– Класс, – кивнула Эбель. – Я думала, тебя придется уговаривать дольше.
Сегодняшний день ничем не отличался от прошлых. Вероятно, хорошо было бы держать под рукой зонт, ведь в любой момент мог пойти дождь. Но ни Эбель, ни Реджис зонт с собой не взяли. Лишь натянули на головы капюшоны, надеясь, что день выдастся сухим.
– Мне стало интересно, – сказала Эбель, когда они почти подошли к кладбищу, – откуда ты знаешь, что я Барнс? И почему решил, что я попала в академию не так, как все?
– Мы оба новенькие, – Реджис кинул на Эбель короткий взгляд, – не надо на меня нападать.
– Я просто спрашиваю.
– А я просто предположил.
– То, что я Барнс, тоже? – Эбель смотрела на Реджиса и споткнулась о выступающую корягу.
Реджис хотел поймать ее и даже вытащил руки из карманов, но остановился, увидев, что Эбель справилась сама.
– Тут стоит сказать, что у меня отличное зрение, а почерк мисс Вуд – размашистый и большой. Я видел твое дело у нее в кабинете.
– Раз ты знаешь мою фамилию, то не будет ли честным назвать мне свою?
Эбель подняла с земли кленовый лист и вытерла им испачканную кроссовку.
– Фобс, – нехотя кинул Реджис.
– А какая у тебя способность, Фобс?
– Слишком много вопросов для одного дня, Барнс.
– Тогда спрошу завтра, раз на сегодня мой лимит исчерпан.
– Завтра не будет. – Реджис остановился рядом со сторожкой. – Я помогу тебе лишь сейчас. И делаю я это без особого желания. Считай это спасением от похотливых рук Эрика.
– Благодарю вас, о великий и всемогущий спаситель! – поклонилась Эбель.
И тут дверь распахнулась.
– Р-р-реджис! – радостно вскрикнул Бенни. – Я т-т-тебя ждал!
– Ты как, здоровяк? – Реджис похлопал Бенни по плечу, и тот пригласил его в дом.
Пока они обсуждали дождливую погоду, Эбель воспользовалась моментом и проскользнула в сторожку.
– Бенни хочет, чтобы ты поскорее ушла, – Реджис сел на скрипучую раскладушку, – поэтому быстрее задавай свои вопросы.
– Как гостеприимно, – прыснула Эбель, так и оставшись стоять у входной двери.
– Я в г-г-гости ждал его, а не теб-б-бя, – сказал Бенни, наливая в кружку чай.
– Вопросы, Барнс, – торопил ее Реджис.
– Может, ты выйдешь, Фобс? – его фамилию она произнесла с особым пренебрежением. – Мои вопросы личные и…
– Я б-б-буду говорить только с н-н-ним.
– Поэтому – вопросы, Барнс. – Реджис закинул ногу на ногу и развалился на раскладушке так, будто она была его собственностью и в гости пришли к нему, а не к Бенджамину.
Эбель глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Десять раз успев пожалеть о своем решении, она хотела развернуться и уйти. Но чуйка подсказывала: либо сейчас она забьет на Реджиса и узнает действительно что-то полезное от Бенни, либо молча развернется и уйдет, потеряв, возможно, единственный шанс услышать ответы.
– Ладно, – согласилась она сама с собой. – Бенни, как я оказалась на кладбище?
Реджис не был удивлен. И так же, как Эбель, уставился на Бенни.
– Ее п-п-привезли, как и всех д-д-других мертвых, – сказал он Реджису.
– Кто это был? Ты знаешь его?
– Д-д-да. Но мне нельзя о н-н-нем говорить.
– Почему? – Эбель топнула ногой.
– С-с-скажи ей, что мне зап-п-претил отец.
– Ему запретил отец, – исполнил просьбу Бенни Реджис.
Эбель закатила глаза и разозлилась. Разозлилась на то, что его отца уже нет и он может больше не слушаться его.
– Бенни, мне очень важно знать, кто это был. Очень!
– Не дави на него. – Реджис, в отличие от Эбель, заметил, как Бенни испуганно обнял себя руками. – Он не оправился после…
– Да, я знаю, но мне правда важно знать это! Моя жизнь тоже может быть в опасности! – выпалила Эбель.
Реджис открыл рот, но, быстро передумав, закрыл его. Лишь сцепил руки в замок и, нервно задергав ногой, избегая взгляда Эбель, уставился в стену. Короче, сделал то, что вызывало слишком много подозрений. Может, ответы надо было искать не у Бенджамина, а у Реджиса?
– В-в-вот, – вдруг Бенни протянул руку, – в-в-возьми, Эб-б-бель.
Эбель сделала три шага и оказалась рядом со столом, на котором уже остывал чай. Она взяла влажную из-за потных ладоней Бенни Библию. Раскрыла ее, но, пролистав грязные страницы, так ничего и не увидела. Реджис тоже встал с раскладушки и заглянул Эбель через плечо. Но она ловко захлопнула книгу, так и не дав ему посмотреть содержимое.
– Что это? – спросила она.
– Она была у п-п-папы в руке, к-к-когда я нашел его м-м-мертвым. Мне она н-н-не помогла. Может, вам п-п-поможет.
– Спасибо, Бенни, – Эбель больше не злилась на него, поэтому голос ее сразу подобрел.
– И в-в-вот еще. – Бенни вскочил и, растолкав гостей, подбежал к полке. – С-с-сейчас, с-с-секунду. – Переворошив все, он так и не нашел, что искал, поэтому, вырвав лист из книги, написал что-то прямо на нем. – В-в-вот. Держи т-т-тоже.
