Еще через несколько минут, осмотрев местность и поговорив с другими полицейскими, которые делали то же самое, мы уезжаем так же, как приехали: Лео Каррильо за рулем, я на пассажирском сиденье, а Марк Диионно сзади. Вдоль боковых улочек тусуются, смеются и флиртуют люди. Через несколько минут мы останавливаемся у знака Стоп. Окна машины открыты. Стоит прекрасный летний вечер.
Лео и Марк обмениваются историями о войнах в Ньюарке. Они говорят о молодой девушке, которую застрелили, когда она выносила мусор рождественским утром, и я ненадолго погружаюсь в свои мысли, а потом вдруг слышу два хлопка с той стороны, где сидит Лео. Этот звук ни с чем не спутаешь.
Лео снова мгновенно превращается из веселого и многословного рассказчика в ищейку, идущую по следу. Он переключает радио на канал полицейского участка, открывает диспетчерский компьютер на приборной панели и начинает говорить о том, откуда звучали выстрелы, на каком расстоянии, как лучше туда добраться. Я много раз ездил в одиночку, но ни разу не слышал, чтобы за тридцать минут в двух отдельных перестрелках было выпущено девять пуль. Да, я знаю, что выгляжу напряженным и неопытным, но я вырос вдали от оружия. Я люблю стрелять, но своего оружия у меня нет, и оно (если не считать случайного посещения тира вместе с другом) не играет никакой роли в моей жизни. Когда слышишь выстрелы и не знаешь, откуда они доносятся, это действует на нервы.
ShotSpotter ничего не зафиксировал (его действие охватывает только часть Ньюарка), и поэтому Лео сам прикидывает, откуда могли стрелять. Мы едем в том направлении, петляя по боковым улочкам, но не видим ничего необычного. Никаких звонков на горячую линию не поступает. Мы поворачиваем обратно на широкую улицу, на ней спокойно – затишье между концом рабочего дня и наступающей ночью.
Когда мы едем обратно в участок, нашу машину останавливает мужчина в черной кепке, спортивных штанах и черной майке: «Кажется, она под кайфом. Она валится с ног».
Он указывает назад, на боковую улицу. Там, посередине проезжей части, прямо на двойной сплошной, женщина делает пируэт и опасно наклоняется к земле. На ней комбинезон цвета фуксии, разномастные носки и шлепанцы, из-под топа выпирает круглый живот. Мы тормозим. Лео выходит, приближается к женщине, мягко улыбаясь, и спрашивает ее имя. Она бубнит: «Я в порядке, я в порядке» – и спотыкается.
«Я знаю, что в порядке, просто перейди со мной на другую сторону улицы, – отвечает он ей. – И все будет хорошо». Он осторожно помогает ей сесть на бордюр. Притормаживает проезжающий мимо черный внедорожник, и молодой водитель с косичками беспокоится, что случилось.
«Ты знаешь ее родных? – спрашивает Лео, и парень кивает. – Будь добр, сделай мне одолжение. Можешь попросить кого-нибудь из них подойти сюда?»
Парень снова кивает.
Внезапно женщина в комбинезоне падает на бок. Ее глаза закрыты. Я думаю, что она, возможно, пьяна, однако до меня не доносится запах алкоголя. Если она под кайфом, это другое дело. На самом деле ее речь не была невнятной – просто минуту назад женщина находилась в сознании и сбивчиво говорила, а теперь отключилась. Лео вызывает «скорую».
Появляется девочка-подросток в серой футболке и черных спортивных штанах. Лео спрашивает, знает ли она эту женщину.
«Она типа моя тетя», – говорит девушка и называет нам имя женщины. Оно было достаточно узнаваемо, и я не хочу повторять его здесь, чтобы не ставить женщину в неловкое положение. Давайте назовем ее Джейн.
Девочка в сером сообщает, что двадцать минут назад Джейн обняла ее и сказала, что любит. В тот момент она выглядела хорошо.
Лео спрашивает, бывало ли такое раньше. Девушка пожимает плечами и отводит глаза – молчаливое признание.
Постепенно подходят другие родственники и друзья. Жилистая, энергичная пожилая женщина с косами под бейсболкой особенно расстроена: по-видимому, для Джейн это не что-то из ряда вон выходящее.
Другие зовут Джейн по имени, спрашивают, давно ли она здесь, нужно ли вызвать «скорую помощь». Лео отвечает, что машина уже в пути, поскольку он вызвал ее сразу по прибытии.
Он снова спрашивает женщину в розовом комбинезоне, как ее зовут. Та стонет в ответ. Она дышит тяжело и ровно, ее глаза закрыты.
Подъезжает еще одна полицейская машина. Следуют рукопожатия и быстрый обмен новостями.
Одна из младших родственниц Джейн, худая, как хлыст, с длинными тугими дредами, острым, многократно проколотым носиком и необыкновенными оценивающими глазами, одета в вечерний наряд. Она ходит, стоит и двигается с львиной грацией и медлительностью. При виде одного из прибывающих полицейских девушка оживляется. Она видела его много раз. «Как ты так быстро везде успеваешь? – спрашивает она. – Собираешься стать полицейским года?»
