В заключение этого общего экскурса следует отметить, что в жизни большого эгрегора постоянно идут процессы возникновения, оформления и гибели его подэгрегоров, так что в целом получается довольно мозаичная картина этических систем, и люди, ведомые разными эгрегорами, и тем более эгрегорами в разных фазах своего развития, часто имеют совершенно разную этику и совсем не понимают друг друга.
Горькое недоумение и упреки поколения, выросшего в фазе творения эгрегора, по поводу поколения, живущего в фазу его оформления — типичное явление: оно имеет тот же смысл, что и сожаление об ушедшей юности человека, вступившего в фазу кристаллизации эгоического эгрегора, начинающего, как сказали бы в XIX веке, черстветь и каменеть. Но если человек при желании в значительной степени может противостоять тенденции кристаллизации собственного эгоического эгрегора, то в отношении эгрегоров больших коллективов это невозможно.
Ни отдельные личности, ни коллективы в целом не "виноваты", то есть не являются причиной того болезненного для эгрегора явления, которое иногда называется отчуждением идеи и которое есть трансформация и умирание, переход в новую фазу или распад. От людей зависят конкретные формы, более или менее гармоничное протекание этих процессов, но не более того. Считать, что поколение, живущее в эпоху гибели эгрегора, менее нравственно, чем поколение, насыщенное пассионариями, создающими, так сказать, новое время — неисторично. Коллективы в целом в первую очередь — проводники воли соответствующего эгрегора, и оценка обратного воздействия коллектива на эгрегор и на весь процесс эволюции мира должна производиться в каждом случае особо.
Когда человек спрашивает: "Этично ли я поступаю? Морален ли такой-то поступок? Хорошо ли делать так-то?" — то его вопрос некорректно поставлен. Следует уточнить: по отношению к какому эгрегору? Интересы эгоического, семейного, религиозного и государственного эгрегоров часто противоречивы, так что указанные уточнения оказываются необходимыми.
С повышением эволюционного уровня человека и с углублением связи между ним и эгрегором этика усложняется. Здесь следует различать две ситуации: первая — когда человек толком не подключен ни к какому эгрегору и постоянно мечется от одного к другому. В этом случае выработать этику ему не то что трудно, а просто невозможно, так как требования к его поведению в любой ситуации у различных эгрегоров различны; различны также (по стилю) и формы наказания и поощрения этих эгрегоров, так что человеку очень трудно разобраться в происходящем. Вторая — ситуация глубокого служения эгрегору — также ставит человека перед очень серьезными проблемами выбора, но выглядят они совсем по-другому. Здесь эгрегор дает человеку большую реализационную власть и энергию по широкому каналу и, что очень важно, возможность распоряжаться ими по своему усмотрению в ходе решения определенных эгрегором задач, которые тот ставит человеку в общем, предоставляя возможности инициативы и творчества во всех частностях.
Трудность в данном случае заключается в том, что ошибки такого человека дорого обходятся (ему самому, эгрегору, эволюции), и поэтому его ответственность несравненно выше. Но в помощь ему эгрегор вместе с энергетическим предоставляет также и свой информационный канал, по которому человек может обращаться к эгрегору в случае необходимости. Иначе говоря, находясь в затруднительной ситуации, которая человеку не ясна, и он не может понять, что ему следует делать, он может задаться вопросом: что значит то-то и то-то в данном случае? — и ему в голову (по информационному каналу) придет ответ, анализируя который, он лучше поймет, что происходит, и определит свое поведение. При этом часто пропускная способность информационного канала такова, что эгрегор не может точно ответить на лобовой вопрос человека: "Что я должен делать в данной ситуации?" — а дает лишь общее, достаточно расплывчатое указание; зато на конкретные вопросы, уточняющие происходящее, он даст уже конкретные ответы, ясно сформулированные в словах. Следует также иметь в виду, что в случае сильной связи между человеком и эгрегором, последний всегда может точно сказать человеку, что тот должен делать, но говорит это лишь в ответственных ситуациях (в случае крайней необходимости эгрегор может даже отключить сознание, и человек будет действовать как его марионетка), когда цена ошибок слишком велика. В остальных случаях эгрегор нуждается в инициативе и творчестве человека, в частности в его самостоятельном осмыслении их, поэтому давать (свой!) точный и полный анализ и однозначные рекомендации по поведению не склонен.
Следует подчеркнуть, что вести себя по отношению к эгрегору неэтично, то есть не выполнять его требования, можно лишь очень короткое время: он быстро перекрывает каналы связи и выталкивает человека сначала на более низкие (менее дифференцированные) уровни служения, а потом и вообще отказывается от него. Испортить отношения с эгрегором гораздо легче, чем их наладить. Вот типичный пример.
