остановить. А потом гномы и эльфы вернутся домой и принесут в родные пещеры и леса проклятье. И тогда все окажется зря… Кулаки Дарага яростно сжались, он — как и любой подгорный воин — не любил зряшных усилий. Значит, у них все должно получиться!
— Представление начинается! — негромко объявил Альвейн, когда перед рядами вражеской армии появилась Гильвейра.
Зрение у эльфа оказалось гораздо лучше, чем у Дарага. Гному никак не удавалось разглядеть хрупкую фигурку, окутанную копной роскошных волос, но вот голос он слышал очень хорошо. Усиленный магией, он разносился на несколько миль, уговаривая и обещая. Легкий металлический призвук лишь придавал и без того прекрасному голосу Гильвейры неземную прелесть и убедительность.
Но все ее усилия пропали втуне. Тысячи жрецов вышли вперед, дружно опустились на колени, сложили ладони каплей и заплакали. За их спинами яростно завопили сбросившие наваждение воины. Голос эльфийки тут же оборвался.
— Грустно покачала головой и пошла назад, — сказал остроглазый Альвейн, опускаясь на землю.
— Ты чего это? — удивился гном. — Нам же скоро выходить!
— Не скоро, — не согласился с ним эльф. — Пусть порезвятся сначала. Ты же не хочешь, чтобы победа досталась людям слишком легко?
— Почему же… — озадаченно протянул Дараг. — Что бы я о них ни думал, но сейчас-то мы на одной стороне.
— Ровно до тех пор, пока жива Гильвейра, — неприятным голосом произнес Спигр.
— Он прав, — скрипя зубами, поддержал шрука Альвейн. — У них тут собрано семьдесят тысяч бойцов. Ты думаешь, они после победы по домам разойдутся? Слишком большой соблазн для императора!
— Разве Алэйра не сможет его удержать? — недоверчиво поинтересовался Дараг.
— Ты все еще не понимаешь, гном! — Спигр искренне рассмеялся. — Наш дорогой эльф не верит даже своей прабабке!
— Это правда? — подгорный воин недоуменно посмотрел на лесного товарища по оружию.
Тот промолчал, отвернулся и стал наблюдать за маневрами двух армий, которые тем временем начали сходиться. Токигор сделал ставку на пехоту. Первая линия — четыре легиона похуже и тысяч пять дружинников не самых верных вассалов — двинулась на врага, грозно гремя железом. Немногочисленная конница угрожающе нависла над флангами воинства Гильвейры. Лезть под эльфийские стрелы всадники не торопились, выдерживая почтительную дистанцию почти в четыреста ярдов.
— Остолопы, — одним словом оценил их тактику Дараг.
Дружно выстрелили гномьи арбалеты. Не все имперцы успели удивиться такой дальнобойности вражеского оружия… Конники испуганно отпрянули подальше от боевых порядков противника, оставив несколько десятков трупов. Битва для людей началась не лучшим образом.
— Так что с Алэйрой? — вопросил гном, обращаясь к Спигру. Альвейн красноречиво молчал, предоставляя шруку возможность просветить недогадливого товарища.
— Как сказал эльф, у императора семьдесят тысяч солдат, которые теперь неплохо знают и эльфийскую, и гномью тактику. Ваши сильные и слабые стороны. С такой силищей за спиной — к тому же, ее поддержат жрицы Фризейры — она вполне может стать королевой эльфов, а потом и гномов. Не ради власти, конечно, а дабы лично убедиться, что оба народа стали на путь исправления, — выспренно заявил Спигр и, прищурившись, посмотрел на Дарага: — Что, гном, неужели никого не напоминает?
— Мать моя гномомать! — выдохнул тот. — Гильвейра!
— Наконец-то, — вновь хохотнул шрук, нелепо двигая сильно выпирающим кадыком. — Вы получите такую же абсолютно уверенную в собственной правоте и непогрешимости дуру, только гораздо опытнее и мудрее.
— Не увлекайся, — предостерег Спигра эльф, не соизволив даже обернуться.
— Ладно-ладно, — примиряюще сказал тот. — С нее, гном, станется и чело…то есть хруртские порядки вам навязать. Как тебе такое будущее?
— Уж лучше ш… демонам в пасть! — рявкнул в ответ Дараг.
— То-то и оно, — улыбнулся Спигр. — Не бойся, называй нас по-старому. Сейчас можно.
— Отвык уже, — буркнул гном, присоединяясь к эльфу в созерцании битвы.
Две армии сблизились на расстояние последнего рывка. Имперцы стали невольно замедляться, пытаясь отдалить момент встречи. Грозные окрики командиров и возгласы жрецов помогали слабо. Враги же полностью остановились и дружно опустились на одно колено. Люди и эльфы при этом склонили головы, более низкорослым гномам этого делать не пришлось, и залп прошел в дюйме над их шлемами. Дараг, с некоторыми пояснениями эльфа наблюдавший эту картину, нервно сглотнул. Он бы так не смог, даже его выдержки не хватило бы на такие опасные фокусы.
Сотни стрел и болтов, топориков и дротиков устремились в сторону почти остановившихся имперцев. Первый ряд, состоявший из щитоносцев, погиб мгновенно — воинов не спасли даже огромные, окованные железом щиты. На оставшихся без прикрытия копейщиков бросились гномы. Поверх карликов прошло еще несколько залпов, и вслед за низкорослыми союзниками имперцев атаковали люди и эльфы.
Легионеры держались стойко, умирая, но не отступая. Впрочем, отходить им было некуда, товарищи, подгоняемые голосящими жрецами, толкали в спины, выдавливая на противника.
— Размен, в лучшем случае, десять к одному, — заявил Дараг, неведомо как разобравшись в царившей на поле кутерьме.
— Для кого лучшем? — ироничный вопрос Спигра так и остался без ответа. Гном с эльфом с интересом наблюдали за битвой.
Они затаились в крохотной рощице примерно в трети мили от левого фланга императорской армии. Разведчики Гильвейры их убежище проигнорировали. Серьезных сил за двумя десятками дубов не спрячешь, а если кто-то оттуда смотрит, то… пусть смотрит. Излишнего внимания они не боялись. Если вообще задумывались над чем-то, кроме приказов королевы. Хотя их-то они тоже вряд ли обсуждали.
Идеальная дисциплина, опять подумалось Дарагу. Даже гномам было далеко до такого порядка и организованности. Армия Гильвейры действовала, как единое целое, немногочисленные прорехи в собственных рядах затыкались мгновенно. В дыры, возникающие во вражеских порядках, немедленно бросались все новые и новые отряды.
— Эдак они долго бодаться будут, — с грустью сказал Дараг. — У императора еще столько же войск во второй линии и половина в третьей. А у меня руки так и чешутся!
— Кору пообдирай! — раздраженно рявкнул Альвейн.
— Я же только… — гном замолк, увидев засветившиеся уши эльфа. — Ты чего это?!
— Проверяю, как в таких условиях колдуется. Да, своими силами мне точно не обойтись, жрецы очень сильно давят. Придется сердце в ход пускать. И не отвлекай меня!
— А чего они сами не ворожат? — не унялся Дараг. — Там же, у пещеры, жрец много чего намагичил!