Эбель увидела непонятный знак. Бенни, что, решил с ней поиграться?
– Это?.. – в этот раз Реджис успел разглядеть рисунок.
– У п-п-папы было т-т-тут, – Бенни обвел грудь, – все в к-к-крови.
Его глаза налились слезами, а нижняя губа затряслась. Эбель не хотела напоминать ему о случившемся и теперь сгорала от стыда, что вела себя как невоспитанная и бестактная дрянь.
– Ух-х-ходи, – обняв себя, сказал он.
– Бенни, я не хотела, прости, я…
– Он сказал тебе уйти, – огрызнулся Реджис, – проваливай, Барнс.
Эбель опешила от его грубости. Она замялась, не зная, как реагировать, но Реджис не дал ей шанса ответить и, взяв за рукав, потянул к двери.
– Ты спятил? – единственное, что пришло ей на ум.
– Больше не приходи сюда, – толкнул он ее на улицу, – И держись от меня подальше.
Сказав это, Реджис громко захлопнул перед ее носом дверь.
Вечер Эбель начался с кабинета шифрологии и ожидания опаздывающего Джосайи. Это были дополнительные занятия, но, кажется, не у нее, а у мисс Моретти, кофта которой лежала на столе мистера Кэруэла. От нее пахло шоколадом и лаком, которым преподавательница искусств покрывала новые картины. На ужине Ноа проболтался, что видел преподавателей вместе, но подробности, слава богу, решил утаить. Соль, конечно же, нафантазировала им долгую совместную жизнь, шикарную свадьбу и детей. Ноа радовался новой найденной слабости у Кэруэла. А Эбель… Эбель думала лишь о том, как это может ей помочь в расследовании.
Отодвинув стул, Эбель села за стол Джосайи. Отодвинув стопку старых книг, положила на нее Библию и облокотилась на бумаги, которые беспорядочно лежали тут наверняка уже несколько лет. Вытащив из кармана лист, она внимательно рассмотрела рисунок Бенни. Он все еще был странным и непонятным. А Эбель все еще не знала, что с ним делать. Тело задрожало, когда она представила этот символ, вырезанный на груди мистера Пирсона, и вновь покраснела от стыда, что расстроила Бенни.
Казалось бы, за столько лет, проведенных в храмах и психушках, Эбель должна была забыть про сочувствие к другим и начать, наконец, думать лишь о себе. Но выходило это с трудом, и как бы она ни пыталась сохранять каменное лицо, грубить в ответ и делать вид, что ей, вообще-то, плевать, внутри все равно вспыхивало сожаление о том, что ее очередную маску так никто и не сорвал.
Эбель положила голову на руки и уставилась на глупого мотылька, бьющегося о лампочку в настольном светильнике. Он врезался в нее головой, мохнатым телом, почти падал и вновь взлетал, зачем-то повторяя все по новой. В метре от него было широко открытое окно, но он не видел света луны и не чувствовал вечернего ветра. Он продолжал обжигаться о лампу, которая светила для него ярче солнца.
– Такой ты глупый, – разозлилась Эбель и, поймав мотылька в ладонь, швырнула его к окну. – Лети отсюда.
Она была таким же мотыльком. Одиноким и отчаявшимся. Возможно, ответы всегда были рядом, как это дурацкое открытое окно. И Эбель была слепа, не видя очевидного. А может, все было сложнее, чем она могла бы представить. И биться об обжигающее стекло ей нравилось больше, чем вылетать в темную неизвестность, где ее ждала опасность.
– О, ты уже тут? – в кабинет зашел Джосайя.
И, вытирая рукавом губы, начал приводить себя в порядок: оттянул задравшийся вязаный жакет и застегнул верхнюю пуговицу клетчатой рубашки.
– Опаздываете, мистер Кэруэл, – не упустила возможности съязвить Эбель.
– Это ты пришла слишком рано. – Он закрыл окно. – И вообще, уйди с моего места. Твое вон там, – он развернулся, указывая на столы, – за партой.
Эбель нехотя потянулась и медленно, назло профессору, села за пустой длинный стол.
– Как дела с древнегреческим? Небось, уже все тексты прочитала? – Джосайя уселся в свое мягкое, по сравнению с деревянными скамейками, кресло.
– Ну… – Эбель провела два вечера в библиотеке, но так ни черта в этом забытом языке и не поняла.
– Пытаешься вспомнить свой любимый текст? – улыбнулся Джосайя. – Мой вот «Защитительная речь по делу об убийстве Эратосфена» Лисия. Аж дух захватывало, пока читал.
– И у меня, да. – Эбель надеялась, что он продолжит рассказ вместо нее, и не ошиблась.
– Это же целая теория правдоподобия! Важнейший постулат судебного красноречия в Аттике! Оратор за неимением улик и достоверных свидетельств воспользовался особым типом аргументации. Лисий раскрыл логическую и психологическую зависимость между лицами происшествия и нашел схожесть события с часто происходящими случаями в жизни.
Эбель опять ни черта не понимала[17].
– А вообще, в речах Лисия можно подметить очевидные признаки школы софиста Тисия, у которого он учился в семидесятых годах до нашей эры в Италии.
Эбель поняла, что эту машину уже не остановить. Джосайя завелся и, громко пыхтя, ревел, показывая всей округе, что еще на что-то да годен. Мистер Кэруэл неутомимо пересказывал философские статьи.
– Ты слушаешь меня, Эбель? – профессор увидел, что она чуть не засыпает.