удивились, если бы узнали, что это мясо несколько более… экзотическое?
— Неужели дичь?
— В своем роде.
Вошли Паддингтон и Ларсен, оба в приподнятом настроении. Фробишеру показалось, что атмосфера неуловимо изменилась, и не только потому, что уже наступил вечер. Возможно, все дело в несварении желудка. Вошедшие уселись у огня, широко и с некоторым злорадством улыбаясь Гилберту, и ему стало совершенно ясно, что его одурачили. Он взглянул на дверь — слишком далеко. Они не дадут ему сделать и двух шагов.
— А вы ели когда-нибудь… человеческое мясо, мистер Фробишер? — прошелестел Саузерли.
— Решительно нет, — ответил Гилберт.
— Вы совершенно в этом уверены?
Гилберта охватил гнев, а дикая головная боль начисто лишила чувства юмора.
— Я что, похож на проклятого людоеда? — спросил он.
Саузерли фыркнул от смеха.
— Я не верю в проклятье, поэтому не могу ответить утвердительно. Что касается того, похожи ли вы на людоеда — для этого достаточно посмотреться в зеркало.
— Я вижу, вы шутите, — поморщился Гилберт. — К сожалению, мне нездоровится — возможно, это вино. Мне сейчас совершенно не до шуток.
— Все это действительно невероятно забавно, но шутки здесь ни при чем. Вы добровольно употребили в пищу поджелудочную и зобную железы человека, огромную порцию, и, по вашему собственному признанию, вам очень понравилось. Поздравляю вас, сэр. Таким образом вы официально вступили в ряды Общества гурманов, и мы все за то, чтобы сделать вас полноправным членом.
Гилберта затошнило, и он быстро повернулся к единственному открытому сосуду в комнате — стоявшей у двери подставке для зонтиков, сделанной из слоновьей ноги. Он склонился над ней и долго и мучительно опустошал желудок, пока не лишился сил. Голова кружилась, но он вполне ясно понял сказанное и интуитивно чувствовал, что это правда. Он снова склонился над слоновьей ногой, имитируя новый приступ рвоты, и стал кашлять и отплевываться, поглядывая тем временем на дверную ручку, до которой уже можно было дотянуться.
Кто-то крепко схватил его за руку, пресекая мысли о побеге в зародыше, другой, Паддингтон, преградил ему путь к двери. Он явно здесь пленник. При нем оставалась трость, но вступать в драку пока не стоило, разве что ее попытаются отобрать. Это логово преступников, без всякого сомнения.
Саузерли, по-прежнему держа Фробишера за запястье, заботливо похлопал его по спине.
— Ну что, освободили желудок?
— Вполне, — сказал Гилберт. Господи, был бы здесь сейчас Табби. Вдвоем они без труда раскидали бы этих негодяев. Но одному… — Помогите мне добраться до кресла, мистер Саузерли, будьте любезны. Боюсь, мне стало дурно. Не принимайте это как жалобу на угощение, из чего бы его ни приготовили.
— Вот, оботритесь, — предложил Саузерли, протягивая салфетку.
Пока Гилберт вытирал рот, вошел мускулистый слуга, забрал слоновью ногу и вышел.
— Сознаюсь, мне действительно доводилось есть человечье мясо — на острове в Южно-Китайском море, под названием Панголина… — начал Гилберт. Он лгал в надежде их успокоить. — Хотите услышать всю историю?
— Послушаем с превеликим удовольствием, — ответил Саузерли.
— Так вот, сэр, король острова — а это остров каннибалов, по крайней мере, так считается, — устроил в нашу честь пир, и всех угощали жареным мясом. Мне досталась человеческая ладонь, запеченная, как мне сказали, в земле, и, отказавшись, я бы оскорбил короля, ибо она считается деликатесом. Я придерживаюсь древней мудрости: «В Риме поступай как римляне», — Гилберт улыбнулся собеседникам, надеясь, что они поверили.
— Очень разумно, — заметил Саузерли. — И как вам показалось? Вкусно?
— Да, вполне, особенно корочка. Есть там особенно нечего, конечно, но в качестве закуски перед едой неплохо.
— Право же, нам надо включить это в меню, — кивнул Саузерли. — Вы среди единомышленников, сэр. Вы очень нас порадуете, если рассмотрите наше предложение. Компания у нас, конечно, необычная, но, уверяю вас, наши причуды приносят прибыль. Буду с вами откровенен: чтобы вступить в наш маленький клуб, нужно сделать взнос, а потом платить ежегодные взносы, как в любом клубе, но все мы с лихвой их окупили. Это элитное общество.
— Рассмотрю, — сказал Гилберт. — Непременно рассмотрю. Признаюсь, такое предложение для меня неожиданно. Я обязан своим успехом… искусству рассуждения.
— Как и все мы, — заверил его Саузерли.
— Не хотите ли познакомиться с моим кузеном Хоббсом? — поинтересовался Паддингтон. — Через четверть часа за ним заедет экипаж, чтобы отвезти его на станцию, а ведь именно он нас, так сказать, познакомил.
— С превеликим удовольствием, — согласился Гилберт. Самочувствие и настроение его улучшились, и он заставил себя подняться на ноги, опираясь обеими руками на круглый набалдашник трости.
— Он в баре наверху, хочет выпить пинту портера, прежде чем отправиться в путь. Портер, безусловно, способствует отдыху — природное успокоительное.
Конвоируемый спереди и сзади Фробишер оказался на лестнице, которая привела его на широкую площадку следующего этажа; вправо и влево разбегались длинные коридоры. Свернув в один, они вошли в комнату, увешанную отвратительными картинами с изображением расчлененных тел, с длинным столом посередине. Сзади с грохотом захлопнулась дверь, и Саузерли пересек комнату и открыл следующую.