— Самое смешное, гном, — ответил вместо эльфа Спигр, — что они колдовать могут только в одиночку или небольшими группами. Когда же их собирается очень много, как сейчас например, они собственной магии на горло наступают.
— Она ж у них другая! — возмутился гном. — Ты сам говорил, что на вере основывается.
— Другая-то другая, но не настолько, — туманно заявил шрук. — И вообще, эльф верно сказал. Не отвлекай! Мне надо подготовить это тело к превращению.
— А мне, можно подумать, ни к чему готовиться не надо, — буркнул Дараг.
Никто не ответил, и рука гнома вновь нащупала скляночку с тектяшруком. Да, готовиться к бою ему не надо, а вот к тому, чтобы влить в себя выдуманный алхимиком Клепитом эликсир… Дараг слишком хорошо помнил, во что превратились воины, выпившие эту жидкость. Несокрушимые и яростные берсерки, принесшие гномам победу и надежду на скорый перелом в войне, стали безумцами, поднявшими секиры на собратьев. Тем, первым, было проще. Они не знали, на что себя обрекают. Они верили алхимику, которому нельзя было не верить. А сможет ли он, Дараг, ясно сознавая, что его ждет, выпить содержимое маленькой колбочки? Ведь даже тогда он не смог…
От этих мыслей лоб гнома покрылся испариной. Да, Альвейн отменный воин, и нога у него наконец-то зажила, но там таких эльфов — как блох у орка. А шрук? Кто знает, в какую тварь он превратится в новом теле? Будет ли она столь же смертоносна, как и предыдущая? И почему все мурхи должны быть страшными чудовищами? Вот обернется Спигр безобидной свиньей — Дараг покраснел — с острыми копытцами, которыми только руки Первожрецам царапать, и все. Конец им. А заодно всем прочим гномам, эльфам, да и хруртам. Коих, конечно, не жалко. Гном равнодушным взглядом окинул битву, в которой оные хрурты гибли сотнями, и ощутил что-то похожее на сожаление. В конце-то концов, люди умирают и ради того, чтобы оставшиеся дома гномы и эльфы не попали под власть демонов. Человеческое словечко прочно прицепилось к Дарагу.
— И слава Каррутугу, — пробормотал он, припомнив, к чему приводило поминание шруков.
Император ввел в бой вторую линию. Первую к этому времени вырезали едва ли не подчистую. Воины, наблюдавшие эту резню с почтительного расстояния, отнюдь не стремились стать ее участниками. Но жрецы, доселе подбадривавшие умирающих бойцов первой линии, ловко переместились за спины второй и погнали на убой новую порцию верных прихожан Церкви Плачущего.
— Уже скоро! — решительно произнес Альвейн.
— А? Что? — залепетал Дараг, подскакивая на месте.
— Скоро, говорю, — повторил эльф, не оборачиваясь.
Гном мысленно обругал себя последними словами: орком, гоблином и даже хруртом. Он в полной мере их заслужил, ибо в такой важный и напряженный момент умудрился задремать, а потому слова долго молчавшего эльфа привели его в смущение.
Сидевший неподалеку Спигр медленно раскачивался из стороны в сторону и напевал что-то до крайней степени монотонное: готовился к превращению. Новое тело требовало особого подхода, мгновенное перекидывание в обличье жуткой твари осталось в далеком прошлом.
— Я из-за твоего сопения уснул, — недовольно высказался в адрес шрука Дараг.
Тот промолчал.
В руках Альвейна гном заметил зеленый слизистый комок. Для сердца огненного чудовища он выглядел весьма странно. К тому же неприятно подрагивал, словно сердце убитой твари до сих пор билось.
Склонившись над омерзительным куском плоти, эльф сделал несколько пассов руками и прошептал пару слов. Уши вспыхнули, сердце многоножки содрогнулось, изрыгая остатки мутной зеленой крови, и мерно заработало, словно до сих пор гоняло слизь по сосудам твари.
— Я готов, — объявил Альвейн довольным голосом.
— Когда? — только и смог спросить Дараг, с отвращением глядя на содержимое рук эльфа.
Теперь гном понял, почему тот не взял любимый лук. Из оружия у Альвейна был только палаш, которым он мог сражаться одной рукой, пока другая сжимает сомнительный источник магической силы.
— Скоро император кинет в бой последние силы — третью линию, — сказал эльф, нежно поглаживая пульсирующий сгусток. — Гильвейра уже отправила в битву последние резервы, с ней осталось лишь несколько воинов.
— Кто побеждает? — спросил гном и уставился на заваленное трупами поле, на котором бодались значительно поредевшие ошметки армий.
— Сложно сказать, — пожал плечами Альвейн. — Если бы речь шла о битве обычных противников, я бы сказал, что победителей тут нет. С такими потерями и Гильвейру, и императора можно назвать проигравшими. Но она сможет существенно возместить потери, если поле боя останется за ней, а вот Токигору это будет сделать сложнее. Гораздо сложнее.
— Хорошо, — Дараг облизнул пересохшие губы.
Потом спохватился, достал флягу и зубами сорвал плотно прикрученную крышку. Допив воду, гном отбросил пустую емкость в сторону. Если у них ничего не выйдет, то пить ему уже не придется. А в случае успеха на поле такой битвы будет, чем поживиться. Мысль о мародерстве взбодрила Дарага. Опытный ветеран не видел в сборе вещей мертвецов ничего постыдного. Трупам оружие и иное снаряжение уже ни к чему.
Над полем разнесся звук десятков медных труб, и в бой пошел последний резерв императора — два отборных легиона, которые, насколько знал Дараг, пользовались особыми милостями Токигора, так как пару раз спасали его жизнь и власть, отбрасывая от столицы особо рьяных мятежников. А таковых, особенно в первые годы правления императора, было немало.
— Красиво идут, — одобрил чеканный шаг легионеров поднявшийся в полный рост гном. — Не то что то стадо, которое император гнал на убой раньше.
— Когда ввяжутся в битву, выступим, — проговорил Альвейн, наблюдая за слаженными движениями десятитысячной массы бойцов.
— А этот что? — презрительно спросил Дараг, показывая на медитирующего шрука.
— Я почти готов, — к удивлению гнома, Спигр откликнулся сам. — Последний шаг сделаю рядом с Гильвейрой. Не уверен, что смогу полностью контролировать тело.
— Неподалеку от нее есть небольшая ложбинка, — сообщил эльф. — Оттуда и нанесем удар. О! Они сцепились! Идем!
— Прямо так?! — гном изумленно посмотрел на товарища.
— Ну да, — вымученно улыбнулся в ответ тот. — Заклинание действует. Теперь нас никто не увидит и не почует. Кроме Гильвейры, конечно. Но и она сможет обнаружить нас лишь на малом расстоянии.
Так они и двинулись, заходя в тыл армии Добра и Света, которая за время боя обрела несколько сотен новых бойцов. Альвейн объяснил удивленному Дарагу, что пока тот спал, некий особо шустрый императорский вассал попытался выслужиться перед Токигором и ударил по Гильвейре в обход ее основных сил. Но жрецов он взял с собой немного, так что их быстро перестреляли, а оставшихся без прикрытия воинов королева шустро завербовала на свою сторону. И теперь они, под предводительством своего незадачливого сюзерена, активно вгрызались во фланг имперской линии.
