Выражаясь более прозаично, кадры с нательных камер помогают в обучении: руководителям видно, какие навыки офицерам нужно совершенствовать. Они также демонстрируют модели поведения, присущие целым отделениям. Как отметил бывший начальник полиции Сан-Диего в отчете Министерству юстиции, что касается сбора данных, сырые цифры не всегда полностью отражают истинный масштаб проблемы. Но аудио- и видеозаписи столкновений обеспечивают объективные данные о том, имела ли место расовая дискриминация, каковы модели поведения офицеров и насколько часто возникает эта проблема[55].
Нательные камеры также собирают и хранят улики. На месте происшествия обычно царят хаос и напряжение. Службы экстренного реагирования должны перекрыть движение, держать зевак на расстоянии и отвечать на вопросы вышестоящих офицеров. Иногда свидетелей находят, но они не хотят ни о чем рассказывать полиции у всех на виду. Следователь, работающий над делом, может просмотреть нательные камеры экстренных служб, идентифицировать людей, которые находились на месте происшествия, и попытаться поговорить с ними позже, не в беспокойной и людной обстановке.
Пока все это бесспорно. Но что происходит с отснятым материалом после его загрузки на центральный сервер? Имеет ли полиция право редактировать его? Если да, полицейские могут скрыть доказательства своих неправомерных действий. Должны ли чиновники решать, какие материалы раскрыть и когда? Если да, они могут выбрать такие кадры, которые лучше всего соответствуют их представлениям. Чем больше люди верят, что нательная камера показывает объективную картину события, тем больше у полиции соблазна сделать то, что якобы сделали в 2017 году офицеры в Балтиморе – инсценировать или реконструировать изъятие наркотиков для подтверждения полезности камер[56].
Как полицейским найти баланс между заботой о неприкосновенности частной жизни людей, заснятых на камеру, и гражданским правом на получение информации, которое закреплено в законах о свободе информации и об открытом обсуждении государственных вопросов? Насколько хорошо защищен сервер, на котором хранятся отснятые материалы, и что произойдет в случае взлома? Именно на такие вопросы должна отвечать хорошо продуманная политика использования.
Как долго универмаг хранит материалы с камер, зачастую зависит от преступления, если таковое имеется. Например, полицейское управление в Ньюарке (Нью-Джерси) хранит материалы, не являющиеся доказательствами – то есть кадры, на которых никто не был арестован, – в течение 90 дней. Такие съемки не имеют отношения к преступлениям. Это может быть, например, ситуация на дороге, когда нарушивший водитель оплачивает штраф и не жалуется. Разные отделы хранят подобные кадры от 30 до 210 дней. Съемки арестов полиция Ньюарка не удаляет с сервера семь лет. Видеозаписи крупных преступлений и незавершенных расследований могут храниться неограниченное время.
Вот в чем реальная стоимость этих программ. Камеры не такие уж и дорогие. Например, Axon 3, которая на момент написания этой книги является новейшей нательной камерой компании, стоит от 699 долларов. Это немало – особенно для большого города, покупающего их тысячами, – но и не слишком много, даже учитывая, что отдел должен обновлять их раз в несколько лет.
Опрос PERF показал, что многие агентства тратят на программы для нательных камер до 5000 долларов в год. Но причина в том, что большинство полицейских управлений маленькие, а нательные камеры выдаются далеко не всем сотрудникам. Тем не менее даже отдел небольшого размера с надежной программой способен генерировать огромные объемы данных, которые необходимо хранить, каталогизировать, архивировать и легко извлекать.
Одно крупное агентство, опрошенное PERF, сообщило, что платит 1,4 миллиона долларов в год за оборудование и 4 миллиона за хранение материалов. Полицейское управление Ньюарка обнаружило, что ежегодные затраты на хранение отснятого материала в облаке (то есть на удаленном сервере, управляемом частной фирмой типа Axon) составят 1,3 миллиона долларов, и потому решило хранить его у себя. Некоторые отделения экономят деньги, помещая старые видеоматериалы в холодное хранилище и эффективно архивируя их – это гораздо дешевле, чем держать информацию в постоянном доступе. PERF обнаружил, что большинство агентств обеспечивают хранение данных своими силами, и только 27,3 % используют облачные хранилища, хотя эта доля может расти вместе с объемом информации, требующей хранения.
