– Внимательно, мистер Кэруэл!
– Тогда скажи мне…
– Я, кстати, считаю, что Эратосфен, – боже, как она запомнила его имя, – заслужил смерти. А вы? – Эбель уже научилась забалтывать Джосайю.
А он был этому рад.
– Конечно! Ты права, Эбель! Молодчина, – похвалил он ее. – Эратосфен был изменником и сгубил семью. По тем временам смерть была его единственной участью. Евфилет покарал преступника по закону, не только за себя, но и за все государство, чтобы подобные люди остерегались вредить своему ближнему, видя, какая награда ждет их за такого рода подвиги.
Кажется, это была цитата, иначе непонятно, зачем ее нужно было произносить так пафосно.
– Эта речь об убийстве Эратосфена является хрестоматийным примером мастерства Лисия. Они всегда отличались краткостью и точностью мыслей. Он придерживался строгой композиции изложения своего материала…
Эбель зевнула, прикрыв рот рукой, но Джосайя не заметил этого, потому что был слишком увлечен рассказом. Он смотрел в окно, будто проводя лекцию не только Эбель, но и луне, звездам, всей этой ночи. Повезло же мотыльку… Он умрет в клюве птицы, а не в душном кабинете шифрологии.
Джосайя, забыв про время, пересказал Эбель еще парочку древнегреческих текстов, сам же их проанализировал и, забыв о домашке, выполнил всю работу за студентку. Последний раз Эбель посмотрела на часы в одиннадцать ночи и, опершись на руку, все-таки уснула под совсем не интересные рассказы преподавателя шифрологии.
В следующий раз Эбель открыла глаза в пять утра. Рядом был Тимо: сидел перед ней, смотря в окно.
– Ты проснулась? – обрадовался он.
Эбель выпрямила спину – с плеч свалился жакет мистера Кэруэла.
– Ты что тут делаешь? – потерла заспанные глаза Эбель.
– Я не нашел тебя в комнате и испугался. В академии недавно было убийство, и я ненароком подумал… – Тимо вовремя остановился. – Но потом вспомнил, что вы с Соль часто обсуждали этот кабинет, библиотеку и трапезную. Так и нашел тебя.
Тимо был очень уставшим. Он медленно говорил и с трудом поворачивал головой.
– Что с тобой? – почему-то это забеспокоило Эбель.
– Я слишком далеко от кладбища. А чем дальше я от своей могилы, тем слабее становлюсь. И я тут сидел всю ночь, охранял тебя, поэтому совсем раскис. Прости.
Эбель это тронуло. Внутри живота даже дернулась давным-давно умершая бабочка.
– А как же наша…
– Окна твоей комнаты смотрят на кладбище, – Тимо понял Эбель с полуслова. – И там я чувствую себя получше. Умереть-то я уже не умру, но если вдруг совсем задержусь и отрублюсь, то проснусь уже в гробу. Я уже пробовал. В итоге ходил в Санди на пару дней, а в могиле лежал после этого несколько лет. Приходил в себя. Но там, знаешь ли, не отель пять звезд. Темно, страшно. Вокруг труха, насекомые и мои кости.
И спустя четыре года общения с призраками Эбель наконец поняла, куда они все это время исчезали.
– Я могу тебе помочь? – Эбель коснулась его холодной руки, и Тимо, удивившись, засмотрелся на нее.
– Принеси могильной земли и положи на окно в комнате. Тогда я смогу питаться от нее.
– Звучит так, будто ты хочешь поселиться у нас с Соль…
– А я уже, – улыбнулся Тимо. – В вашем шкафу очень удобно. Удобнее, чем в гробу.
– Значит, нравится подсматривать за голыми девочками?
– Нет, ни в коем случае! – выдохнул Тимо и чуть не упал со стула от усталости. – Мне просто нравится… быть. Мне нравится быть, Эбель.
Он встал, оттолкнувшись от стола, и, медленно передвигая ноги, двинулся к выходу.
– Спасибо, что позволяешь мне такую маленькую шалость.
– Я еще не приняла решения.
Эбель соврала. Еще вчера она поняла, что думает о нем. Вспоминает треснутые линзы очков, стеснительную улыбку и холодные прикосновения.
– Все равно спасибо. – Тимо шагнул в озаренный лучами восходящего солнца коридор. – Я буду ждать тебя в комнате, Эбель. А если ты опять не придешь, то я знаю, где тебя искать.
Впервые за пять лет Тимо почувствовал тепло.
Казалось бы, второй раз умереть невозможно, но он умер. Все было точь-в-точь как в тот день, когда его ударила молния. Разряд необузданной энергии коснулся кончиков пальцев и, быстро разбегаясь по венам, дотянулся до самого сердца. И сжег его. Все закончилось быстро. Тело в долю секунды загорелось синим пламенем. Обожгло кожу, опалило волосы, вскипятило кровь, бегущую по телу. Будто Тимо нырнул в бурлящую лаву и, враз лишившись кожи, сжег себя до костей. Было больно. Невыносимо больно. Но все закончилось быстрее, чем могло казаться. Тимо умер на месте, прямо рядом с церковью.
Шел дождь. Гремел гром. А в Тимо беспощадно била молния. И сердце, не выдержав этого, остановилось, ударившись последний раз об обугленные ребра…
Впервые за пять лет Тимо почувствовал тепло. Оно струилось по черным, сожженным напрочь венам и, добираясь до истлевшего сердца, касалось пепла. Искало уголь, который хотело поджечь.
Тимо был мертв. И он умер второй раз, поняв, что уголь никогда не загорится.
