все вопросы бессмысленной игрой слов. А если так, то индивид, какие бы еще определения мы ему ни давали, — это не только пространственно обособленный объект, каким рисует его наше воображение.
Подобное рассмотрение не отличается ни особой теоретической отвлеченностью, ни особой глубиной. Но, по крайней мере, оно способно заставить нас остерегаться любых определений индивидуального, ставящих во главу угла такое качество, как обособленность. Речь идет о том, чтобы рассматривать индивидуальность как отличительный способ поведения, соотнесенный и связанный с другими отличительными видами деятельности, а не как некий независимый, самодостаточный образ действия. В определенном аспекте любое человеческое существо представляет собой соединение, состоящее из множества клеток, каждая из которых живет собственной жизнью. И подобно тому как деятельность каждой клетки определяется и направляется другими, состоящими во взаимодействии с нею клетками, человеческое существо, которое мы par excellance[25] и называем индивидом, тоже испытывает на себе направляющее и регулирующее воздействие других людей; деятельность индивида, последствия его поведения, содержание его опыта — всего это невозможно не только объяснить, но и описать исходя из представления об изолированном индивиде.
Но хотя согласованное поведение частей и является, как мы уже отметили, универсальным законом, наличие ассоциации само по себе не гарантирует общества. Для появления общества необходимо, как уже было сказано, понимание последствий совместной деятельности и роли каждого члена в реализации данного результата. Такое понимание порождает общий интерес, то есть заинтересованность каждой из сторон в совместной деятельности и в том вкладе, который вносит в нее каждый из членов. В этом случае можно говорить о существовании чего-то истинно социального, а не просто об ассоциации. Но нелепо полагать, что общество уничтожает отличительные черты собственных составных частей, из-за чего оно может быть противопоставлено им. Оно может быть противопоставлено только тем чертам, которые эти и подобные им составные части демонстрируют в других сочетаниях. Молекула кислорода в составе молекулы воды может, в определенных аспектах, действовать иначе, чем в ряде других химических соединений. В составе же воды он ведет себя как вода лишь до тех пор, пока вода остается водой. Единственным мыслимым различием будет в данном случае различие между, с одной стороны, поведением кислорода в его многообразных связях и, с другой, поведением воды в ее отношении к различным условиям, а отнюдь не различие между поведением воды и кислорода в случае, когда последний, являясь частью молекулы воды, выступает в связке с водородом.
Отдельно взятый человек, если он состоит в браке, отличается от себя же самого, каким он был до брака или каким он является в качестве члена какого-то другого союза, например, клуба. В каждом из этих качеств он обладает особыми полномочиями и привилегиями, равно как и особыми обязанностями. В каждом из названных качеств он составляет противоположность самому себе, выступающему в любом другом качестве. Рассмотренный с точки зрения распределения ролей в рамках брачного союза, он может быть сопоставлен с собственной женой или же противопоставлен ей. Но как член брачного союза, он не может выступать антитезой тому самому союзу, к которому принадлежит. Определенные черты и определенный образ действия свойственны ему именно как члену данного союза; в свою очередь, указанная ассоциация характеризуется целостностью — в том числе, и благодаря тому статусу, которым он в ней обладает. Неспособность осознать данный нюанс отношений, неспособность признать справедливость внесенных выше уточнений обусловлена тем, как невнимательно перескакиваем мы с рассмотрения человека в одной системе отношений к рассмотрению его же, но уже в совершенно ином аспекте — не как мужа, а как, например, бизнесмена, ученого-исследователя, члена определенной церкви или гражданина; а ведь в рамках любой из этих ролей и сами его действия, и их последствия очевидно рознятся от тех, что свойственны ему как члену брачного союза.