Он пытается выдержать ее взгляд – серьезный вызов, – и затем застенчиво улыбается: «Я бы хотел».
Лео наклоняется и коротко переговаривается с другим полицейским, затем хлопает его по плечу и возвращается к нам.
«Скорая помощь» везет кого-то в морг, говорит он нам. Вероятно, именно поэтому она сюда еще не приехала.
Около дюжины родных и друзей, которые толпились вокруг Джейн и глядели на нее с беспокойством, пришли к общему мнению: она курила мокрую – косяк, смоченный в формальдегиде или бальзамирующей жидкости с добавлением ПХФ.
Пару дней спустя я рассказываю об этом приятелю из другого отделения, который часто занимался делами о наркотиках. Он говорит, что реакция Джейн типична. Эффект мгновенный, но длится недолго. Иногда люди зависают – останавливаются посреди какого-то рутинного физического движения, не в силах пошевелиться: стоят несколько минут посреди улицы с поднятой для шага ногой, в разговоре делают паузу на полуслове. Иногда они просто мертвы для всего мира. По словам приятеля, они не реагируют на боль и, похоже, после возвращения в сознание не помнят, что были под кайфом.
Приезжает «скорая помощь». Один из санитаров выходит, приподняв брови, и незаметно, быстро проводит рукой по горлу Джейн. Лео говорит, что нет, она дышит. Сразу после этих слов женщина ухитряется сесть. Ее глаза сканируют толпу. Некоторые из тех, кто стоит вокруг нее свободным полукругом, улыбаются, другие смотрят укоризненно и качают головами.
Врачи «скорой помощи» кладут Джейн на носилки – на самом деле, просто подводят ее к носилкам, поскольку она уже может ходить – и загружают в кузов. Полицейские бригады разъезжаются, а один офицер остается руководить движением и наводить порядок. Мы забираемся обратно в патрульную машину и отчаливаем.
По сути, этим и должны заниматься полицейские – заботиться о тех, кому нужна забота, при добровольной поддержке со стороны общества. Передовые технологии, которые я обсуждал в этой книге, не сыграли в этом взаимодействии никакой роли, они даже не направили нас к месту происшествия.
В основе полицейской работы лежат беседы, наблюдение, убеждение. На собрании Compstat Марк представил меня старшему офицеру, одному из руководителей криминального отдела, здоровяку в сером костюме. Марк рассказал ему, зачем я пришел и о чем моя книга.
Офицер ни с того ни с сего подошел ко мне на полшага ближе. «Мне все равно, что это такое, – сказал он, подняв указательный палец. – Технология никогда не сможет заменить человеческое присутствие».
За время написания этой книги я часто слышал подобные заявления – от полицейских, конечно, но также и от других людей. Все использовали разные формулировки, но соглашались в одном: технология может взять на себя некоторые обязанности, которые когда-то были исключительной прерогативой людей, но в обозримом будущем полицейская деятельность останется глубоко человеческим делом.
Примерно за пять лет до той летней ночи, еще в 2014 году, департамент полиции Ньюарка подписал указ о согласии с федеральным правительством. Полицейские Ньюарка сделали это не первыми, и – хотя генеральный прокурор Дональда Трампа Джефф Сешнс строго ограничил использование таких документов – не последними.
Указ о согласии – это договоренность между двумя сторонами о разрешении судебного процесса без официального признания вины. Местные полицейские управления могут издавать указы о согласии после того, как Министерство юстиции подаст на них в суд за нарушение закона, обычно это схемы и практика неконституционной полицейской деятельности. Департамент, на который подан иск, и Министерство юстиции предлагают ряд реформ, а назначенный судом наблюдатель следит за тем, чтобы эти реформы осуществлялись.
По сути, указ о согласии позволяет полицейскому управлению переосмыслить и изменить свои привычки и поведение. Некоторые отделы сопротивляются переменам. Другие пользуются этой возможностью, чтобы, по сути, переписывать правила взаимоотношений между полицией и гражданами. Когда это происходит, улучшения отмечаются и в отделениях полиции, и в охраняемых ими городах.
Технологии, которые я обсуждаю в этой книге, в совокупности дают такую же возможность переосмыслить взаимосвязи между полицией и сообществами, которые она охраняет. Как показали массовые протесты после убийства Джорджа Флойда в 2020 году, эти отношения разрушились в слишком большом количестве городов. Конечно, есть исключения, как раз перед тем, как это написать, я посмотрел ролик, в котором начальник полиции Атланты идет сквозь толпу протестующих и уважительно слушает их. Но в сообществах по всей Америке и миру взаимное презрение и недоверие только растут. Этому нужно положить конец. В городах, где полицейские силы успешно приняли указ о согласии – таких как Лос-Анджелес и Сиэтл – полиция работает более эффективно, преступность стала ниже, а отношения между полицией и людьми улучшились. Это произошло потому, что правоохранительные органы получили возможность пересмотреть давние привычки и практику. Процесс публичного обоснования и оценки использования новых технологий предоставляет примерно ту же возможность: граждане говорят, а полиция слушает, потом полиция говорит, а граждане слушают. Благодаря этому процессу приходит взаимное уважение и понимание, становятся возможными переговоры – благодаря этому процессу возобновляется демократия.