Медленно движение располагало к пространным разговорам. Шли они не торопясь — Альвейн сразу заявил, что быстро идти нельзя — и не скрываясь. Внимания на них никто не обратил. Заклинание эльфа работало четко. Сердце в руке размеренно билось, уши вспыхивали в такт, постепенно сгибаясь, словно к самым кончикам был привязан невидимый груз.
Обещанная Альвейном ложбинка оказалась высохшим руслом небольшого ручья, тянущимся как раз к расположению Гильвейры. Дараг на глаз прикинул, что они смогут подобраться к эльфийке ярдов на пятьдесят, а вот остаток пути придется преодолевать бегом, на чародейство Альвейна надежды уже не будет.
Нервно дергающийся шрук едва не свалился в ложбину, лишь могучая рука гнома уберегла его от падения. Спигр посмотрел на спасителя мутными глазами и буркнул что-то, отдаленно похожее на благодарность.
— Заканчивай превращение, — приказал ему Альвейн, когда они подобрались к Гильвейре на предельное, по словам эльфа, расстояние.
— Какой у нас план? — шепотом спросил Дараг, хотя заклинание должно было заглушать все издаваемые ими звуки.
— Выскакиваем, бежим, убиваем Гильвейру, — равнодушно ответил эльф.
— А почему мы не можем ее пристрелить? — без любимого арбалета гном чувствовал себя неуютно.
Альвейн настоял, чтобы он взял с собой только самое необходимое — секиру, заботливо закрепленную на спине двумя ремнями, и кинжал, висящий на поясе.
— Я же объяснял, — раздраженно произнес эльф. — Стрелять бесполезно, и со стрелой, и с болтом она справится даже раньше, чем успеет заметить. У нее мощные охранные чары. А убивать охрану — бессмысленно. Нам надо добежать до нее, разбросать стражников и снести ей голову. Было бы достаточно уши отрезать, но это слишком тонкая работа. Кажется, Спигр почти готов.
Вслед за Альвейном Дараг, успевший нацепить на лицо ненавистную маску, посмотрел на распростертое на земле тело шрука. Дрожь перешла в настоящую судорогу, скрутившую пока еще человеческую плоть в причудливый узел.
Склянка с тектяшруком вновь очутилась в руках гнома. Он решительно шагнул к телу Спигра, опустился рядом с ним на колени и одной рукой схватил его за голову. Мощные пальцы раздвинули плотно сжатые челюсти, на землю посыпались выдавленные могучей гномьей хваткой зубы. Второй рукой, ловко откупорив колбочку, Дараг влил зелье в распахнутый рот Спигра. Того затрясло сильнее.
Подхватив за шею и пояс оказавшееся неожиданно легким тело, гном выскочил из ложбинки и помчался в сторону Гильвейры, окруженной кучкой охранников. Ошеломленный продолжающимся превращением и выходкой Дарага Спигр едва переставлял ноги. Завидев, что свита эльфийки поворачивает головы и хватается за оружие, гном швырнул шрука в их сторону, вложив в бросок все свои недюжинные силы. Тело Спигра легко оторвалось от земли и пролетело десяток ярдов. То, что упало обратно, уже не было человеком…
Поначалу Дараг даже пожалел, что шрук не обратился кем-то милым и безобидным. Но многолетний боевой опыт заставил его преодолеть отвращение, сорвать со спины секиру и броситься на врага следом за Спигром. Тот — выпростав во все стороны десяток щупалец, увенчанных сотнями крохотных, но очень острых зубов — сцепился с оказавшимся на пути эльфом. Мелкие красногубые рты раскрылись в неслышимом крике. Волна боли накрыла гнома, голова раскалывалась, как после удара кузнечным молотом, на глазах выступили слезы.
Менее выносливому эльфу пришлось хуже. Обхватив голову, он повалился на землю. Прекратив молчаливую песнь, рты с жадным чавканьем набросились на его худое тело, легко разрывая ткань, кожу, плоть и даже зачарованную кольчугу. Все на мгновение замерли от омерзения: Гильвейра нелепо размахивала руками и моргала, Трайнир застыл на полушаге, генерал Трунг, сбросивший с плеча тяжелый молот, задумался, что же делать дальше, десяток стражей — гномов, эльфов и хруртов — окружил королеву, закрывая ее своими телами. Даже на их попавшие во власть демона умы сцена пожирания подействовала угнетающе. А может, всем просто передалась растерянность Гильвейры.
Первым пришел в себя Дараг. Добежав до увлекшегося обедом шрука, он мощным пинком оторвал его от еды и направил в сторону Гильвейры. Зад Спигра после превращения заметно потяжелел, и удар отдался в ноге неожиданно сильной болью.
— Хватит жрать, скотина! — рявкнул на шрука разъяренный гном и взмахом секиры отрубил руку самому шустрому эльфу.
На того потеря конечности не произвела большого впечатления. Легкий клинок — уцелевшая рука не дрогнула ни на мгновение — рванулся к лицу Дарага. Гном отшатнулся в сторону, ясно понимая, что уйти от удара не успеет, но длинное щупальце, промчавшись в дюйме от носа, отбросило меч в сторону. Дараг даже ощутил, как заколыхались волосы в ноздрях. Смачно чихнув, гном замахнулся на безоружного эльфа, но его усилия пропали втуне: враг уже оседал на землю, зажимая огромную дыру в животе, прогрызенную зубастым щупальцем. На огромных выразительных глазах заблестели крохотные капельки слез. Перед страшной болью и ликом смерти отступило даже проклятие Огнозга…
Дараг побежал следом за Спигром, который невероятным прыжком ворвался в самую гущу врагов и разбросал во все стороны стремительные щупальца. Ему пришлось нелегко, скорости не хватало, несмотря даже на действие тектяшрука. Лишившись пары отвратительных конечностей, шрук вздернул к небу все остальные и вновь безмолвно закричал. Окружившие его противники зашатались, но устояли на ногах. Стоявшая за их спинами Гильвейра развела в стороны руки, уши вспыхнули ярким пламенем, вопль тут же оборвался, и Спигр отчаянно заметался, с трудом отбивая выпады эльфийских и человеческих клинков и уходя из-под удара гномьих топоров.
Рванувшийся к нему на помощь Дараг на ходу разрубил подвернувшегося хрурта. Человек, пусть даже и одержимый, не смог ничего противопоставить многоопытному подгорному воину. До шрука оставался десяток шагов, когда мощный удар в грудь остановил гнома и отбросил его на землю. Дараг запрокинул голову и в узкие прорези маски увидел Трунга, делающего новый замах своим неуклюжим молотом. "Это конец", — мелькнула у гнома неприятная мысль, но тут же пропала.
В лицо генерала, заставив пошатнуться, ударил пульсирующий зеленый сгусток. Дараг использовал заминку старого свинолюба, чтобы выхватить кинжал. Брошенный в упор клинок, лишь чудом не задев сердце многоножки, вошел на половину длины в правый глаз Трунга. Тот повалился на землю, зеленый комок отвалился от его лица и упал прямо в руки поднимающегося Дарага.
— Вот шрук! — выругался за его спиной Альвейн. — В гущу кидай, в гущу!