Навстречу им пахнуло холодным воздухом, который становился все холоднее и холоднее, стоял резкий запах аммиака, как в леднике. Запах освежил Фробишеру голову, он полностью пришел в чувство и, оглядевшись, убедился, что это вовсе не бар. Скорее, холодильная камера. Завешанные тяжелыми портьерами окна, шипящие здесь и там газовые рожки с черными пятнами угольной пыли на полу под ними. Посередине комнаты стояло деревянное кресло, а одну из стен закрывала широкая деревянная панель, подвешенная на колесиках, движущихся по железным рельсам. Вдоль другой стены тянулся покрытый пятнами крови разделочный стол футов восемь длиной.
Саузерли подошел к деревянной панели, торжественно поклонился Гилберту и отодвинул панель на колесиках, открыв неглубокую нишу, где на стене распростерлось человеческое тело, подвешенное на крюк за связывающую ноги веревку. Голова отсутствует, грудная клетка раскрыта, внутренности извлечены, несомненно, вместе с поджелудочной и зобной железами. Мясо с правого бедра срезали, обнажив берцовую кость. Под телом лежало длинное металлическое корыто, заполненное кусками льда и засыпанное сверху соломой.
— Привет, Джулиан! — крикнул Паддингтон мертвецу. — Это Гилберт Фробишер, пришел с тобой познакомиться! — он истерически захохотал, к нему присоединился Ларсен. Гилберт снова почувствовал приступ дурноты и, неуверенно подойдя к креслу, рухнул в него. Теперь он дрожал от холода, а от аммиачного смрада слезились глаза.
К ним заглянул обезьяноподобный слуга и объявил:
— Пароход подошел, сэр, они спустили шлюпку с нашим человеком на борту. Я видел, что погрузили гроб.
— Отоприте главные ворота и откройте их, Дженсен, — распорядился Саузерли. Затем, обращаясь к Гилберту, он продолжал: — К нам за ужином присоединится ваш друг, мистер Фробишер — еще один римлянин на пиру, так сказать. У вас есть ровно полчаса, чтобы предаться искусству рассуждения, и не забывайте древнюю мудрость о сравнительных достоинствах живого пса и мертвого льва, а? — для наглядности он махнул рукой в сторону разделанного трупа Джулиана Хоббса и добавил: — У нас, милостивый сэр, тоже есть девиз, унаследованный от древних римлян, — Aut manduces aut manduceris, что, как известно, означает: «Съешь, или будешь съеден».
ГЛАВА 21БИТВА ПРИ ДИКЕНС-КОУВ
— Дядюшка, стало быть, ушел один из гостиницы, чтобы разузнать про кулинарное общество, о котором рассказывал Паддингтон, — Табби выдернул носовой платок Фробишера-старшего из щели. — Оставил здесь свой платок, зная, что, если дела пойдут плохо, мы пойдем его искать. И не ошибся. Не хочу говорить, что он отправился сюда назло мне, но…
— Да поможет ему Бог, — сказала Элис. — Коллиер жутко боялся обитателей этого дома.
— Бога ради, мы сейчас сами наведем тут ужас. Если…
Табби прервал поспешно вернувшийся Финн.
— Они у берега, — сообщил он. — С парохода спустили шлюпку — шестеро на веслах, с деревянным ящиком на борту, таким же, как в пещере.
— Если одолжишь пистолет, Элис, я их всех перестреляю, — предложил Табби. — Твоя совесть останется чиста. Моей совести уже давно наплевать.
— Моя совесть освобождена от своих обязанностей до тех пор, пока мы не вернем Лэнгдона и Гилберта, — ответила Элис. — После этого я верну ей полномочия. К тому же, если верить опасениям Коллиера, нашей жизни тоже грозит опасность. Что до пистолета, то, боюсь, Гилберта убьют, если на утесе услышат стрельбу.
— И к тому же увидят нас, если мы не спрячемся, — заметил Финн, кивая в сторону дороги. — Они же ждут прихода парохода.
Над ними на утесе смял огнями старый особняк. Поднималась луна, туман немного рассеялся, по крайней мере, на время.
— Какие у нас шансы против шестерых без пистолета? — спросил Табби.
— У обрыва полно отличных булыжников, — Финн всегда отличался изобретательностью. — Спрячемся на скалах и закидаем их камнями в самом узком месте пути. Профессор в ящике, ему ничего не грозит.
— Да, — согласилась Элис, не видя приемлемой альтернативы.
Они уже спускались к обрыву, укрепленному естественными зубчатыми стенами каменных осыпей и изрезанному рвами спускавшихся к пляжу промоин. В какой-то момент основная тропа ныряла в узкое ущелье с отвесными стенами, где от летящих сверху камней некуда было спрятаться. Но кидать булыжники следовало, стоя прямо над ущельем: каждый их камень должен был найти свою цель, иначе контрабандисты разбегутся, обогнут скалу и нападут сами, прежде чем друзья успеют скрыться в лесу.
Элис огляделась в поисках других спусков — путей к отступлению — и обнаружила пригодную для спешной эвакуации расщелину, прорытую дождями в меловых скалах. Однако если кто-нибудь швырнет сверху камень, это верная смерть — все равно что бить дубинкой рыбу в рыбоходе на плотине; и ведь примерно так она и ее спутники собирались поступить сейчас с незнакомыми людьми, которые скорее всего понятия не имеют, кого они несут в ящике в старый дом. Подумав, что подобные измышления могут лишить ее воли к действию. Элис отвернулась.