Фирмы, которые предлагают облачные хранилища, обещают безопасность и строгую документацию по цепочке хранения: при представлении доказательств в суде важно иметь гарантию, что их никто не исказил. Но нарушения случаются. Несомненно, кредитное бюро «Эквифакс» тоже обещало своим клиентам, что их данные будут в полной безопасности, пока не произошла знаменитая утечка, в результате которой была раскрыта личная информация 147 миллионов человек. Когда дело касается видеокамер, подобные нарушения безопасности ставят под угрозу не только конфиденциальную личную информацию, но и общественную безопасность и надлежащие правовые процедуры. Что еще более тревожно – как в 2018 году сообщал Wired – нательные камеры легко взломать. Злоумышленники могут загружать с них кадры, редактировать их и повторно загружать, не оставляя следов[57]. Это сводит на нет обещанную прозрачность, ради которой такие устройства получают широкое распространение.
Кроме того, для применения нательных камер нужны дополнительные рабочие часы и персонал: кто-то их закупает и администрирует, занимается анализом и просмотром отснятого материала. Опрос PERF показал, что сотрудники тратили в среднем 25,5 минуты в день на просмотр и разметку кадров с нательных камер. Агентства ежемесячно получали в среднем 9,1 запроса в соответствии с Законом о свободе информации, и на каждый ответ уходило в среднем 9,8 часа рабочего времени сотрудников (это среднее значение для всех агентств, предположительно, у более крупных департаментов цифры выше). Тем не менее большая часть отснятого материала остается непросмотренной. Крис Фишер, исполнительный директор по стратегии Департамента полиции Сиэтла, сказал мне, что в целом просматриваются лишь около 5 % из миллионов часов видеокадров, снятых его коллегами. Но 5 % от миллионов – это все равно минимум сто тысяч.
Без сомнения, машинное обучение и аналитика на основе искусственного интеллекта сократят количество времени, которое люди вынуждены тратить на просмотр отснятого нательной камерой материала. Axon готовит средства редактирования, рецензирования и отчетности на основе ИИ. Благодаря ИИ полицейские будут тратить меньше времени на некоторые из наиболее утомительных задач, в том числе на расшифровку записей и размытие лиц прохожих в кадрах, предназначенных для открытого доступа. Однако столкновения с гражданами, фиксируемые такими камерами, часто бывают сложными и разворачиваются стремительно. Разумным первым шагом могут стать автоматизированные платформы для поиска видео- и фотоизображений. Но немыслимо, чтобы некое отделение полиции в ответ на запрос об открытии записи выдало отредактированное машиной видео без окончательного одобрения человеком. Или чтобы прокурор использовал видеозапись какого-либо оперативника в суде без предварительного изучения как самой записи, так и других видеоматериалов с участием этого оперативника – для определения достоверности и привычек.
Политика применения камер широко варьируется от отдела к отделу. Само по себе это неудивительно и правильно. Все-таки американская полиция управляется на местном уровне – федеральное правительство только предоставляет финансы и дает советы. А если обнаружится, что некий департамент имеет тенденцию нарушать гражданские права, федералы устраивают проверки и рекомендуют реформы. Но они не могут и не должны диктовать местным офицерам правила использования нательных камер – как и униформы, и служебного оружия.
Тем не менее некоторые правила лучше других. Еще в 2014 году ветеран полицейского управления Бостона Чак Векслер, который в настоящее время возглавляет Исследовательский форум руководителей полиции, писал: «Если полицейские управления будут использовать нательные камеры без хорошо разработанных правил, без надлежащей практики и подготовки офицеров для поддержания этой инициативы, они неизбежно окажутся втянутыми в сложные публичные баталии, которые подорвут доверие общества к полиции»[58].
Даже когда нательными камерами пользовались всего шестьдесят три из пятисот опрошенных департаментов, в отчете Министерства юстиции выражалось беспокойство, есть ли у этих департаментов надлежащие правила защиты частной информации. Когда оперативники должны снимать? Кто может смотреть отснятый материал? Насколько доступными для публики должны быть записи? Видеосъемка перестрелки, оспариваемой в суде, мало кому поможет, если ее не увидит общественность. Но полиция часто приезжает по вызову в личные домовладения, должен ли каждый желающий иметь возможность видеть эти интимные домашние кадры?
Большинство отделений не записывают особо деликатные разговоры, например с детьми, а также с жертвами сексуального или домашнего насилия. Но, повторяя опасения шефа Эмброуза, спросим: если записывать каждое столкновение, не рискуем ли мы сделать неудобными или невозможными бытовые разговоры, которые так необходимы для укрепления хороших отношений между обществом и полицией? Должен ли офицер перед записью любого разговора получить разрешение собеседника?
Четыре года спустя другой отчет PERF обнаружил большие различия в том, когда именно сотрудники включают свои камеры. А 55,7 % агентств требуют записывать взаимодействие полиции с гражданином (правоохранительная деятельность, приезд по вызову), 19,3 % требуют записывать просто любые взаимодействия с гражданами, 9,8 % оставляют решение на усмотрение оперативника, а 6,4 % вообще не придерживаются никакой четкой политики