Лишь невероятное самообладание заставило гнома отказаться от мысли влепить сердце прямо в лицо проклятого эльфа. Уж Дараг-то точно не промазал бы мимо цели! Скрипя зубами, он размахнулся и швырнул комок прямо в Спигра, который как раз и находился в самой гуще врага. Невероятным образом тот успел заметить летящее сердце и, собрав последние силы, подпрыгнул ярдов на десять. Как раз вовремя.
Зеленый комок, даже не коснувшись земли, с жутким грохотом лопнул, разбросав во все стороны капли слизи. Защитники Гильвейры попадали, рухнувший обратно шрук принялся их деловито кромсать. Ему помогал подскочивший Альвейн. Но эльф не резал всех подряд, высмотрев лежащую без сознания предводительницу армии Добра и Света, он, перепрыгивая через остальных, помчался прямо к Гильвейре. Прыжок, еще один. Третий Альвейн сделать не успел, взметнувшийся вверх клинок ударил его в ногу, брызнула кровь. Издав невнятный стон, эльф покатился по земле. Сделавший точный выпад враг поднялся на ноги и зашагал к раненому. Дараг даже со спины узнал Трайнира.
Подхватив секиру, гном бросил ее в эльфийского короля. Неуклюже вращаясь в воздухе, она успела как раз вовремя, срезав занесшему меч Трайниру верхнюю половину туловища. Альвейн даже не посмотрел на спасителя. Перевернувшись на живот, залитый кровью с ног до головы эльф пополз к Гильвейре. Гном поспешил туда же. Оружия у него не осталось, но он готов был голыми руками оторвать голову проклятой эльфийке. А если понадобится, то и зубами отгрызть.
Они добрались до нее одновременно: Альвейн, Дараг и перебивший остальных врагов Спигр. Переглянулись, решая, кому придется совершить омерзительное, но необходимое дело.
Протянувшего к изящной шее смертоносные щупальца Спигра отбросила назад вспышка пламени. Перекувыркнувшись несколько раз в воздухе, шрук безжизненно замер. Гному тоже досталось, ударная волна отшвырнула его ярдов на пять и изрядно покатала по грязи.
Проморгавшись, Дараг обнаружил существенные изменения в балансе сил. Огнозг, вновь представший в облике Паланиана, сапогом вдавливал в землю сжимающую кинжал руку Альвейна. Губы шрука неприятно искривились, размахнувшись, он пнул лежащего эльфа в лицо. Что-то хрустнуло, хватка сразу ослабла, кинжал выпал, тонкие пальцы в бессильной ярости заскребли по земле.
Следующим ударом ноги Огнозг отбросил последнее оружие Альвейна подальше от хозяина и посмотрел в сторону продолжающейся битвы. Дараг проследил его взгляд. Многое сразу стало понятней. Воины Гильвейры, выполняя приказ своей повелительницы, пробили строй последних человеческих легионов и добрались-таки до жрецов. Учиненная среди слуг Плачущего резня развязала руки чародеям. Гном приметил несколько молний и огненных вспышек: имперские маги отрабатывали свой хлеб и потраченное Альвейном на их подготовку время. Но и совокупных усилий десятков волшебников было явно недостаточно…
— Напрасный труд, — сказал Огнозг, отворачиваясь от сражения, исход которого был совершенно ясен. — Если бы вы не тянули так долго, то у вас могло бы и получиться. Это было бы очень неожиданно.
— Так ты наблюдал за нами? — прохрипел с земли Дараг.
— Конечно, — сразу же ответил Огнозг. — С самого начала сражения. Жаль, что вмешаться не мог, эти слезливые хрурты здорово мне мешали.
— Грязные и вонючие, — зачем-то дополнил его гном.
— Ты просто себя не нюхал, — сказал Огнозг, склоняясь над телом Гильвейры. К удивлению Дарага, шрук нежно провел рукой по ее щеке, потом по серебряным губам и улыбнулся. Он явно гордился своим творением, как кузнец гордится лучшим клинком, а повар — самым наваристым бульоном.
— И что теперь?
— Она придет в себя, восполнит потери и поведет армию дальше. Ее дело еще не завершено.
— А с нами? — гном хотел задать вопрос спокойным тоном, но сорвался на недостойный подгорного воина визг.
— С этим, — Огнозг показал на Альвейна, — у нас старые счеты. Сегодня он оказал мне большую услугу, позвав, пусть и непроизвольно, в самый нужный момент. Сам бы я еще не скоро смог прийти. За это я мог бы сделать его смерть быстрее, но уж слишком много неприятностей он доставил раньше.
— Спигр? — спросил Дараг, оттягивая неминуемый вопрос о собственной судьбе.
— Он так назвался? — Огнозг засмеялся. — Шалун. Присвоил себе одно из моих имен. С ним мы поговорим, когда вернемся обратно в Галай. Пока он в чужом теле, разговаривать бессмысленно. Когда же ты спросишь о себе?
— И что же будет со мной? — отмалчиваться дальше было глупо и недостойно.
— Живучий вы народ, гномы, — неожиданно серьезно ответил Огнозг. — Живучий и очень опасный. Почти как хрурты.
— Что?! — выкрикнул Дараг, приходя в бешенство. От ярости он забыл даже про свое незавидное положение. — Как хрурты?!
— Почти, — повторил Огнозг. — А может и опаснее. С хруртами, как мне кажется, можно будет справиться и одним хорошим ударом, — он вновь посмотрел на битву. Император смог собрать войска в кулак и отгородился от наседающего врага новой линией пехоты, из-за которой пришедшие в азарт маги продолжали творить заклинания. — На вас-то одного удара не хватило.
— За что? — в голосе Дарага прозвучала искренняя обида.
— Вы ближе всех подошли к той грани, за которую удалось шагнуть лишь хруртам. Но им поднесли готовое знание, а вы все сделали сами. Почти сделали.
— Какая еще грань? — недоуменно спросил гном.
— Ты никогда раньше не слышал моего имени? — вопросом на вопрос ответил Огнозг.
— Только от Спигра… который, вроде как, и не Спигр…
— Когда-то у каждого народа было множество богов. И каждому поклонялись жрецы, возносили молитвы верующие, приносились богатые жертвы. У гоблинов, орков и некоторых других до сих пор сохранились десятки, если не сотни богов. А вот у эльфов всего двое — Паланиан и Фризейра. И если бы все шло, как шло, то стараниями Трайнира и его сторонников культ Фризейры вскоре пришел бы в полное запустение, и остался бы один Паланиан…
— Каррутуг! — внезапно произнес Дараг.
— Да, — кивнул Огнозг, — гномы уже давно поклоняются только одному Каррутугу. И больше тысячи лет назад многие жрецы заговорили о том, что стоит отказаться от существующего бога, дабы не зависеть от его капризов, в пользу несуществующего, вера в которого станет источником грандиозной силы. И это стало бы концом для нашего мира в нынешнем виде. Каррутугу — да и не только ему — сие, конечно, не понравилось, и он лишил гномов своего расположения в надежде, что вы одумаетесь. Но вы оказались слишком упрямы и изобретательны. А еще — спутались с эльфами, которые шли по тому же пути, отставая всего на полшага.
— И все, что произошло потом?.. — голос гнома невольно дрогнул.
— Да, все, — коротко ответил Огнозг, показывая, что разговор закончен.
— Но кто же тогда ты? — задал последний вопрос Дараг.
