ых идей является сугубо частным делом. Практически, все, чего мы хотим от государства, выносящего свои суждения с позиций уже сложившегося положения дел, — это чтобы оно смирилось с той мыслью, что новое производится частными лицами, и обошлось бы без излишнего вмешательства в это новое. Возможно, когда-нибудь появится государство, которое возьмется производить и распространять новые идеи и новые способы мышления, но сейчас о таком государстве можно только мечтать. Когда оно появится, оно будет существовать за счет того, что новые идеи станут вопросом общей веры и гордости. Конечно, можно сказать, что и сейчас государство обеспечивает необходимые гарантии для того, чтобы частные лица могли лица эффективно заниматься открытиями и изобретениями. Но создание этих условий является побочным продуктом, посторонним по отношению к тем основаниям, на которых общество поддерживает эти условия. Такую идею легко опровергнуть, заметив, что общественное мнение менее всего склоняется к принятию того образа мысли, который склонен отражать состояние дел, не прибегая при этом к помощи технических теорий. В любом случае, абсурдно ожидать, что общество в целом — пусть даже название «государство» будет чересчур большой похвалой для него — превысит средний интеллектуальный уровень тех, из кого оно состоит.
Однако, когда какой-то способ поведения становится старым и знакомым, когда обычным делом становится использование определенного инструментария (если оно является предпосылкой осуществления других обычных целей), данный способ поведения обычно попадает в компетенцию государства. В лесу человек может протоптать свою собственную тропинку, но о больших дорогах, как правило, заботится общество. Без дорог, которыми каждый человек волен пользоваться (или не пользоваться) по своему усмотрению, люди были бы подобны странникам, потерпевшим кораблекрушение и заброшенным на необитаемый остров. Средства транспорта и связи затрагивают интересы не только тех, кто ими пользуется, но и всех тех, кто любым образом зависит от того, что именно перевозится, то есть производителей и потребителей. Возрастание возможностей легкой и быстрой связи означает, что производство начинает ориентироваться на все более отдаленные рынки и способствует преимущественному производству товаров широкого потребления. Таким образом, начинает обсуждаться вопрос, не следует ли железные дороги, как и обычные дороги, передать в управление общественных властей; в любом случае, по мере того как они приобретают важное место в ряду устоев общественной жизни, за ними устанавливается какая-то степень общественного контроля.
Тенденция относить в компетенцию государства все старое и установившееся имеет, помимо прочего, и психологическое обоснование. Привычки способствуют экономии как физической, так и интеллектуальной энергии. Они освобождают ум от необходимости каждый раз заново изыскивать средства для выполнения привычных задач, освобождая его, таким образом, для работы с новыми условиями и целями. Более того, вмешательство в хорошо установившуюся привычку вызывает чувство неловкости и антипатии. Освобождению от необходимости занимать внимание тем, что повторяется регулярно, еще более способствует эмоциональная тенденция избавляться ото всего, что вызывает беспокойство. Отсюда общая расположенность отдавать высоко стандартизованные и однородные виды деятельности официальным представителям общества. Возможно, придет время, когда станет рутиной не только управление и обслуживание железных дорог, но и существующие способы производства машин, так что люди бизнеса, вместо того чтобы протестовать против передачи их в собственность общества, станут, наоборот, настаивать на ней, что позволит им посвятить свою собственную энергию таким делам, в которых требуется большая новизна, разнообразие, в которых есть большие возможности для риска и удачи. Даже при сохранении общего режима частной собственности, они, возможно, захотели бы занимать свое время рутинными вещами не больше, чем захотели бы взять на себя заботу об общественных дорогах. Даже сейчас идея, согласно которой общество должно взять на себя машинное обеспечение производства товаров, является не столько предметом спора между чистым «индивидуализмом» и «социализмом», сколько вопросом о том, каково должно быть соотношение экспериментального и привычного, нового и постоянного; каково должно быть соотношение между тем, что имеет ценность в качестве условия других вещей, и тем, что значимо само по себе.
