Реджис ничего не ответил и, намылив руки, заскользил ими по телу.
– Мы почти всё! Сейчас уже уйдем! – крикнул Ноа.
– Да? – запыхавшись, удивилась девушка.
– Да, малышка. У меня есть дела!
Какие у этого кретина могли быть дела после отбоя, Реджис не знал, поэтому счел это обычной отговоркой.
– Кстати, Редж, – Эрик закинул руки на разделяющую их стенку и положил на них голову, – не хочешь привести сюда новенькую?
Реджис стиснул в руке мочалку и с нажимом провел ею по шее. Горячая вода, стекающая по коже, обжигала. И от этого Реджис становился еще злее.
– Она же тебе тоже понравилась, верно? – Эрик знал, на что давить. – Ты, кстати, не думай. Она не в моем вкусе. Просто она… эм… новенькая.
Реджис вопросительно посмотрел на него.
– Ну, понимаешь, нас в академии всего ничего.
– Около пятидесяти, – крикнул Ноа и, наконец громко выдохнув, напоследок поцеловал девушку, макушка которой показалась из-за стены.
– И мы тут все друг друга знаем вдоль и поперек, – развел руками Эрик. – Уже скучновато стало, понимаешь?
– Не понимаю. – Реджис прикрылся, когда девушка прошла мимо него.
Она, не скрывая тела, взяла полотенце Ноа. И, обернувшись им, наконец вышла из мужской душевой.
– Ну не зазнавайся, Лайне. – Ноа повернул скрипучий кран, и из шланга потекла вода. – Не все девушки были у тебя в постели. Чи Соль, например.
– Мне зануды не нравятся, – бросил Эрик. Кажется, Ноа облегченно выдохнул. – Мне нравится новенькая. Тем более я могу быть первым, кто ее…
– Закрой рот, – сказал Реджис грубо и резко. – Если не хочешь сдохнуть в этой душевой, то закрой. Свой. Гребаный. Рот.
Эрик засмеялся. Так, будто его это вовсе не напугало.
– Эй, парни, – Ноа обеспокоенно вышел из кабинки, так и не выключив воду, – давайте без драк. Особенно в душевой. Мне не хочется смотреть на то, как вы скрестите здесь свои шпаги[23].
Реджис поморщился и, развернувшись, брызнул Ноа водой в лицо.
– У тебя там, кажется, были дела, – намекнул он ему.
– Да, мой верный друг! Спасибо, что напомнил. – Ноа подошел к крючку, на котором висело его полотенце. – Черт, вот же…
Но полотенца там уже не было.
– Значит, высохну и без него, – сказал он и, открыв дверь, вышел голым в коридор спального крыла мальчиков.
Эрик с Реджисом остались одни.
– Почему ты злишься, когда я говорю про Эбель?
Эрик выключил воду, а Реджис, наоборот, сделал ее еще горячее.
– Что между вами?
Между нами километры непонимания, ее потерянная память и моя вина в том, что я однажды бросил ее там, где должен был спасти.
– Ничего, – вместо этого ответил Реджис.
– Отлично, – Эрик приоткрыл дверь, и по полу засквозил холодный ветер, – тогда завтра вечером не заходи в душ. Я, в отличие от Ноа, не люблю публичность.
Реджис чуть не поскользнулся на мокрой плитке, когда ринулся к Эрику, чтобы убить его прямо здесь, но тот успел закрыть за собой дверь.
Вот только смерть все равно нагнала его и забрала в свои объятия следующим утром.
И Реджису ни капли не было его жалко. Он видел слишком много смертей, и чаще всего она забирала тех, кто был достоин жизни. Она истязала их чужими руками, испытывала тело и дух. А потом, сжалившись, открывала крышку гроба, в которую ложились уставшие и измученные мертвецы. Все их муки Реджис видел своими глазами. Он наблюдал за ними и ничем не мог помочь.
Как и в ту ночь, когда Эбель молила его о помощи. Просила остаться. Он не смог ее спасти. Тогда дьявол забрал и ее.
«Плохих людей ждет плохой конец», – говорил отец.
Реджис тоже был плохим, но почему-то зов из ада он не слышал до сих пор, а дьявол не торопился сварить его заживо в своем котле. Может, Реджис искусно от него прятался? Сбегал. Предавал других. А может, Реджис был игрушкой в чужих руках? Куклой тех, кому суждено мучить людей во имя жертвы самому злу? Быть пешкой, которую рано или поздно сожрет королева. И имя королеве было – смерть.
Но пока она сжирала других. И следующей на очереди после Эрика стала Ребекка.
Ее нашли в кабинете шифрологии. Труп студенты не увидели. Зато увидели профессора и прибывшую в академию делегацию в виде мэра, священника и долбаного Блэйда в черном плаще. Похоже, он реально был вампиром, потому что другой причины скрывать лицо под капюшоном и шарфом в солнечный день Реджис не видел. Сложно было сказать, кто из этой троицы был отвратнее. Отец Робинс, который еле сдерживал рвотные позывы, глядя на исключительных, неудавшийся эксгибиционист в плаще или же… Нет. Реджис точно мог ответить, кто из них был самым мерзким ублюдком. Хозия Хиггинс. Бесхребетный мэр Санди. Двуличная мразь. Верующий в Бога грешник. Урод, что испортил Реджису жизнь. Все эти ярлыки висели на нем, словно медали на парадном кителе. Чертовы регалии, которыми он гордился.