Огнозг не ответил. Он снова склонился над Гильвейрой и нежно погладил ее по волосам.
— Когда-то, — раздался едва слышный голос Альвейна, — у гномов был бог Любви, бог-покровитель семьи и детей, бог-хранитель домашнего очага. И у него было множество имен. Это был очень хороший бог, очень нужный. А потому его забыли одним из последних. И когда он оказался там, куда попадают забытые боги, он сохранил сил больше, чем остальные. На что же он решил потратить свои силы? На то, чтобы вернуть веру в себя и чтобы гномы вновь шли к нему со своими просьбами и жертвами? Нет. Он бросил свою неверную паству, обрек ее на медленное вымирание и захотел сбежать, взломав выстроенную вокруг мира стену…
— Хватит! — рявкнул Огнозг. — Она приходит в себя, и ей не стоит об этом слышать!
Он осмотрелся по сторонам. Картина ему не понравилась. Взгляд лже-Паланиана остановился на Спигре, который за время разговора Огнозга с гномом успел очнуться и теперь настороженно смотрел на собрата. Глаза у нового обличья шрука располагались, как с отвращением обнаружил Дараг, на все тех же щупальцах.
Справедливо рассудив, что от встречи с Огнозгом ничего хорошего ждать не стоит — а может, просто сработали инстинкты — Спигр сделал то, что в этом облике у него получалось лучше всего. Он прыгнул. Прыжок получился на загляденье. Мощные лапы сработали великолепно, бросая тушу твари в сторону от Огнозга.
"Ярдов двадцать пролетит!" — восторженно подумал Дараг и удивленно ойкнул, когда Спигр, неведомым образом изменив траекторию прыжка, обрушился на спешащего к нему Огнозга. Тот успел лишь вскинуть руку, когда шрук всей массой налетел на него. Они покатились на земле. Сплетенные тела окутали струи пламени, Огнозг пытался отделаться от Спигра, который, плотно прижимая его к себе, принялся рвать плоть собрата-соперника. Густо усаженные зубами щупальца жадно вцепились в тело Огнозга, тот дико закричал. Следом завопил Альвейн.
Пылающий комок накатился на эльфа, вминая его в землю и опаляя огнем. Многострадальный плащ загорелся, словно бумага, волосы вспыхнули, распространяя отвратительный аромат. Неподалеку от Дарага застонала Гильвейра. Шум битвы и запах гари быстро привели ее в чувство.
Гном понял, что это его последний шанс. Он ужом — очень хорошо бронированным ужом — скользнул к эльфийке, прикидывая, как лучше оторвать той голову. Хотя зачем голову? Дараг припомнил слова Альвейна. Ведь тот говорил про уши! А вот в этом деле опыту гнома мог позавидовать кто угодно!
Рука скользнула в сапог и быстро нащупала изогнутую металлическую пластину. Сохраненный вопреки всем соглашениям ухорез — кошмарный сон любого эльфа! — лег в руку как влитой, хотя Дараг не прикасался к нему много месяцев.
Оглянувшись — шруки продолжали борьбу, под ними протяжно орал сгорающий заживо Альвейн — гном взгромоздился на эльфийку. Та лишь шире распахнула огромные глаза, в которых Дараг уловил лишь непонимание и обиду. Ухорез взметнулся всего два раза, отсекая за каждый удар по одному остроконечному длинному уху. Гном сработал мастерски — сказалась и отличная сталь, и специальная заточка, и богатый опыт — на голове эльфийки остались лишь две вытянутые раны и никаких ошметков плоти. Впрочем, подобные ошибки допускали только самые зеленые ротуки…
Глаза эльфийки закатились, и она вновь провалилась в беспамятство. Дараг неожиданно почуял, что запах гари куда-то пропал. Повернув голову, он обнаружил, что тела Огнозга, Спигра и Альвейна медленно исчезают. Эльф отчаянно пытался выбраться, но руки понапрасну крошили землю. Ему не хватало сил, чтобы вылезти из-под двух навалившихся на него тел.
К тому же, потерявший свой "якорь" Огнозг, которого выбрасывало в другой мир, одной рукой вцепился в Альвейна, стремясь утащить эльфа с собой. Тот отчаянно упирался. Но устоять против совокупных усилий двух шруков не мог. Спигр, прекратив терзать тело собрата, вцепился в Альвейна, словно и он стремился захватить эльфа в Галай.
Хотя почему "словно"? Что Дараг знал о планах дважды лже-мурха? Может, таково было его изначальное намерение? Иногда у гнома складывалось ощущение, что эльф со шруком — старые знакомые. А где старое знакомство, там и старые счеты. Кто знает, чем обернулась бы для гнома совместная победа над Гильвейрой, если бы не вмешательство Огнозга… Так или иначе, общее дело они сделали, теперь каждый был сам за себя…
Последним, что увидел Дараг, были умоляющие глаза эльфа. Альвейн не хотел проваливаться в другой мир и до самого конца надеялся на помощь товарища. Но сил у того не хватило даже на то, чтобы сползти, наконец, с Гильвейры. И когда тела Альвейна и двух шруков пропали окончательно, Дараг, широко зевнув, задремал прямо на эльфийке.
Потерявших предводительницу воинов имперцы смяли и перебили. Поднятые магией мертвецы перестали двигаться и попадали на землю, живых быстро и деловито прирезали. Изможденные победители тут же повалились отдыхать прямо на поле, заваленном телами поверженных врагов. Впрочем, своих трупов на месте сражения осталось гораздо больше. Империю ожидали тяжелые времена… Так или иначе, но армия Добра и Света перестала существовать.
Спящего гнома нашли быстро.
— Принесите воду и чистую ткань для перевязки! — услышал Дараг властный голос Алэйры. Неужели она сама решила перевязать его раны, приятно удивился гном, пребывая в сладостной полудреме. Но следующий приказ эльфийки заставил его окончательно проснуться: — И уберите с нее, наконец, это!
Всю дорогу Гелда Хетеком провела в странном полусне. Заклинание эльфа работало рывками. Оно то полностью лишало ее сознания, то ослабляло цепкую хватку, и в эти минуты Гелда ненадолго приходила в себя. Когда остроухий чародей или его низкорослый подельник замечали это — а подобные открытия всегда сопровождались раздраженными упоминаниями каких-то "шруков" — маг творил новое заклинание, вновь отбрасывавшее ее в беспамятство. В сон без сновидений.
Но обычно какое-то время Гелда проводила в сознании. И в эти редкие моменты она думала не о своей судьбе, представавшей перед ее мысленным взором дорогой в один конец, в конце которой маячила мрачная неизвестность, а об оставленном в Ихлире брате. Гелда знала, что Ногнор уже и сам способен о себе позаботиться. Да, ему всего девять лет, но дети, живущие в бедных кварталах столицы Локзома, взрослеют быстро. Или не взрослеют вовсе. Лишь бы Ногнор догадался не возвращаться домой! Если он сможет избежать цепких ручонок Конопатого Лоша, то сможет неплохо устроиться на драгоценную монету, полученную ею от похитителей. Золотой корл! О, это целое состояние. Они могли бы переехать в другой район — или даже город — и начать жизнь заново. Ногнор бы приоделся, привел себя в порядок, и его с радостью взял бы в ученики какой-нибудь ремесленник или торговец, а она могла бы начать свое небольшое дело, торгуя на рынке… В иное время Гелда и сама бы поняла наивность таких фантазий, но и в короткие минуты бодрствования разум ее редко пробуждался окончательно.