Четвертая черта общества отражена в идее, согласно которой дети и другие иждивенцы (такие как люди психически больные, инвалиды) должны находиться под его опекой. В любой сделке, когда стороны не равны по статусу, отношения скорее всего будут односторонними, и интересы одной из сторон пострадают. Если последствия представляются серьезными, особенно если они непоправимы, общество оказывает определенное давление с целью выровнять условия. Законодатели более охотно регулируют норму рабочего дня для детей, чем для взрослых, для женщин — чем для мужчин. В общем и целом, законодательное регулирование труда не может быть обвинено в том, что оно нарушает свободу заключения контракта; ибо когда экономические ресурсы сторон соглашения настолько не равны, что условия подлинного контракта отсутствуют; государство совершает действие по выравниванию уровней, на которых заключается сделка. Впрочем, профсоюзы часто возражают против такого «патерналистского» законодательства на том основании, что добровольное объединение рабочих, которое обеспечивает коллективное заключение соглашения, для участвующих в нем предпочтительнее, чем те действия, которые предпринимаются государством без активного участия рабочих. На том же основании покоится общее возражение против патернализма, согласно которому он относится к объектам помощи, как к детям, лишая их стимула помогать самим себе. Тем не менее, данная разница касается не принципа, согласно которому неравенство в статусе служит основанием для вмешательства общества, а только средств, при помощи которых лучше всего достичь равенства.
Что касается образования детей, то до сих пор наблюдалась постоянная тенденция считать его государственным делом, несмотря на то, что прежде всего о детях заботится семья. Но эффективное образование возможно лишь в одном периоде жизни, в детстве; и если это время упустить, последствия будут непоправимыми. Позже небрежность уже практически нельзя исправить. Поскольку же считается, что определенное воспитание и образование детей способны возыметь существенное влияние на социум, устанавливаются правила, влияющие на действия родителей в отношении своих детей, а те, кто не являются родителями, облагаются налогом на поддержание школ (вопреки Герберту Спенсеру). То же самое имеет место и с последствиями небрежного отношения к мерам предосторожности в промышленности — условия работы в этом случае вредны для здоровья и настолько серьезны, что современное общество вмешалось с целью поддерживать условия, способствующие безопасности и здоровью. Тот же принцип иллюстрирует движение за введение государственного страхования по болезни и старости. Хотя установление государством минимального размера оплаты труда до сих пор представляет собой спорный предмет, аргументы в пользу этого шага опираются на тот же самый критерий. Смысл данного довода сводится к тому, что прожиточный минимум — это вещь, имеющая настолько серьезные непрямые последствия для общества, что ее нельзя просто оставить на усмотрение сторон, непосредственно участвующих в сделке, поскольку состояние нужды может сделать одну из сторон неспособной к эффективным равноправным переговорам.
В том, что сказано выше, нет попытки установить критерии, которые следует заранее установленным образом применять для того, чтобы достичь таких-то и таких-то результатов. Мы не пытаемся предсказать, какие особые формы примет государство в будущем. Здесь мы занимались только тем, что выделяли некоторые черты, которые характеризуют действие общества в отличие от действий частных лиц. Сделки между отдельными лицами и группами приводят к появлению общества тогда, когда становятся важными их непрямые последствия — то есть такие, которые не имеют непосредственного отношения к целям сделки как таковой. При этом остается некая неясность относительно того, какой смысл вкладывается в определение «важный». Но по крайней мере мы указали на некоторые факторы, которые определяют важность последствий: к таковым относятся: далеко идущий характер последствий, как в пространстве, так и во времени; их определенный, одинаковый и постоянный характер; их непоправимость. В каждом из перечисленных случаев можно задать вопрос о степени важности, но нельзя без колебаний провести никакой четкой ясной линии, (подобно той, которую проводит на берегу откатывающий прилив), за которой возникает общество, характеризующееся столь значительными интересами, что для обслуживания их должны существовать специальные заведения или должностные лица. Таким образом пространство для дискуссии всегда остается. Границу между действиями, являющиеся уделом частной инициативы и частного управления, и теми, которые регулируются государством, каждый раз надо устанавливать экспериментально.
Как мы увидим позже, есть веские причины для того, чтобы очень по-разному проводить эту границу в разные эпохи и в разных местах. Самый факт того, что общество зависит от последствий каких-то действий и от того, как эти последствия воспринимаются, в то время как возможность превращения его в государство зависит от способности изобрести и задействовать соответствующий инструментарий, показывает, как и почему общества и политические институты сильно рознятся от эпохи к эпохе и от места к месту. Абсурдно предполагать, что какая-то априорная концепция, — с одной стороны, внутренней природы и пределов индивидуума, а с другой, государства — раз и навсегда даст искомое решение. Если же государство обладает определенной природой, как это было бы, явись оно результатом действия устойчивого внешнего фактора, или если бы у всех индивидуумов была одна и та же природа, не зависящая от того, в какие ассоциации они входят, из этого вполне логично можно было бы заключить, что сферы личной деятельности и деятельности государства разделены полностью и бесповоротно. Неспособность данной теории приносить практические результаты, является еще одним подтверждением другой теории, основной упор в которой делается на последствия деятельности.