Подходящим примером тому, иллюстрирующим царящую ныне путаницу в оценке ролей, являются ассоциации, известные как акционерные общества с ограниченной ответственностью. Корпорация как таковая есть некий интегрированный коллективный образ действия, характеризующийся иными правами, полномочиями, обязанностями и привилегиями, нежели те, которыми обладают составляющие ее члены — в случае, когда они участвуют в других системах отношений. Различные составные части корпорации также обладают разным статусом: так, например, владельцы акций в определенных отношениях отличаются от функционеров и директоров компании. Если же мы позволим себе в какой-то момент упустить из виду эту сторону дела, то можем оказаться — как это многократно и случалось в реальной жизни — поставленными перед искусственно возникшей проблемой. Поскольку корпорация вправе делать то, чего ее отдельно взятые члены в качестве участников иных отношений, нежели те, в которые они включены как члены данной корпорации, делать не в праве, это обстоятельство служит основанием для постановки проблемы отношений между корпоративным коллективным объединением и ассоциацией индивидов как таковых. При этом забывается о том, что в качестве членов корпорации сами индивиды отличаются друг от друга, обладая иными характеристиками, иными правами и обязанностями, чем, с одной стороны, те, которыми бы они обладали, не будь они ее членами, а с другой — чем те черты, те права и обязанности, которыми они наделены в рамках иных типов совместной деятельности. Но те права, которыми законно обладают индивиды как члены корпорации при выполнении отведенных им корпорацией ролей, являются также и принадлежностью корпорации в целом — и наоборот. Единство коллектива может интерпретироваться либо в дистрибутивном, либо в коллективном смысле; но если оно трактуется в коллективном смысле, то это — объединение дистрибутивных составляющих; если же оно трактуется в дистрибутивном смысле, то речь идет о распределении внутри коллектива, о распределении коллективности. При этом бессмысленно представлять дистрибутивную и коллективную фазы частями некой антитезы. Индивид не может противопоставляться ассоциации, неотъемлемой частью которой он является, также как и ассоциация не может противопоставляться собственным членам.
Но противопоставление одних групп другим, как и отдельно взятых индивидов между собой, возможно; и индивид, будучи членом разных групп, может находиться в состоянии внутреннего разлада, в истинном смысле слова переживать конфликт собственных я; как личность, он может страдать относительным отсутствием целостности. Человек может быть одним внутри своей церкви и совсем другим — в сообществе деловых людей. Эти различия могут сосуществовать в нем совершенно изолированно друг от друга, а могут и вступать в чреватое внутренним конфликтом столкновение. В подобных случаях мы имеем основания в общем виде противопоставлять общество и индивида. Тогда «общество» предстает в виде некой далекой от жизни абстракции, такой же нереальной, как и «индивид вообще». Благодаря же тому, что конкретный индивид способен выходить из тех или иных объединений (ведь ему совсем не обязательно быть женатым или относить себя к какой-то церкви, или голосовать на выборах, или быть членом того или иного клуба, той или иной научной организации), у нас есть возможность говорить об индивиде самом по себе — индивиде, не состоящем ни в каких ассоциациях. Эта исходная позиция — и лишь она одна — позволяет задаваться неестественными вопросами, вроде того, каким образом индивидам удается объединяться в общества и группы: сначала индивид вообще и общество вообще противопоставляются друг другу, а затем ставится проблема их «примирения». Между тем, действительная проблема состоит в приспосабливании друг к другу конкретных групп и индивидов.
Особую остроту вышеописанной надуманной проблеме придают эпохи быстрых социальных перемен (об этом мы уже говорили в другой связи), когда то или иное новоявленное индустриальное объединение, обладающее специфическими потребностями и демонстрирующее незаурядные возможности, вступает в конфликт со старыми устоявшимися политическими институтами и выдвигаемыми ими требованиями. В таких ситуациях обычно забывают о том, что истинная проблема заключается в преобразовании форм и способов объединения людей, связанных единой деятельностью. Дело представляют таким образом, будто индивид как таковой стремится освободиться от общества как такового, заявляя о своих неотъемлемых или «естественных», врожденных и самодостаточных правах. После того как этот новый тип экономических объединений утверждается и начинает самонадеянно подавлять все прочие объединения, изначальное заблуждение не исчезает. Вызванная им к жизни проблема приобретает вид задачи осуществления контроля общества как коллектива над отдельно взятыми индивидами. Но и в этом новом виде данную проблему также возможно переосмыслить как проблему преобразования социальных отношений — или, рассматривая ее в дистрибутивном аспекте — как проблему обеспечения наиболее пропорционального освобождения сил всех членов данного объединения.
Таким образом, предпринятый экскурс вновь возвращает нас к теме метода, ради которой и было сделано данное отступление. Одной из причин относительной бесплодности рассмотрения социальных вопросов является то, что огромное количество интеллектуальной энергии растрачивается на решение такой лжепроблемы, как соотношение индивидуализма и коллективизма, рассматриваемых в самом абстрактном виде; под влиянием данного вымышленного противоречия целый ряд конкретных вопросов принимает искаженное обличье. Все это приводит к отвлечению мысли от решения действительно насущных вопросов, имеющих дело с реальными, а не надуманными объектами; в результате, все, что мы имеем — это дискуссия о понятиях. Вместо того чтобы изучить