Еще она думала о Плачущем. Ногнор не знал, но время от времени Гелда тайком посещала храм человеческого бога, делала подношения из их небольших средств, слушала проповеди и пару раз даже разговаривала с новым страшим жрецом, неким Ризволгом. Она подумывала и о возвращении в ночлежку при храме, но никак не могла решиться. Ей нравилось жить в отдельной комнате, а не в общем зале, к тому же, у Конопатого Лоша длинные руки…
Гелда многое знала о Плачущем и ритуалах, свершаемых его последователями. Она бы с радостью согласилась понести ребенка от бога, чтобы он — вместе с сотнями и тысячами других — помог сделать этот мир чище и лучше, чтобы не голодали дети, и чтобы нелюдь вернулась обратно в свои земли, оставив людское людям. Гелда вообще много думала о детях, о двух, о трех, а потом и о пяти. О большой семье, собирающейся вечером у очага, о смехе, чистом и радостном… Но каждую неделю вместе с товарками пила отвар из корней синего душегубца, что не давал женщинам забеременеть. При их работе это стало бы катастрофой. Особенно для нее. Жрецы Плачущего терпимо относились к настою душегубца, но выступали против вытравливания уже зачатого плода. Ведь каждый нерожденный младенец — новая гиря на чаше весов ненавидящей человеческий род нелюди, новый боец, так и не ставший в строй в противостоянии с гномами, гоблинами, орками и иными, новый камень в лавине, готовой смести людей с лица земли.
Поэтому ей оставалось только мечтать. О большом доме, о большой и любящей семье, о многочисленных детях, каждый из которых свершит что-то важное и нужное для всего человеческого рода, приблизив установление на земле такого порядка, при котором люди будут чувствовать себя не жалкими, униженными существами, а полновластными хозяевами своей земли и своих судеб.
От мыслей о том, что никогда не станет реальностью, на глазах Гелды появлялись слезы, их-то и замечал внимательный гном. Он толкал локтем эльфа, который большую часть пути проводил в размышлениях и молчании, и показывал ему на повлажневшие глаза пленницы. Чародей устало кивал и вновь творил волшебство, перемежая слова заклинания сдавленной руганью. И Гелда засыпала вновь.
Однажды путешествие подошло к концу. Девушка не знала, сколько они ехали и куда попали. Ей зачем-то завязали глаза — хотя когда и кому она могла бы поведать об увиденном? — и вывели из кареты. Теплый солнечный луч, прорвавший плотные осенние тучи, подсказал ей, что сейчас день. Но вскоре на нее навалился холод и ощущение невероятной тяжести, нависающей над головой. И Гелда поняла, что оказалась в пещере.
Путешествие по подземным переходам длилось долго. Ее вели куда-то вниз. Несколько раз она спускалась по длинным лестницам, а однажды чуть не упала с одной, неудачно шагнув в возникшую впереди пустоту. Лишь рука гнома, направлявшего Гелду все дорогу, удержала девушку от падения. Она насчитала сто девятнадцать крутых ступенек и содрогнулась, представив, что стало бы с ней, если бы крепкая хватка карлика не остановила ее на краю. Потом Гелда невесело улыбнулась: может, скоро она еще пожалеет об этом.
По пути девушка и ее похитители пересекли несколько больших залов, каждый из которых встречал их шумом и говором десятков, если не сотен голосов. Но каждый раз, когда их троица — она чувствовала на поясе руку гнома и хорошо слышала легкие шаги эльфа — входила в новое помещение, там, словно по волшебству, становилось тихо. До следующего коридора их сопровождало лишь прерывистое дыхание множества гномов и сотни взглядов, что сходились — она прекрасно это чувствовала — именно на ней. Шум за спиной возобновлялся не скоро…
Путешествие длилось долго, и когда они, наконец, достигли неведомой Гелде цели, девушка едва держалась на ногах от усталости. Ей позволили опуститься на скамью — она чуть не вскочила, ощутив под собой холодный камень — и на какое-то время оставили в покое. Вокруг было шумно, несколько десятков гномов — или среди них были и эльфы? — сосредоточенно чем-то занимались.
Вскоре стало заметно теплее, по помещению потекли незнакомые Гелде ароматы. От некоторых ей хотелось чихать, от других спать, а третьи она была готова вдыхать вечно. Ее вновь подняли на ноги и куда-то повели. Путешествие заняло едва ли полминуты, и с каждым шагом запахи и жар становились все сильнее.
— Я думал, вы уже все закончили! — Гелда узнала голос похитителя, раздраженный гном на кого-то кричал.
— Ты куда-то торопишься? — спокойно возразил ему незнакомый девушке собеседник. Судя по всему, тоже гном. — В таком деле лишняя минута роли не играет. И лишний час. И даже лишний год. Сколько мы уже времени потратили, а, Гкул?
— Семь лет, — хладнокровно ответил вместо гнома эльф.
— Ха! Это только на хрурток семь лет, а сколько еще на ваших? До сих пор не понимаю, как эльфийки согласились на такое. Их-то, в отличие от всяких гоблинов и хруртов, даже спрашивали! Только не надо говорить про самопожертвование во имя подгорных друзей. Не поверю!
— Как знаешь, — ответил эльф равнодушно. — А если серьезно… На третьей тысяче лет становится очень скучно жить.
— Старушек нам подсовывали? — рассмеялся гном. — Тебе-то сколько, раз в это дело влез?
— Гораздо меньше. И не будем об этом.
— Хорошо. Ты вот только скажи, тех… которые все-таки появились… поймали?
— Нет. Разума у них, конечно, меньше, чем у гоблина, но то ли они ушли далеко, то ли прячутся хорошо. Да и кому какое дело. Сбежали — и хорошо. Тупиковый путь. Скоро сами передохнут.
— Этот, значит, лучше? — в живот Гелды впился толстый мозолистый палец.
— Надеюсь, — ответ эльфа прозвучал предельно кратко, но, даже произнося единственное слово, он не смог скрыть собственной неуверенности.
— Надеется он, — разочарованно пробормотал разговорчивый гном. — Ну, хоть кричат эти поменьше, чем эльфийки. Тех-то будто наизнанку выворачивали, хотя почему "будто"…
— Хватит болтать уже! — буркнул полузабытый Гкул.
— Да куда ты торопишься? — вновь вопросил его соплеменник.
— Сына хочу, — лаконично заявил один из похитителей Гелды.
— Сына он хочет, — протянул разговорчивый. — У меня двое, успел, пока… пока… — гном неумело всхлипнул, — дочку бы сейчас. На это, видно, рассчитывать глупо?
— Глупо, — согласился эльф. — Только мужского пола. Да и то не от всякого.
— Проклятые шруки! — бешено рявкнул тот. — Да и боги тоже, — добавил он тише. — Сколько даров Каррутугу поднес, сколько молитв прочитал, а толку? Как в бездонную пропасть… А жить как-то надо…
— Надо, — признал эльф.
— Вам-то, остроухим, легко говорить… — ответа от собеседника гном так и не дождался. — А эта чем лучше остальных?