После смерти Ребекки прошло несколько дней. Детали в этот раз преподаватели решили скрыть. Но кто-то из студентов сказал, что видел петлю под потолком в кабинете шифрологии. Якобы Ребекка не справилась со смертью близкого друга и решила отправиться за ним на тот свет. Возможно, преподаватели сами попросили особо болтливых сказать именно так, ведь никто не проходил в тот день мимо кабинета. И Реджис знал это лучше других. А еще он знал, что пол кабинета был залит кровью, ведь краски по дереву понадобилось вдвое больше, чем когда труп нашли в кабинете истории. Да и мистер Кэруэл в испачканной одежде выглядел весьма подозрительно. Он явно не рисовал картины с мисс Моретти и явно не случайно решил сделать ремонт в своем кабинете.
Хорошо, что деталей убийства студенты не знали. Уж лучше так, чем если бы каждый второй трещал о том, что в академии завелся фанатичный убийца, вырезающий странные символы у жертв на груди.
Родителей у Ребекки, кстати, не было. Поэтому шумихи было в разы меньше, чем после смерти Эрика. Йонни насторожился и предположил, что следующей будет либо Амелия, либо он, либо Реджис. Логика в этом была странная, но все-таки была. И мистеру Янсену она понравилась. Хотя он вроде и детективом-то не был. С таким же успехом назвать детективом можно было любого студента академии. Да и Хиггинса мало волновали убийства скур. Весь этот цирк был для беспокойной мисс Вуд и студентов, которые боялись, что неизвестный убьет и их тоже. Мэр любил обманывать людей, а исключительных любил обманывать вдвойне. Реджис знал это не понаслышке, ведь именно из-за мэра он и попал в академию.
Допрос был… тупым? Другого слова на ум и не пришло бы, чтобы адекватно описать детские вопросы из «Доры-путешественницы». Не хватало в конце фразы: «Жулик, не воруй» – для полного погружения в атмосферу.
«Где вы были в то время, когда был найден труп Эрика Лайне?»
«Видели ли вы убийцу?»
«Подозреваете ли вы кого-то из друзей?»
«Давайте представим, что убийца вы. Воспользовались ли вы своим даром? Или же вам больше нравится холодное оружие?»
«Нарисуйте символ, который изображен на груди жертвы».
Ответы на вопросы сраный Блэйд даже не записывал. Он не смотрел в глаза. Не сверялся с другими данными. Не проверял, лжет ли студент или говорит правду. Он не делал ни-хре-на. Лишь сидел на стуле, уставившись в пол. Поэтому Реджис сразу понял, что говорить ему можно любую чепуху, в которую детектив с легкостью поверит. Так делали почти все. Кроме напуганных Йонни и Амелии. Та вообще попросила приставить к ней охрану, чем очень повеселила всех вокруг.
Хиггинс больше не приезжал в академию. Побыв в ней пару дней, он заверил всех, что убийств больше не повторится, ведь мистер Янсен непременно найдет убийцу, а отец Робинс отмолит все грехи и освятит стены оскверненного самим дьяволом собора.
– Ты пойдешь исповедоваться? – спросил Реджиса Ноа за завтраком. – Там уже очередь выстроилась к этому Саруману в рясе.
– А ты пойдешь? – ответил вопросом на вопрос Реджис.
– Если я соберусь поведать ему обо всех своих грехах, то мы засядем в этой будке на долгие месяцы, если не годы. Не нужно ему знать такое. Он и так уже седой весь.
Реджис улыбнулся.
– Так что насчет тебя?
– Мне исповедь не поможет, Ноа. Никто мне уже не поможет.
Наконец-то эта ужасная неделя подошла к концу. Допросы закончились вчера вечером, как и терпение студентов школы. Ну ладно, Эбель не привыкла отвечать за всех, поэтому терпение закончилось только у нее. Она устала сидеть в четырех стенах и ждать, когда же мужчина, которого Соль сторонилась, наконец поговорит со всеми исключительными и найдет убийцу, чудом затихшего на всю эту неделю.
– Он очень страшный, – сказала Соль, пытаясь подготовить Эбель к походу на допрос.
Она была единственной, кто еще не встречался с мистером Янсеном, и последней, кто мог бы помочь найти преступника.
– Почему ты боишься его?
– Ну, меня пугают мужчины в плащах, которые вламываются ночью в мотель, побеждают твою вторую личность в зеркале и забирают в академию, завязав глаза.
– Как он нашел тебя? – Эбель перебирала в шкатулке все чокеры Соль.
Жесть как их было много… Как они вообще поместились в эту маленькую обитую стразами коробочку?
– Говорят, у него дар чуять новых скур. Вот и меня он почуял, когда я была здесь проездом. И Ноа он забрал так же. Только у Ноа дар появился в детстве, и мать увезла его в Канаду на долгие годы. А когда вернула старшему брату, мистер Янсен забрал его. Спроси любого. Каждый попал сюда именно так.
Соль сидела на кровати, обнимая подушку. Тимо был рядом и внимательно слушал.
– Хочешь сказать, нас так мало? – Эбель примерила черный чокер из бисера. – Ну, в смысле, скур.
– Не знаю. Может, больше. Может, детей увозят в специальный детский сад, а стариков в какой-нибудь волшебный дом престарелых. Никто об этом не знает, как и о нашей академии.
– А как же скуры в Санди? Те маньяки, которых постоянно ловят копы.