Он увидел Эбель на кладбище. Нагую и напуганную. А она увидела его. Точнее, его руки, которые он протянул к ее лицу. Она выругалась и назвала его дьяволом. А потом быстро вырубилась на руках мистера Пирсона. Тимо и сам толком ничего не понял, поэтому увязался за ней и, спрятавшись в комнате, ждал. Наблюдал. Изучал. Тимо был одиноким призраком. На кладбище не было никого, кроме Бенджамина и его отца. Они единственные ухаживали за могилами, но почему-то быстро забросили это дело, оставив его воронам, варварски клюющим в земле червяков, и сорнякам, которые обвивали заплесневелые могильные плиты и гниющие деревянные кресты. Мертвых скур привозили редко. И каждая из них была без души. Поэтому Тимо оставалось лишь гордо разгуливать по кладбищу, изредка спускаясь к озеру, и наблюдать со стороны за студентами, снующими по внутреннему двору.
Эбель стала для него исключением. Он сразу понял, что она не такая, как все. Обычно трупы привозили в черных мешках или закрытых гробах, всегда в одно и то же время и лишь один раз в месяц. Эбель же привезли ночью, ничем не прикрытую. Бросили на землю, пока рыли яму. Смотритель был взволнован, мужчина в черном плаще с капюшоном на лице огрызался на него и торопил. Угрожал сыном и напоминал о какой-то ошибке прошлого. Смотритель выполнял все его приказы. Рыл яму руками. Выскабливал имя ножом на кресте. Притащил старый хлипкий гроб и положил девушку внутрь. Провел проволоку с колокольчиком и, закрыв крышкой, закопал.
Мужчина в плаще быстро уехал. А мистер Пирсон спустя пару часов бежал с фонарем в руке на звон, доносящийся из преисподней.
Колокольчик напугал и Тимо. Несмотря на то что колокольчики придумали ради скур, которых могли похоронить по случайности, они ни разу не звенели. И вот, впервые за несколько лет, один разбудил смотрителя кладбища и Тимо.
Тимо сидел в шкафу на куче сложенных вещей Соль, когда в комнату зашла Эбель. Она оглянулась, никого не обнаружила и кинула сумку на кровать. В руке она держала странный горшок с торчащей из него травой.
– О, ты все-таки здесь? – Эбель услышала скрип двери и повернулась лицом к Тимо.
– Это для меня? – смотря на горшок, улыбнулся Тимо.
– Ага, – гордо вздернула нос Эбель. – Земля с кладбища.
Отодвинув занавеску, она поставила горшок на подоконник.
– Надеюсь, Бенни не видел, как я рыла землю рядом с дубом. А мисс Вуд не поймет, что я украла у нее горшок.
Если бы Тимо мог, то точно бы сейчас залился румянцем.
– Соль сегодня задержится допоздна. А может, и вообще не придет. – Эбель стянула с себя жилетку и принялась расстегивать рубашку. – Вроде она хотела уединиться с Яром в кабинете мисс Моретти.
Эбель скинула с себя верхнюю одежду и осталась в бюстгальтере бежевого цвета.
– Что? – Эбель усмехнулась. – Не будешь отворачиваться?
– А! – Тимо резко развернулся на пятках. – Да! Прости! Я ничего не видел!
– Надеюсь, ты не имеешь в виду, что тут не на что было смотреть. – Эбель кинула на кровать бюстгальтер и, кажется, натянула на голое тело футболку.
– Нет, – опять засмущался Тимо.
– Там было! – послышался насмешливый выдох Эбель.
– Точнее, не было. Точнее, было на что, но я не смотрел.
– Забей, я пошутила.
Теперь на кровать полетела юбка, и Тимо понадеялся, что Эбель вслед за ней не отправит трусы.
– Ты мне напоминаешь мальчика из психушки, в которой я лежала. Правда, ему было двенадцать. А тебе сколько?
– Ну, тут с какой стороны посмотреть, – Тимо поправил очки, – с живой или с мертвой.
За спиной скрипнула кровать.
– Если ты скажешь, что тебе сто, то больше никаких горшков на этом подоконнике.
– Нет, призраки столько не живут. Наверное… Но я умер, когда мне было двадцать. Сейчас мне уже двадцать четыре.
Тимо робко повернулся, стесняясь увидеть обнаженную Эбель. Хоть он уже видел ее без одежды, но все это было на кладбище. А все, что было на кладбище, там и остается. Ну, кроме самого Тимо, конечно же.
– Ты хорошо сохранился, – Эбель потянула его за руку.
Споткнувшись о собственные ноги, Тимо упал на кровать. Он сразу опустил взгляд, но, спустя секунды, робко покосился на Эбель, которая уже смывала макияж.
– Не смотри на меня так, это не моя футболка, а Соль, – указала она на потрескавшуюся картинку «Звездных войн» на груди. – У меня тут вообще нет вещей.
– Ты поэтому плакала в тот день? Потому что тут нет ничего твоего?
Эбель засмеялась, и Тимо засмотрелся на ее улыбку. Он давно не слышал такой смех и давно не видел радости на лицах других.
– Нет, дурак. Тогда я… – она вдруг резко погрустнела, а вместе с ней и Тимо, – я плакала из-за отца. Он давно умер, но я все так же сильно по нему скучаю.
– Я тоже скучаю по своим родителям.
Тимо давно перестал чувствовать. Будто вместе с ним умерли все эмоции, кроме одной. Единственное, что он чувствовал все эти четыре года, – это неимоверная тоска по родным, которые ни разу его не навестили.