— Ты помнишь, что не вышло с прошлой? — ответил вопросом на вопрос остроухий маг.
— Само превращение прошло хорошо, — неторопливо произнес гном, припоминая подробности, — но потом никто не смог с ней совладать. Она всем отказала, потом отказалась есть и померла…
— Эта не откажет, — довольным голосом заявил эльф. — И есть не перестанет. Мы с Гкулом долго подбирали подходящую.
— Хорошо, — не слишком уверенно согласился говорливый гном. — Хотя сколько уже было таких "подходящих"… Тогда начинаем? Подготовка завершена.
— Начинаем! — принял решение маг.
— Давно пора! — раздраженно подтвердил Гкул.
С Гелды быстро и деловито сорвали одежду. Она даже почувствовала некоторое облегчение, так как жара сделалась невыносимой. Пряные ароматы, врывающиеся в расширенные ноздри, вконец замутили ей голову. Кто-то ощутимо толкнул ее в спину. Не понимая, что с ней происходит, девушка послушно сделала шаг вперед и рухнула вниз.
Вода в бассейне, в котором она очутилась, обожгла ее нежную кожу. В последний момент с глаз Гелды сорвали повязку, и девушка, моргая заслезившимися глазами, сумела оглядеться. Свод огромного зала терялся в клубах пара, вокруг бассейна мелькали размытые тени. Она сумела различить лишь три смутные фигуры — высокую и две низких — то были эльф-чародей и пара гномов.
Маг встал на самый край и нагнулся. Гелда, несмотря даже на густую пелену, ощутила на себе пронзительный взгляд эльфа. Вода, оказавшаяся неожиданно плотной, легко держала на поверхности тело девушки. Но была ли та жидкость, в которой она оказалась, водой? Гелда не могла определить цвет, зато ощутила, что покрывается маслянистой коркой, которая постепенно густела, сковывая ее неловкие движения и медленно проникая под кожу.
— Почему она не кричит?! — Гелда с трудом разобрала удивленный возглас говорливого гнома.
Если бы она могла, то рассмеялась бы. Кричать? Зачем? Ведь это же так приятно. Ощущать тепло в каждой клеточке тела, вдыхать чудесные ароматы, нежиться в жаркой воде, даже если это и не вода. Гелда начала медленно засыпать, а потому не услышала ответ эльфа.
— Все идет даже лучше, чем я рассчитывал, — сказал чародей, подходя к краю бассейна.
В его руках заискрились молнии, протягивая ветвистые сверкающие лапы к воде, которая послушно рванулась им навстречу. Гелда оказалась в центре крохотного шторма. Вокруг бушевала стихия, а она, расслабив усталые члены, мирно дремала, позабыв обо всех бедах и горестях, пришедшихся на ее долю.
Вокруг внезапно стало тесно. Десятки гномов скопились на берегу, они что-то лили и бросали в воду, небрежно вываливая из тачек или же осторожно отсчитывая капли из пробирок. И все, как один, глядели только на нее.
Она посмотрела в ответ, на их невысокие коренастые силуэты, и ее сердце наполнилось неожиданной нежностью. "Дети", — мелькнула в голове Гелды непрошенная и нелепая мысль, — "мои дети…"
— Королева Гильвейра передает воплощению Великой Матери гномов наилучшие пожелания и выражает радость по поводу ее выздоровления после продолжительной болезни, — церемонно произнесла Алэйра, верховная жрица Фризейры.
Любовница, советница, а может, и наставница Токигора Второго решила — конечно, на время — вернуться к своему народу, дабы помочь королеве. Ведь, несмотря ни на что, Гильвейра оставалась правительницей эльфов. Пусть растерянной, потерявшей цели и ориентиры королевой, но она была женщиной, а такой шанс Алэйра упустить не могла. Если бы на трон вскарабкался кто-то из сторонников покойного Трайнира, то дело всей ее жизни пошло бы прахом.
Оставив императора людей разбираться с внутренними проблемами, которых после почти полного истребления армии у него заметно прибавилось, Алэйра вместе с Гильвейрой вернулась в родной лес и первым делом заявилась в главный храм Фризейры, за прошедшие века существенно обветшавший и позабытый. Неизвестно, что там произошло между ней и Орулейрой, но вскоре перед эльфами появилась новая верховная жрица богини, а старая еще долго маскировала здоровенный синяк под левым глазом фунтами пудры и поминала сквозь зубы — опасливо посматривая по сторонам — чьи-то "гнусные хруртские замашки". Поначалу в ее речах фигурировали и "хруртские подстилки", но недолго, ровно до тех пор, пока Орулейра не обзавелась синяком под вторым глазом.
Культ эльфийской богини переживал новый расцвет, а с ней на вершины власти поднималась и новая верховная жрица. Разумеется, временно, разумеется, в благородных целях. Но та скорость, с которой Алэйра оставила потерявшего армию Токигора, многим внушала опасение. Как и то мощное влияние, которое верховная жрица оказывала на королеву. Паланиану же и его служителям пришлось немного потесниться. А также вернуть полученные при Трайнире святилища и реликвии, отобранные королем у жриц Фризейры.
У подгорных жителей происходили сходные изменения. Жрецы Каррутуга, конечно, были от них не в восторге. Но, будучи гномами, они подходили к любому вопросу предельно практично. Когда-то они посчитали, что иметь десятки богов — расточительно, теперь же, тщательно поразмыслив над полученными от Дарага и Алэйры сведениями, они возродили изрядно позабытый культ Пригуки, Великой Матери гномов, воплощением которой стала живущая в глубоких пещерах под Каррутом часто поминаемая Дарагом всуе Гномоматка. Получилось странно, ведь в результате последняя, именуемая Великой Праматерью гномов, неожиданно оказалась воплощением Великой — всего-навсего — Матери, но сие противоречие жрецы объяснили неисповедимостью божественных замыслов.
Так или иначе, Гномоматка сразу пошла на поправку. Богиня благосклонно приняла решение возвратившихся под ее крыло блудных сыновей и даже то, что ее жрецами стали мужчины. Огнозга, ведавшего во время оно сходными вопросами, решили оставить и дальше пребывать в забвении.
Пригука Пригукой, но не обошлось и без людей. Нелепая и омерзительная идея Алэйры о том, что надо допустить "грязных и вонючих" хруртов в святая святых подгорного народа, убелила бороду не одного жреца. Но на этот раз даже Дараг, узнавший об истинном происхождении Гномоматери, встал на сторону эльфийки. И жрецам пришлось прислушаться к мнению "победителя шруков". Немного поколебавшись, Дараг приписал к "поверженным" им обитателям Галая и Спигра, который не раз оказывался на земле после могучего гномьего удара.
Человеческие лекари, принесшие все клятвы и обеты, которые смогли припомнить и измыслить новоявленные служители Пригуки, получили доступ в тайную пещеру. Обследование шло несколько дней. По его итогам разъяренным жрецам был предъявлен длинный список типично хруртских заболеваний, обнаруженных у Гномоматери. Ведь, несмотря ни на что, она продолжала в сути своей оставаться человеком, как бы ни хотели забыть об этом сами жрецы. Дараг попытался прочитать расписанный лекарями на три свитка диагноз, но уже на второй строчке начал запинаться, плюнул и пошел морально готовиться к выполнению своего долга.