Молодой человек слышит зов — его необыкновенно тянет рисовать или писать стихи, и он, к радости родных, обнаруживает к этому занятию определенные способности. Однако жизнь его складывается так, что в художественное училище или литинститут он не попадает и избирает иную профессию, занимаясь искусством в свободное время, изредка показывая свои творения знакомому профессионалу, который отмечает, наряду с дилетантством, определенную оригинальность и непринужденность самовыражения. Сам же художник не очень ощущает недостатки профессиональной подготовки, но зато от работы получает огромную радость и удовлетворение. Чистый лист (пустой холст) тянет его к себе, а о написанном он быстро забывает, увлекаясь следующими темами.
И вот в один прекрасный или во всяком случае ответственный день Вельзевул, обернувшись для пущего правдоподобия знакомым редактором или академиком художеств, говорит нашему герою: "Слушай, бросай ты свою контору и иди к нам. Технике живо подучишься и будешь себе творить на рабочем месте, не отвлекаясь на всякую ерунду!" И вот тут происходит удивительная вещь. Почему-то техника начинает противоречить индивидуальному творческому началу. Ну, казалось бы, какой вред, кроме пользы, будет художнику от того, что он научится более точно рисовать контуры предметов, а также блики и полутона? Однако художественный эгрегор накладывает свое вето. Видеть, говорит он, можно, смотри сколько хочешь, хоть все подробности: тон, тон, полутон… А изображать будешь то, что мне важно и в том стиле, какой мне присущ. Именно так и идет совершенствование техники: углубление видения, слышания и потенциальных возможностей выражения; фактическое же воплощение творческой мысли может быть таким, что никому не придет в голову, что художник-то техникой владеет, просто эгрегор пользуется ею (как каналом) очень своеобразно.
Итак, любитель, пришедший в профессионалы, сталкивается с необходимостью фактического роста своей техники, то есть расширения канала связи со своим эгрегором и, возможно, с другими эгрегорами, что происходит при освоении искусства другой страны, другого времени, стиля. Однако это еще не все: художник сталкивается также с необходимостью перестройки формы выражения, то есть подключения к эгрегору соответствующей профессиональной организации (союз художников и т. п.). А этот эгрегор всегда довольно жесткий и часто работает на низких вибрациях. Он обслуживает административную иерархию (вариант тоталитарный) или "народ" (вариант демократический), то есть включается в массовую культуру. В обоих случаях частота энергетических потоков оказывается ниже, чем была раньше, и человек начинает вести себя неэтично по отношению к своему художественному эгрегору, в результате чего последний отключает его от своего канала; в профессиональный же эгрегор человек еще не включен, это довольно трудно и требует значительного насилия над собой. Возникает специфическая, крайне тягостная для художника ситуация: холст физически отталкивает, чистый лист бумаги пугает, вместо знакомого легкого дрожания мыслей в голове, музыки рифм в ушах — пустота и черная тяжесть банальности, высшие каналы в эгрегор художественного творчества перекрыты. Но жить как-то надо, и художник покидает свой родной эгрегор и становится пасынком профессионального. Оригинальность и самовыражение исчезают, остается тусклый ремесленник, пишущий удивительно похоже на общий стиль. И, что тоже не прибавляет ему радости, писать не на заказ, а так, как это происходило когда-то, он давно уже разучился.
Описанная история распространена, но не обязательна; это, так сказать, один из полюсов, а на другом находится гений массовой культуры, чей основной художественный канал идет точно в эгрегор своего народа (или мира). Он вполне адекватен своему потоку, пользуется мгновенной громкой славой и благополучно забывается через двадцать лет вместе со своими творениями. В промежутке между этими двумя полюсами имеется широкий спектр всевозможных творцов, пытающихся сочетать индивидуальный и профессиональный эгрегоры, с большей или меньшей индивидуальностью и способностью приспосабливаться к общественному эгрегору. Те, кто приспосабливается меньше, вынуждены толковать об "искусстве для искусства", а тех, кто приспосабливается больше, немного мутит от низких вибраций, на которых им приходится творить.
Возвращаясь к проблеме этики человека, заметим следующее. Этическая проблема возникает в двух случаях: когда человек не может понять, чего ждет от него эгрегор, которому он служит, и когда он должен выбирать (ситуативно или постоянно) эгрегор, которому он будет служить. Воля эгрегора воспринимается человеком всегда интуитивно: он (непонятно откуда) просто знает, что поступать надо так-то. Искажение сигнала эгрегора возможно тем больше, чем слабее канал связи с ним. Если человек живет так, что ему по большей части безразлично, как себя вести, это значит, что он не подсоединен ни к какому сильному каналу и каждый его отдельный поступок не играет большой роли в его жизни; однако именно совокупность поступков за некоторый период времени определит его дальнейшую с