Излечение заняло на удивление мало времени. Лучшие лекарства, практически гномье здоровье и благословение вновь обретенной богини сделали свое дело. Уже через неделю у Гномоматери улучшилось настроение и заметно вырос аппетит. А еще через месяц жрецы сообщили Дарагу, что она готова. Лишних объяснений не потребовалось. Гном вздохнул и потащился на торжественную церемонию, посвященную полному излечению воплощения Великой Матери.
Теперь Дараг стоял за спинами жрецов и откровенно скучал. Длинные выспренные речи утомляли его, а сейчас им не виделось конца и края. В ответ на слова Алэйры, седобородый гном — верховный служитель новообретенной Великой Матери — начал с пафосом излагать благодарности и встречные пожелания. Дараг с трудом удержался от зевка и принялся разглядывать прибывших с эльфийской делегацией магов. На его взгляд, даже всем скопом они не смогли бы одолеть пропавшего Альвейна.
Тем не менее, именно они первыми ощутили на себе эффект от происходящих в мире серьезных изменений. Заклинания стали заметно сильнее. В сражении с армией Гильвейры — названным впоследствии Битвой Трех народов — погибли сотни жрецов Плачущего, гномы расстались с единобожием, а потому мир начал постепенно открываться. Дальше — больше. Одному из кузнецов явился во сне Каррутуг, и мастер, как одержимый, принялся намешивать в расплавленную железную руду столь странные добавки, что его поначалу приняли за сумасшедшего. Потом же, когда металл охладили, все смогли лишь восхититься невероятной красотой и прочностью — даже по гномьим меркам! — нового сплава.
Чудеса происходили и у эльфов. Даже после смерти Трайнира, когда лесным народом единовластно начала править Гильвейра, многие сторонники погибшего короля активно выступили против женщины на троне, да к тому же безухой. Это грозило эльфам расколом и междоусобной войной. Но однажды самым ярым недоброжелателям королевы во сне явилась Фризейра, после чего те, кому повезло проснуться, стремительно поменяли свои взгляды.
Вторым шагом Гильвейры — после утверждения новой верховной жрицы эльфийской богини — стало подписание нового Договора. В нем не было никаких упоминаний о шруках, зато добавилась еще одна сторона. Люди. Вместе с былыми противниками по Битве Трех народов они обязались поддерживать религиозное равновесие — не плодить жрецов и богов сверх установленного предела. Закрывать мир снова было бы глупо. Так же как и резко распахивать его перед неизвестно кем. Да и усиление магии грозило не только положительными последствиями…
Потом вспомнили и о прочих народах. Ведь у них тоже есть свои боги — а подчас уже и шруки — о которых забывать не следовало. Проще всего оказалось с гоблинами. Те сразу поняли, что сопротивляться бесполезно, а потому заранее согласились на все. Их даже не заставили подписывать договор. Это было бы глупо. Все равно смысл заковыристых формулировок не укладывался в их полудетских мозгах. Теперь надлежало договориться — от этой идеи Дарага трясло — с орками, разобраться с отпавшими провинциями человеческой империи, в которых правители кому только не поклонялись, а также с иными разумными расами. В том числе и с криклерами, о которых Дараг знал только то, что свинина — гном даже не покраснел, ибо привык — у них очень вкусная.
— Ты готов, Дараг? — спросила Алэйра, закончив обмениваться приветствиями и пожеланиями со жрецами гномов.
— Да вроде как… — пробурчал заметно нервничающий Дараг. Руки его нервно мяли не слишком привычный предмет. Как бы он хотел, чтобы в них оказалась секира или, на худой конец, кузнечный молот. Так ведь нет! — А как она? Королева, то есть…
— Оскопить бы тебя, — мстительно протянула верховная жрица Фризейры, — чтобы смог ощутить хоть малую толику ее мучений. Да ведь нельзя… пока…
— А что мне, голову надо было ей рубить?! — возмущенно рявкнул Дараг под косыми взглядами жрецов.
— Никто и не говорит, что ты поступил неверно, — холодно ответила Алэйра.
— Про Альвейна-то что-нибудь слышно? — спросил гном, меняя тему.
Ему было стыдно. Да, он интересовался судьбой товарища — а может быть, друга — но лишь потому, что стремился отдалить тот момент, когда ему придется вновь войти в огромную темную пещеру, в которой он когда-то испытал самое страшное потрясение и унижение в своей долгой жизни.
— Ничего нового, — сказала Алэйра. — Но Альви — мальчик шустрый и умный, я верю, что он выберется. Даже из лап шруков. Сейчас нас должны волновать другие вопросы.
Дараг вновь опасливо посмотрел на вход в пещеру. Руки гнома вспотели, он тяжело вздохнул и… задал новый вопрос:
— А что с этими, с гнэльфами?
— За последний месяц они несколько раз нападали и на гномов, и на людей, — вместо жрицы Фризейры ответил служитель Каррутуга. Новое слово, которое теперь полагалось применять для обозначения хруртов, давалось ему с трудом. — Мы думаем, что они готовятся к полноценному вторжению, но вот по какую сторону хребта они вылезут — судить пока сложно. Они долго сидели тихо и незаметно, но теперь у них что-то существенно изменилось. Дараг, ты готов выполнить свой долг перед народом и бого… богами?
— Да, — тихо сказал тот. Тряхнул головой, напомнил себе, что бывал и не в таких передрягах — наглая ложь сработала на редкость хорошо — и повторил, но уже гораздо увереннее: — Да!
Жрецы, маги, старейшины, главы крупнейших гильдий встретили его ответ одобрительными кивками. Алэйра посмотрела ему в глаза, и, едва ли не впервые, Дараг увидел во взоре эльфийки поддержку и понимание. А может, ему просто показалось.
Тянуть дальше было нельзя. Он еще раз оглядел собравшихся: только гномы и эльфы. По его настоянию, хруртского посла со свитой оставили уровнем выше. Там же находилась и делегация гоблинов. Судя по долетающему иногда шуму, им было весело. Гномы не поскупились на угощения, а гости, решив не дожидаться хозяев, налегли на кушанья и выпивку. Оставалось надеяться, что гоблины не начнут петь свои песни. И тогда, возможно, обойдется без дебоша. Слишком уж разные существа сидели там за столами на холодных каменных скамьях.
Мысль о предстоящем пире — и возможной драке — приободрила Дарага. А вдруг среди многочисленных гоблинских посланцев окажется и Ырх? Гном был бы очень рад увидеть старого знакомца. Если тот, конечно, смог вернуться в родное племя, обогащенный новыми строками для песен и ожерельем из человеческих ушей. Чем шрук не шутит!
Дараг подошел к началу коридора, который должен был вывести его к Гномоматери, и уверенно зашагал по нему. Первым делом ему надлежало извиниться за все те оскорбления, которым он подчас подвергал её, поминая, сравнивая, ругая…
Конечно, отчасти его оправдывало невежество. Но Дараг не хотел искать оправданий. К тому же, ему было чем, пусть и не до конца, загладить свою вину. Букет в его руке — мятый и влажный — походил больше на веник, чем на подношение воплощению богини, но она за прошедшие века не получала и таких даров.
Естественно, это были нарциссы.